Коллектив авторов - Живая вода времени (сборник)
– Дотащишь?.. Ну, давай, фартовый!
Метров пятьдесят, напрягая жилы, он еще тащил мешки-пакеты по безлюдному переулку. Но выдохся возле притулившейся к забору хрущобы. Недолго думая, побросав покупки «на авось», зашел в подъезд. Потом в другой. Вот то, что надо! Вскоре загрузил в детские санки свои мешки и споро двинулся в путь.
Он торопился домой. Потеряв настоящую семью, он теперь создал свою, за которую думал и решал, которую кормил и воспитывал. Он мнил себя главой семьи, большой, дружной и сильной семьи, где каждый за всех и все за одного, а он в ответе за всех.
Остановился. Порылся в пакетах, выудив оттуда бутылку и сигареты. Прикурил и тут же сделал несколько обжигающих глотков из горлышка, глубоко затянулся на закусь. Через мгновение повело.
Повод сегодня был. И не из-за того, что выжил, нет. К тому Джохар уже привык. И куш здесь ни причем – бывали и покруче. Главное что уходил этот проклятый год. тринадцатый год его жизни. Джохар был суеверен и мечтал быстрее разменять «чертову дюжину».
Щелчком указательного пальца он привычно отбросил в сторону дымящийся «бычок». Санки легко побежали за ним.
Джохар торопился удивить и порадовать своих и вместе с ними отметить свои четырнадцать лет.
Там, в подвале старого заброшенного особняка, где пол с подогревом от проходившей под ним теплотрассы, его ждала малышня с Урала. Петька, Юрка и Роберт, наверное, пригорюнились уже вокруг Верки. «Интеллигенточка» из Питера, самая старшая среди всей братвы, по привычке, голосом отгоняет тревогу. И только молчаливый Игорек Тираспольский, наверное, «ломится на «Моменте», развалившись на горячей крышке люка. Иногда он снимает с головы целлофановый пакет, смотрит по сторонам выпученными красными, ничего не видящими глазами, подхихикивая. Он сейчас обалдеет. Все обалдеют! Всю ночь пировать будем!
Вот она – родная дыра в заборе! Он уже почти дома.
Но что это? Что?! Сквозь деревянный скелет открывалась удивительная картина. На залитом светом многочисленных фар дворе дома суетились люди. Их силуэты то появлялись, то исчезали в клубах пара, что валил из подвала. Две машины «скорой», включив иллюминацию, умчались в ночь.
Вмиг отрезвев, Джохар понял: случилось страшное. Этот трижды проклятый год, тринадцатый год его жизни, никак не хотел отпускать.
Опомнился, когда услышал рядом похрустывание снега под чьими-то тяжелыми шагами. Метнулся в тень, рывком вытянул санки.
В дыре появился мужик-пижамник из соседнего дома.
Джохар сделал шаг на свет:
– Дяденька! Что там?
– А ты откуда пацан взялся?! Не оттуда? – он кивнул в сторону заведенных машин. – Беда там. Обварились все. Трубы прорвало. Кипяток. Девка спасала. Так насмерть. Остальных увезли. Так ты оттуда?
– Не-е-ет. – еле смог выдохнуть из себя Джохар.
Инстинкт самосохранения
Что за сила пробудила ее среди ночи, вышвырнула из постели, заставила мчаться в аэропорт? Татьяна не узнавала себя – нечто подобное чувству звериного гона подчиняло ее волю бессознательному стремлению домой, в Москву. Привычка к жесткой отработке графика репетиций и выступлений давно застраховала ее от неожиданностей. За двадцать лет гастрольных мытарств она так и не научилась терпению транзитного пассажира и постояльца заштатных гостиниц. Теперь каждое новое предложение встречала в штыки, соглашаясь только на хорошо спланированные гастроли, степенно вживаясь в роскошь дорогого номера, негу курортного пляжа, респектабельную нарядность вечерних моционов. И, вдруг, сорвав программу, она мчалась в душный город, хватая случайный билет, продираясь сквозь толпу, вскакивая в отходящий в аэропорт автобус, едва успевая на самолет – скорее домой, домой! К себе домой! От этой лощеной стандартной гостиничной обстановки в свое огромное кресло, на свой пушистый ковер, в теплоту любимых мягких тапочек, в свой просторный халат.
Сначала Татьяна была уверена, что решила это давно. Что ж тут такого? Она все подгадала, как когда-то со свадьбой. Сегодня их годовщина и ее день рождения! И они отметят этот двойной праздник по традиции втроем – с мужем и сыном. Она испечет свой фирменный «Наполеон». Ребята всегда его уплетают за обе щеки. И сделает салат обязательно из печени трески.
Но что-то мешало ощутить радость возвращения. Уверенность таяла под нарастающим ожиданием беды, причина которой. Причина? Вчера. На фестивале! Но не из-за девчонки же этой! Сколько их. Так и дышат в затылок! У одной голос, у другой фигура! А у кого из них характер, чтобы бороться, как боролась она?! Эстрада – ипподром, только круги – по спирали. И чем выше, тем больше надо работать. локтями. И никто, никто не протягивает руку, а ногу норовит подставить каждый. Что голос, фигура? Выживает, как в любом деле – характер. Что они знают об этой борьбе? Да и хотят ли знать? Нет, они обречены! Обречена. Вот запала девчонка в душу! Татьяна в голос спросила себя: «Все-таки, почему я проголосовала против? Одна из всего жюри?»
Таксист растерянно взглянул на Татьяну, она незаметно сменила напряженную позу.
Черт ее дернул согласиться возглавить жюри! Впрочем, она только высказала, что думает. Но она так не думает! Девчонка была лучшей. Это понятно. В ней есть зерно. Талантлива. Впрочем, талант – это труд, лучше сказать – даровита. И все-таки, почему она в последнюю минуту вместо «да» сказала «нет»? Неужели испугалась? Верно. Ошибки быть не может. А девчонка даже не расстроилась. Взгляд уверенный, спокойный – это уже характер. Характер! Тем лучше. Такая чем позднее появится. Но не из-за девчонки же все это?
Вот и приехала. Дома! Да, она давно уже называла московскую, а не родную киевскую квартиру, домом.
Всякий раз Татьяна с особым чувством переступала порог своего подъезда и замирала, переводя дух. Ласково проводила рукой по стенам старого парадного, ощущая их прохладу, их шершавую близость. Потом, не вызывая грохочущий лифт, медленно поднималась по высокой крутой лестнице на четвертый этаж, бросала взгляд на дверь и робко нажимала кнопку звонка. Дверь обычно открыть было некому, и она долго шарила рукой в большой дорожной сумке в поисках ключа. Но сегодня все должно быть иначе! Сегодня ее день рождения и годовщина их свадьбы – Виталий должен быть дома.
Зажмурив глаза, нажала кнопку звонка.
Действительно, дверь быстро распахнулась, и в рассеянном полумраке проема Татьяна увидела широко раскрытые глаза с остатками вчерашней косметики на бледном, заспанном лице молодой женщины. Удивление пришло потом, когда Татьяна рассмотрела свой домашний халат и любимые тапочки, отороченные рыжим мехом, на незнакомке.
Кто это?! Родственница, знакомая? А может, подружка сына? Для Алешки старовата. Татьяна, теряясь в догадках, стояла на пороге своей квартиры, прислушиваясь больше к сердцу, чем к мыслям. Сердце-вещун противно заныло сейчас, предсказывая опять что-то неприятное, ненужное ей, но уже неминуемое в своей страшной разрушительной откровенности. В этот момент она почувствовала себя незваным гостем, нарушившим покой хозяев. Захотелось немедленно перенестись обратно в сочинскую гостиницу, а сюда приехать через положенные два дня, открыть ключом дверь в пустую квартиру и привычно распластаться в кресле, осмотреться. Ну, нет, чепуха! Она родственница или соседка. Татьяна поверила бы сейчас во что угодно, только не в то страшное, что твердило ей сердце.
– Вы Таня? – спросил ее низкий волевой голос, совсем не вязавшийся с этим юным созданием. – Здравствуйте. Так неожиданно все. Мы с Виталием вас не ждали сегодня. Мы. Вы проходите.
Они с Виталием? Причем тут Виталий? Причем здесь ее муж и эта девочка? Какая между ними связь?
Татьяна криво улыбнулась этому слову – «связь», которое могло оказаться к месту, но тут же прогнала прочь черную мысль.
– Ну, входите же! – приказал все тот же голос.
– А где Виталий?
– Он внизу, что-то там с машиной. Странно, почему вы не встретились. А впрочем, это к лучшему. Он все собирался, да никак, – загадочно пояснила незнакомка, привычным движением поворачивая ручку замка в двери. – Меня зовут Света. Это хорошо, что его сейчас нет. Он все собирался.
Света взяла с зеркальной тумбочки сигареты и пошла в комнату.
– Курите? – и, не дожидаясь ответа, закурила, глубоко затянулась и долго выпускала дым. Татьяна опустилась в кресло и тоже машинально закурила, закашлялась и принялась тщательно тушить сигарету в пепельнице.
– Это хорошо, что его нет, – продолжала Света. И после короткой паузы вдруг твердо произнесла: – Он любит меня. Я тоже его люблю. Это уже давно, с позапрошлой весны. Мы вместе копали тогда сарматские курганы. Виталий жалел вас и не говорил, но так продолжаться долго не могло, вы понимаете. – Она на мгновение замолчала, нервно прикусив нижнюю губу. – Вы разные с ним люди, а нас многое объединяет: вместе работаем, вместе почти каждый день. Он переедет ко мне. У меня квартира. Вы, конечно, сами после сегодняшнего.
