Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Песни.1971–1980

Михаилу Шемякину

Как засмотрится мне нынче, как задышится?!Воздух крут перед грозой, крут да вязок.Что споется мне сегодня, что услышится?Птицы вещие поют – да все из сказок.

Птица Сирин мне радостно скалится —Веселит, зазывает из гнезд,А напротив – тоскует-печалится,Травит душу чудной Алконост.

Словно семь заветных струнЗазвенели в свой черед —Это птица ГамаюнНадежду подает!

В синем небе, колокольнями проколотом, —Медный колокол, медный колокол —То ль возрадовался, то ли осерчал…Купола в России кроют чистым золотом —Чтобы чаще Господь замечал.

Я стою, как перед вечною загадкою,Пред великою да сказочной страною —Перед солоно– да горько-кисло-сладкою,Голубою, родниковою, ржаною.

Грязью чавкая жирной да ржавою,Вязнут лошади по стремена,Но влекут меня сонной державою,Что раскисла, опухла от сна.Словно семь богатых лунНа пути моем встает —То мне птица ГамаюнНадежду подает!

Душу, сбитую утратами да тратами,Душу, стертую перекатами, —Если до крови лоскут истончал, —Залатаю золотыми я заплатами —Чтобы чаще Господь замечал!

Я был и слаб, и уязвим.Дрожал всем существом своим,Кровоточил своим больнымИстерзанным нутром, —И, словно в пошлом попурри,Огромный лоб возник в двериИ озарился изнутриЗдоровым недобром.

И властно дернулась рука:«Лежать лицом к стене!» —И вот мне стали мять бокаНа липком топчане.

А самый главный – сел за стол,Вздохнул осатанелоИ что-то на меня завел,Похожее на «дело».

Вот в пальцах цепких и худыхСмешно задергался кадык,Нажали в пах, потом – под дых,На печень-бедолагу, —Когда давили под ребро —Как ёкало мое нутро!И кровью харкало пероВ невинную бумагу.

В полубреду, в полупылуРазделся донага, —В углу готовила иглуНестарая карга, —

И от корней волос до пятПо телу ужас плелся:А вдруг уколом усыпят,Чтоб сонный раскололся?!

Он, потрудясь над животом,Сдавил мне череп, а потомПредплечье мне стянул жгутомИ крови ток прервал, —Я было взвизгнул, но замолк, —Сухие губы на замок, —А он кряхтел, кривился, мок,Писал и ликовал.

Он в раж вошел – знакомый раж, —Но я как заору:«Чего строчишь? А ну покажьСекретную муру!..»

Подручный – бывший психопат —Вязал мои запястья, —Тускнели, выложившись в ряд,Орудия пристрастья.

Я терт и бит, и нравом крут,Могу – вразнос, могу – враскрут, —Но тут смирят, но тут уймут —Я никну и скучаю.Лежу я голый как сокол,А главный – шмыг да шмыг за стол —Все что-то пишет в протокол,Хоть я не отвечаю.

Нет, надо силы поберечь,А то уже устал, —Ведь скоро пятки станут жечь,Чтоб я захохотал.

Держусь на нерве, начеку,Но чувствую отвратно, —Мне в горло всунули кишку —Я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят —По мне елозят, егозят,Всё вызнать, выведать хотят,Всё пробуют на ощупь, —Тут не пройдут и пять минут,Как душу вынут, изомнут,Всю испоганят, изорвут,Ужмут и прополощут.

«Дыши, дыши поглубже ртом!Да выдохни, – умрешь!»«У вас тут выдохни – потомНавряд ли и вздохнешь!»

Во весь свой пересохший ротЯ скалюсь: «Ну, порядки!У вас, ребятки, не пройдетИграть со мною в прятки!»

Убрали свет и дали газ,Доска какая-то зажглась, —И гноем брызнуло из глаз,И булькнула трахея.Он стервенел, входил в экстаз,Приволокли зачем-то таз…Я видел это как-то раз —Фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спиныИ делают укол…«Колите, сукины сыны,Но дайте протокол!»

Я даже на колени встал,Я к тазу лбом прижался;Я требовал и угрожал,Молил и унижался.

Но туже затянули жгут,Вон вижу я – спиртовку жгут,Все рыжую чертовку ждутС волосяным кнутом.Где-где, а тут свое возьмут!А я гадаю, старый шут:Когда же раскаленный прут —Сейчас или потом?

Шабаш калился и лысел,Пот лился горячо, —Раздался звон – и ворон селНа белое плечо.

И ворон крикнул: «Nevermore!» —Проворен он и прыток, —Напоминает: прямо в моргВыходит зал для пыток.

Я слабо подымаю хвост,Хотя для них я глуп и прост:«Эй! За пристрастный ваш допросПридется отвечать!Вы, как вас там по именам, —Вернулись к старым временам!Но протокол допроса намОбязаны давать!»

И я через плечо кошуНа писанину ту:«Я это вам не подпишу,Покуда не прочту!»

Мне чья-то желтая спинаОтветила бесстрастно:«А ваша подпись не нужна —Нам без нее все ясно».

«Сестренка, милая, не трусь —Я не смолчу, я не утрусь,От протокола отопрусьПри встрече с адвокатом!Я ничего им не сказал,Ни на кого не показал, —Скажите всем, кого я знал:Я им остался братом!»

Он молвил, подведя черту:Читай, мол, и остынь!Я впился в писанину ту,А там – одна латынь…

В глазах – круги, в мозгу – нули, —Проклятый страх, исчезни:Они же просто завелиИсторию болезни!

На стене висели в рамках бородатые мужчины —Все в очечках на цепочках, по-народному – в пенсне, —Все они открыли что-то, все придумали вакцины,Так что если я не умер – это все по их вине.

Мне сказали: «Вы больны», —И меня заколотило,Но сердечное светилоУлыбнулось со стены, —

Здесь не камера – палата,Здесь не нары, а скамья,Не подследственный, ребята,А исследуемый я!

И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то, —Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!Мне приятен Склифосовский, основатель института,Мне знаком товарищ Боткин – он желтуху изобрел.

В положении моемЛишь чудак права качает:Доктор, если осерчает,Так упрячет в «желтый дом».

Все зависит в доме ономОт тебя от самого:Хочешь – можешь стать Буденным,Хочешь – лошадью его!

У меня мозги за разум не заходят – верьте слову, —Задаю вопрос с намеком, то есть лезу на скандал:«Если б Кащенко, к примеру, лег лечиться к Пирогову —Пирогов бы без причины резать Кащенку не стал…»

Доктор мой не лыком шит —Он хитер и осторожен:«Да, вы правы, но возможенХод обратный», – говорит.

Вот палата на пять коек,Вот профессор входит в дверь —Тычет пальцем: «Параноик», —И пойди его проверь!

Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку —Я за вами, дорогие, как за каменной стеной:На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку, —Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!

Род мой крепкий – весь в меня, —Правда, прадед был незрячий;Шурин мой – белогорячий,Но ведь шурин – не родня!

«Доктор, мы здесь с глазу на глаз —Отвечай же мне, будь скор:Или будет мне диагноз,Или будет приговор?»

И врачи, и санитары, и светила все смутились,Заоконное светило закатилось за спиной,И очечки на цепочке как бы влагою покрылись,У отца желтухи щечки вдруг покрылись белизной.

И нависло остриё,И поежилась бумага, —Доктор действовал во благо,Жалко – благо не мое, —

Но не лист перо стальное —Грудь пронзило как стилет:Мой диагноз – паранойя,Это значит – пара лет!

Вдруг словно канули во мракПортреты и врачи,Жар от меня струился, какОт доменной печи.

Я злую ловкость ощутил —Пошел как на таран, —И фельдшер еле защитилРентгеновский экран.

И – горлом кровь, и не уймешь —Залью хоть всю Россию, —И – крик: «На стол его, под нож!Наркоз! Анестезию!»

Мне обложили шею льдом —Спешат, рубаху рвут, —Я ухмыляюсь красным ртом,Как на манеже шут.

Я сам кричу себе: «Трави! —И напрягаю грудь. —В твоей запекшейся кровиУвязнет кто-нибудь!»Я б мог, когда б не глаз да глаз,Всю землю окровавить, —Жаль, что успели медный тазНе вовремя подставить!

Уже я свой не слышу крик,Не узнаю сестру, —Вот сладкий газ в меня проник,Как водка поутру.

Цветастый саван скрыл и зал,И лица докторов, —Но я им все же доказал,Что умственно здоров!

Слабею, дергаюсь и вновьТравлю, – но иглы вводятИ льют искусственную кровь —Та горлом не выходит.

«Хирург, пока не взял наркоз,Ты голову нагни, —Я важных слов не произнес —Послушай, вот они.

Взрезайте с богом, помолясь,Тем более бойчей,Что эти строки не про вас,А про других врачей!..

Я лег на сгибе бытия,На полдороге к бездне, —И вся история мояИстория болезни.

Я был здоров – здоров как бык,Как целых два быка, —Любому встречному в час пикЯ мог намять бока.

Идешь, бывало, и поешь,Общаешься с людьми,И вдруг – на стол тебя, под нож, —Допелся, черт возьми!..»

«Не огорчайтесь, милый друг, —Врач стал чуть-чуть любезней. —Почти у всех людей вокруг —История болезни.

Все человечество давноХронически больно —Со дня творения оноБолеть обречено.

Сам первый человек хандрил —Он только это скрыл, —Да и создатель болен был,Когда наш мир творил.

Вы огорчаться не должныДля вас покой полезней, —Ведь вся история страны —История болезни.

У человечества всего —То колики, то рези, —И вся история его —История болезни.

Живет больное всё бодрей,Всё злей и бесполезней —И наслаждается своейИсторией болезни…»

Лихие пролетарии,Закушав водку килечкой,Спешат в свои подполияНалаживать борьбу, —А я лежу в гербарии,К доске пришпилен шпилечкой,И пальцами до боли яПо дереву скребу.

Корячусь я на гвоздике,Но не меняю позы.Кругом – жуки-навозникиИ мелкие стрекозы, —По детству мне знакомые —Ловил я их, копал,Давил, – но в насекомыеЯ сам теперь попал.

Под всеми экспонатами —Эмалевые планочки, —Всё строго по-научному —Указан класс и вид…Я с этими ребятамиЛежал в стеклянной баночке,Дрались мы, – это к лучшему:Узнал, кто ядовит.

Я представляю мысленноСебя в большой постели, —Но подо мной написано:«Невиданный доселе»…Я гомо был читающий,Я сапиенсом был,Мой класс – млекопитающий,А вид… уже забыл.

В лицо ль мне дуло, в спину ли,В бушлате или в робе я —Тянулся, кровью крашенный,Как звали, к шалашу, —И на тебе – задвинулиВ наглядные пособия, —Я злой и ошарашенныйНа стеночке вишу.

Оформлен как на выданье,Стыжусь как ученица, —Жужжат шмели солидные,Что надо подчиниться,А бабочки хихикаютНа странный экспонат,Сороконожки хмыкаютИ куколки язвят.

Ко мне с опаской движутсяМои собратья прежние —Двуногие, разумные, —Два пишут – три в уме.Они пропишут ижицу —Глаза у них не нежные, —Один брезгливо ткнул в меняИ вывел резюме:

«Итак, с ним не налаженыКонтакты, и не ждем их, —Вот потому он, гражданы,Лежит у насекомых.Мышленье в ём не развито,И вечно с ним ЧП, —А здесь он может разве чтоВертеться на пупе».

Берут они не круто ли?! —Меня нашли не во поле!Ошибка это глупая —Увидится изъян, —Накажут тех, кто спутали,Заставят, чтоб откнопили, —И попаду в подгруппу яХотя бы обезьян.

Нет, не ошибка – акцияСвершилась надо мною, —Чтоб начал пресмыкаться яВниз пузом, вверх спиною, —Вот и лежу, расхристанный,Разыгранный вничью,Намеренно причисленныйК ползучему жучью.

Червяк со мной не кланится,А оводы со слепнямиПитают отвращениеК навозной голытьбе, —Чванливые созданьицаДовольствуются сплетнями, —А мне нужны общенияС подобными себе!

Пригрел сверчка-дистрофика —Блоха сболтнула, гнида —И глядь – два тертых клопикаИз третьего подвида, —Сверчок полузадушенныйВполсилы свиристел,Но за покой нарушенныйНа два гвоздочка сел.

А может, все провертитсяИ соусом приправится…В конце концов, ведь досочка —Не плаха, говорят, —Все слюбится да стерпится:Мне даже стали нравитьсяМолоденькая осочкаИ кокон-шелкопряд.

Да, мне приятно с осами —От них не пахнет псиной,Средь них бывают особиИ с талией осиной.И кстати, вдруг из коконовРодится что-нибудьТакое, что из локоновИ что имеет грудь…

Паук на мозг мой зарится.Клопы кишат – нет роздыха,Невестой хороводитсяКрасавица оса…Пусть что-нибудь заварится,А там – хоть на три гвоздика, —А с трех гвоздей, как водится,Дорога – в небеса.

В мозгу моем нахмуренномСтрах льется по морщинам:Мне будет шершень шурином —А что мне будет сыном?Я не желаю, право же,Чтоб трутень был мне тесть!Пора уже, пора ужеНапрячься и воскресть!

Когда в живых нас тыкалиБулавочками колкими —Махали пчелы крыльями,Пищали муравьи, —Мы вместе горе мыкали —Все проткнуты иголками, —Забудем же, кем были мы,Товарищи мои!

Заносчивый немного я,Но – в горле горечь комом:Поймите, я, двуногое,Попало к насекомым!Но кто спасет нас, выручит,Кто снимет нас с доски?!За мною – прочь со шпилечек,Сограждане жуки!

И, как всегда в истории,Мы разом спины выгнули. —Хоть осы и гундосили,Но кто силен, тот прав, —Мы с нашей территорииКлопов сначала выгналиИ паучишек сбросилиЗа старый книжный шкаф.

Скандал потом уляжется.Зато у нас все дома,И поживают, кажется,Вполне не насекомо.А я – я тешусь ванночкойБез всяких там обид…Жаль, над моею планочкойДругой уже прибит.

Наши помехи эпохе под стать,Все наши страхи причинны.Очень собаки нам стали мешать —Эти бездомные псины.

Бред, говоришь… Но – судить потерпи, —Не обойдешься без бредней.Что говорить – на надежной цепиПес несравненно безвредней.

Право, с ума посходили не все —Это не бредни, не басни:Если хороший ошейник на псе —Это и псу безопасней.

Едешь хозяином ты вдоль земли —Скажем, в Великие Луки, —А под колеса снуют кобели,И попадаются суки.

Их на дороге размазавши в слизь,Что вы за чушь создадите?Вы поощряете сюрреализм,Милый товарищ водитель.

Дрожь проберет от такого пятна!Дворников следом когортыБудут весь день соскребать с полотнаМрачные те натюрморты.

Пса без намордника чуть раздразни, —Он только челюстью лязгни! —Вот и кончай свои грешные дниВ приступе водобоязни.

Не напасутся и тоненьких свечЗа упокой наши дьяки…Все же намордник – прекрасная вещь, —Ежели он на собаке!

Мы и собаки – легли на весы!Всем нам спокойствия нету,Если бездомные шалые псыБродят свободно по свету.

И кругозор крайне узок у вас,Если вас цирк не пленяет, —Пляшут собачки под музыку вальс —Прямо слеза прошибает!

Или – ступают, вселяя испуг,Страшные пасти раззявив, —Будто у них даже больше заслуг,Нежели чем у хозяев.

Этих собак не заманишь во двор —Им отдохнуть бы, поспать бы, —Стыд просто им и семейный позор —Эти собачие свадьбы.

Или – на выставке псы, например,Даже хватают медали, —Пусть не за доблесть, а за экстерьер,Но награждают – беда ли?

Эти хозяева славно живут,Не получая получку, —Слышал, огромные деньги гребутЗа… извините – за случку.

Значит, к чему это я говорю, —Что мне, седому, неймется?Очень я, граждане, благодарюВсех, кто решили бороться!

Вон, притаившись в ночные часы,Из подворотен укромныхЛают в свое удовольствие псы —Не приручить их, никчемных.

Надо с бездомностью этой кончать,С неприручённостью – тоже.Слава же собаколовам! Качать!..Боже! Прости меня, боже!..

Некуда деться бездомному псу?Места не хватит собакам?…Это – при том, что мы строим вовсю,С невероятным размахом?!

Жил я славно в первой третиДвадцать лет на белом свете —по учению,Жил безбедно и при деле,Плыл, куда глаза глядели, —по течению.

Заскрипит ли в повороте.Затрещит в водовороте —я не слушаю.То разуюсь, то обуюсь,На себя в воде любуюсь —брагу кушаю.

И пока я наслаждался,Пал туман и оказалсяв гиблом месте я, —И огромная старухаХохотнула прямо в ухо,злая бестия.

Я кричу, – не слышу крика,Не вяжу от страха лыка,вижу плохо я,На ветру меня качает…«Кто здесь?» Слышу – отвечает:«Я, Нелегкая!

Брось креститься, причитая, —Не спасет тебя святаяБогородица:Кто рули да весла бросит,Тех Нелегкая заносит —так уж водится!»

И с одышкой, ожиреньемЛомит, тварь, по пням, кореньямтяжкой поступью.Я впотьмах ищу дорогу,Но уж брагу понемногу —только по сту пью.

Вдруг навстречу мне – живаяКолченогая Кривая —морда хитрая:«Не горюй, – кричит, – болезный,Горемыка мой нетрезвый, —слезы вытру я!»

Взвыл я, ворот разрывая:«Вывози меня, Кривая, —я на привязи!Мне плевать, что кривобока,Криворука, кровоока, —только вывези!»

Влез на горб к ней с перепугу, —Но Кривая шла по кругу —ноги разные.Падал я и полз на брюхе —И хихикали старухибезобразные.

Не до жиру – быть бы жúвым, —Много горя над обрывом,а в обрыве – зла.«Слышь, Кривая, четверть ставлю —Кривизну твою исправлю,раз не вывезла!

Ты, Нелегкая, маманя!Хочешь истины в стакане —на лечение?Тяжело же столько весить,А хлебнешь стаканов десять —облегчение!».

И припали две старухиКо бутыли медовухи —пьянь с ханыгою, —Я пока за кочки прячусь,К бережку тихонько пячусь —с кручи прыгаю.

Огляделся – лодка рядом, —А за мною по корягам,дико охая,Припустились, подвывая,Две судьбы мои – Криваяда Нелегкая.

Греб до умопомраченья,Правил против ли теченья,на стремнину ли, —А Нелегкая с КривоюОт досады, с перепоютам и сгинули!

Куда ни втисну душу я, куда себя ни дену,За мною пес – Судьба моя, беспомощна, больна, —Я гнал ее каменьями, но жмется пес к колену —Глядит, глаза навыкате, и с языка – слюна.

Морока мне с нею —Я оком грустнею,Я ликом тускнеюИ чревом урчу,Нутром коченею,А горлом немею, —И жить не умею,И петь не хочу!

Должно быть, старею, —Пойти к палачу…Пусть вздернет на рею,А я заплачу.

Я зарекался столько раз, что на Судьбу я плюну,Но жаль ее, голодную, – ласкается, дрожит, —Я стал тогда из жалости подкармливать Фортуну —Она, когда насытится, всегда подолгу спит.

Тогда я гуляю,Петляю, вихляю,Я ваньку валяюИ небо копчу.Но пса охраняю,Сам вою, сам лаю —О чем пожелаю,Когда захочу.

Нет, не постарею —Пойду к палачу, —Пусть вздернет скорее,А я приплачу.

Бывают дни, я голову в такое пекло всуну,Что и Судьба попятится, испуганна, бледна, —Я как-то влил стакан вина для храбрости в Фортуну —С тех пор ни дня без стакана, еще ворчит она:

«Закуски – ни корки!Мол, я бы в Нью-ЙоркеХодила бы в норке,Носила б парчу!..»Я ноги – в опорки,Судьбу – на закорки, —И в гору и с горкиПьянчугу влачу.

Когда постарею,Пойду к палачу, —Пусть вздернет на рею,А я заплачу.

Однажды пере-перелил Судьбе я ненароком —Пошла, родимая, вразнос и изменила лик, —Хамила, безобразила и обернулась Роком, —И, сзади прыгнув на меня, схватила за кадык.

Мне тяжко под нею,Гляди – я синею,Уже сатанею,Кричу на бегу:«Не надо за шею!Не надо за шею!Не надо за шею, —Я петь не смогу!»

Судьбу, коль сумею,Снесу к палачу —Пусть вздернет на рею,А я заплачу!

Этот день будет первым всегда и везде —Пробил час, долгожданный серебряный час:Мы ушли по весенней высокой воде,Обещанием помнить и ждать заручась.

По горячим следам мореходов живых и экранных,Что пробили нам курс через рифы, туманы и льды,Мы под парусом белым идем с океаном на равныхЛишь в упряжке ветров – не терзая винтами воды.

Впереди – чудеса неземные!А земле, чтобы ждать веселей,Будем честно мы слать позывные —Эту вечную дань кораблей.

Говорят, будто парусу реквием спет,Черный бриг за пиратство в музей заточен,Бросил якорь в историю стройный корвет,Многотрубные увальни вышли в почет.

Но весь род моряков – сколько есть – до седьмого коленаБудет помнить о тех, кто ходил на накале страстей.И текла за кормой добела раскаленная пена,И щадила судьба непутевых своих сыновей.

Впереди – чудеса неземные!А земле, чтобы ждать веселей,Будем честно мы слать позывные —Эту вечную дань кораблей.

Материк безымянный не встретим вдали,Островам не присвоим названий своих —Все открытые земли давно нареклиИменами великих людей и святых.

Расхватали открытья – мы ложных иллюзий не строим, —Но стекает вода с якорей, как живая вода.Повезет – и тогда мы в себе эти земли откроем, —И на берег сойдем – и останемся там навсегда.

Не смыкайте же век, рулевые, —Вдруг расщедрится серая мгла —На «Летучем Голландце» впервыеЗапалят ради нас факела!

Впереди – чудеса неземные!А земле, чтобы ждать веселей,Будем честно мы слать позывные —Эту вечную дань кораблей.

Вы в огне да и в море вовеки не сыщете брода, —Мы не ждали его – не за легкой добычей пошли.Провожая закат, мы живем ожиданьем восходаИ, влюбленные в море, живем ожиданьем земли.

Помнишь детские сны о походах Великой Армады,Абордажи, бои, паруса – и под ложечкой ком?…Все сбылось: «Становись! Становись!» —раздаются команды, —Это требует море – скорей становись моряком!

Наверху, впереди – злее ветры, багровее зори, —Правда, сверху видней, впереди же – исход и земля.Вы матросские робы, кровавые ваши мозолиНе забудьте, ребята, когда-то надев кителя!

По сигналу «Пошел!» оживают продрогшие реи,Горизонт опрокинулся, мачты упали ничком.Становись, становись, становись человеком скорее, —Это значит на море – скорей становись моряком!

Поднимаемся к небу по вантам, как будто по вехам, —Там и ветер живой – он кричит, а не шепчет тайком:Становись, становись, становись, становись человеком! —Это значит на море – скорей становись моряком!

Чтоб отсутствием долгим вас близкие не попрекали,Не грубейте душой и не будьте покорны судьбе, —Оставайтесь, ребята, людьми, становясь моряками;Становясь капитаном – храните матроса в себе!

Мы говорим не «штормы», а «шторма» —Слова выходят коротки и смачны:«Ветра» – не «ветры» – сводят нас с ума,Из палуб выкорчевывая мачты.

Мы на приметы наложили вето —Мы чтим чутье компáсов и носов.Упругие тугие мышцы ветраНатягивают кожу парусов.

На чаше звездных – подлинных – ВесовСедой Нептун судьбу решает нашу,И стая псов, голодных Гончих Псов,Надсадно воя, гонит нас на Чашу.

Мы – призрак легендарного корвета,Качаемся в созвездии Весов.И словно заострились струи ветра —И вспарывают кожу парусов.

По курсу – тень другого корабля,Он шел – и в штормы хода не снижая.Глядите – вон болтается петляНа рее, по повешенным скучая!

С ним Провиденье поступило круто:Лишь вечный штиль – и прерван ход часов, —Попутный ветер словно бес попутал —Он больше не находит парусов.

Нам кажется, мы слышим чей-то зов —Таинственные четкие сигналы…Не жажда славы, гонок и призовБросает нас на гребни и на скалы.

Изведать то, чего не ведал сроду, —Глазами, ртом и кожей пить простор!..Кто в океане видит только воду —Тот на земле не замечает гор.

Пой, ураган, нам злые песни в уши,Под череп проникай и в мысли лезь,Лей звездный дождь, вселяя в наши душиЗемлей и морем вечную болезнь!

Заказана погода нам Удачею самой,Довольно футов нам под киль обещано,И небо поделилось с океаном синевой —Две синевы у горизонта скрещены.

Не правда ли, морской хмельной невиданный просторСродни горам в безумье, буйстве, кротости:Седые гривы волн чисты, как снег на пиках гор,И впадины меж ними – словно пропасти!

Служение стихиям не терпит суеты,К двум полюсам ведет меридиан.Благословенны вечные хребты,Благословен Великий океан!

Нам сам Великий случай – брат, Везение – сестра,Хотя – на всякий случай – мы встревожены.На суше пожелали нам ни пуха ни пера,Созвездья к нам прекрасно расположены.

Мы все – впередсмотрящие, все начали с азов,И если у кого-то невезение —Меняем курс, идем на SOS, как там, в горах, – на зов,На помощь, прерывая восхождение.

Служение стихиям не терпит суеты,К двум полюсам ведет меридиан.Благословенны вечные хребты,Благословен Великий океан!

Потери подсчитаем мы, когда пройдет гроза, —Не сединой, а солью убеленные, —Скупая океанская огромная слезаУмоет наши лица просветленные…

Взята вершина – клотики вонзились в небеса!С небес на землю – только на мгновение:Едва закончив рейс, мы поднимаем паруса —И снова начинаем восхождение.

Служение стихиям не терпит суеты,К двум полюсам ведет меридиан.Благословенны вечные хребты,Благословен Великий океан!

Вот послал Господь родителям сыночка:Люльку в лодку переделать велел, —Мореплаватель родился одиночка —Сам укачивал себя, сам болел…

Не по году он мужал – по денечку,И уже из колыбели дерзал:К мореплаванью готовясь в одиночку,Из пеленок паруса вырезал.

…Прямо по носу – глядите! – то ли бочка,То ли яхта, то ли плот, то ли – нет:Мореплаватель, простите, одиночкаПосылает нам мудреный привет!

Ой, ребята, не к добру проволочка!Сплюньте трижды все, кто на корабле:Мореплаватель на море одиночка —Вроде черного кота на земле!

«Вы откуда – отвечайте нам, и точка, —Не могли же вы свалиться с небес?!Мы читали, что какой-то одиночкаВ треугольнике Бермудском исчез…»

«Это утка, это бред – все до строчки! —И простите, если резок и груб, —Я там плавал, извините, в одиночку:Он совсем не треугольник, а – куб!

Были бедствия – посуда на кусочки!Била Бетси – ураган – все подряд, —Мореплаватели нынче – одиночки —Из летающих тарелок едят!..»

Вот добавил он в планктон кипяточку…Как орудует: хоть мал, да удал!Глядь – и ест деликатесы в одиночку, —А из нас – таких никто не едал.

И поведал он, что пьет он по глоточку,Чтоб ни капле не пропасть в бороде, —Мореплаватель, простите, в одиночкуФилософию развел на воде.

«Не искусственную ли оболочкуВы вокруг себя, мой друг, возвели?Мореплаванью, простите, в одиночкуНаше общество предпочли?»

Он ответил: «Вы попали прямо в точку!Жаль, на суше не пожать вам руки:В море плавая подолгу в одиночку,Я по вас затосковал, моряки!»

Мы, услыша что-нибудь, сразу – в строчку,Мы, завидя что-нибудь, – в негатив!Мореплавателя сняли, одиночку,В фотографию его превратив.

Ах, побольше б нам немного юморочку! —Поскучнели, отрешась от земли, —Мореплавателя – брата – одиночкуМы хотя бы как смогли развлекли!

Так поменьше им преград и отсрочек,И задорин на пути, и сучков!Жаль, что редко их встречаешь – одиночек, —Славных малых и таких чудаков!

Этот шум – не начало конца.Не повторная гибель Помпеи —Спор вели три великих глупца:Кто из них, из великих, глупее.

Первый выл: «Я физически глуп, —Руки вздел, словно вылез на клирос. —У меня даже мудрости зуб,Невзирая на возраст, не вырос!»

Но не приняли это в расчет —Даже умному эдак негоже:«Ах, подумаешь, зуб не растет!Так другое растет – ну и что же?…»

К синяку прижимая пятак,Встрял второй: «Полно вам, загалдели!Я – способен все видеть не так,Как оно существует на деле!»

«Эх, нашел чем хвалиться, простак, —Недостатком всего поколенья!..И к тому же все видеть не так —Доказательство слабого зренья!»

Третий был непреклонен и груб,Рвал лицо на себе, лез из платья:«Я – единственный подлинно глуп, —Ни про что не имею понятья».

Долго спорили – дни, месяца, —Но у всех аргументы убоги…И пошли три великих глупцаГлупым шагом по глупой дороге.

Вот и берег – дороге конец.Откатив на обочину бочку,В ней сидел величайший мудрец, —Мудрецам хорошо в одиночку.

Молвил он подступившим к нему:Дескать, знаю – зачем, кто такие, —Одного только я не пойму —Для чего это вам, дорогие!

Или, может, вам нечего есть,Или – мало друг дружку побили?Не кажитесь глупее, чем есть, —Оставайтесь такими, как были.

Стоит только не спорить о том,Кто главней, – уживетесь отлично, —Покуражьтесь еще, а потом —Так и быть – приходите вторично!..

Он залез в свою бочку с торца —Жутко умный, седой и лохматый…И ушли три великих глупца —Глупый, глупенький и глуповатый.

Удаляясь, ворчали в сердцах:«Стар мудрец – никакого сомненья!Мир стоит на великих глупцах, —Зря не выказал старый почтенья!»

Потревожат вторично его —Темной ночью попросят: «Вылазьте!»Все бы это еще ничего,Но глупцы – состояли при власти…

И у сказки бывает конец:Больше нет на обочине бочки —В «одиночку» отправлен мудрец.Хорошо ли ему в «одиночке»?

Булату Окуджаве