Саша Черный - Стихотворения

Один из них

Двухпудовые ботфорты,За спиной – мешок горбом,Ноги до крови натерты.За рекой – орудий гром…Наши серые когортыИсчезают за холмом.

Я наборщик из Рязани,Беспокойный человек.Там, на рынке, против бани,Жил соперник, пекарь-грек:Обольстил модистку Таню,Погубил меня навек…

Продал я пиджак и кольца,Всё равно ложиться в гроб!Зазвенели колокольцы,У ворот мелькнул сугроб…Записался в добровольцыИ попал ко вшам в окоп.

Исходил земные дали,Шинелёнка – как тряпье…Покурить бы хоть с печали,Да в кисете… Эх, житье!Пленным немцам на привалеПод Варшавой роздал всё.

Подсади, земляк, в повозку,Истомился, не дойти…Застучал приклад о доску,Сердце замерло в груди —Ветер рвет и гнет березку,Пыль кружится на пути.

За оврагом перепалка:Пули елочки стригут…Целовала, как русалка,А теперь – терзайся тут!Хочешь водки? Пей, не жалко!Завтра всё равно убьют.

Привал

У походной кухни лентой —Разбитная солдатня.Отогнув подол брезента,Кашевар поит коня…

В крышке гречневая каша,В котелке дымятся щи.Небо – синенькая чаша,Над лозой гудят хрущи.

Сдунешь к краю лист лавровый,Круглый перец сплюнешь вбок,Откроишь ломоть здоровый,Ешь и смотришь на восток.

Спать? Не клонит… Лучше к речке —Гимнастерку простирать.Солнце пышет, как из печки.За прудом темнеет гать.

Желтых тел густая каша,Копошась, гудит в воде…Ротный шут, ефрейтор Яша,Рака прячет в бороде.

А у рощицы тенистойСел четвертый взвод в кружок.Русской песней голосистойЗахлебнулся бережок.

Солнце выше, песня лише:«Таракан мой, таракан!»А басы ворчат всё тише:«Заполз Дуне в сарафан…»

В операционной

В коридоре длинный хвост носилок…Все глаза слились в тревожно-скорбныйвзгляд, —Там, за белой дверью, красный ад:Нож визжит по кости, как напилок, —Острый, жалкий и звериный крикВ сердце вдруг вонзается, как штык…За окном играет майский день.Хорошо б пожить на белом свете!Дома – поле, мать, жена и дети, —Всё темней на бледных лицах тень.А там, за дверью, костлявый хирург,Забрызганный кровью, словно пятнистой вуалью,Засучив рукава,Взрезает острою стальюЗловонное мясо…

Осколки костейДико и странно наружу торчат,Словно кричатОт боли.

У сестры дрожит подбородок,Чад хлороформа – как сладкая водка;На столе неподвижно желтеетНесчастное тело.Пскови́ч-санитар отвернулся,Голую ногу зажав неумело,И смотрит, как пьяный, на шкап…На полу безобразно алеетСвежим отрезом бедро.Полное крови и гноя ведро…За стеклами даль зеленеет,Чета голубейВоркует и ходит бочком вдоль карниза.Варшавское небо – прозрачная риза —Всё голубей…

Усталый хирургПодходит к окну, жадно дымит папироской,Вспоминает родной ПетербургИ хмуро трясет на лоб набежавшей прической:Каторжный труд!Как дрова, их сегодня несут,Несут и несут без конца…

Письмо от сына

Хорунжий[204] Львов принес листок,Измятый розовый клочок,И фыркнул: «Вот писака!»Среди листка кружок-пунктир,В кружке каракули: «Здесь мир»,А по бокам: «Здесь драка».

В кружке царила тишина:Сияло солнце и луна,Средь роз гуляли пары,А по бокам толпа чертей,Зигзаги огненных плетейИ желтые пожары.

Внизу, в полоске голубой:«Ты не ходи туда, где бой.Целую в глазки. Мишка».Вздохнул хорунжий, сплюнул вбокИ спрятал бережно листок:«Шесть лет. Чудак, мальчишка!..»

Легенда

Это было на Пасху, на самом рассвете:Над окопами таял туман.Сквозь бойницы темнели колючие сети,И качался засохший бурьян.

Воробьи распевали вдоль насыпи лихо.Жирным смрадом курился откос…Между нами и ими печально и тихоПроходил одинокий Христос.

Но никто не узнал, не поверил виденью:С криком вскинулись стаи ворон,Злые пули дождем над святою мишеньюЗасвистали с обеих сторон…

И растаял – исчез он над гранью оврага,Там, где солнечный плавился склон.Говорили одни: «Сумасшедший бродяга»,А другие: «Жидовский шпион»…

В штабе ночью

В этом доме сумасшедшихНадо быть хитрей лисы:Чуть осмыслишь, чуть очнешься —И соскочишь с полосы…Мертвым светом залит столик.За стеной храпит солдат.Полевые телефоныПод сурдинку верещат.На столе копна пакетов —Бухгалтерия войны:«Спешно», «В собственные руки»…Клоп гуляет вдоль стены.Сердце падает и пухнет,Алый шмель гудит в висках.Смерть, смеясь, к стеклу прильнула…Эй, держи себя в руках!Хриплый хохот сводит губы:Оборвать бы провода…Шашку в дверь! Пакеты в печку! —И к собакам – навсегда.Отошло… Забудь, не надо:С каждым днем – короче счет…Перебой мотоциклетаЗакудахтал у ворот.

Отступление

Штабы поднялись. Оборвалась торговля и труд.Весь день по шоссе громыхают обозы.Тяжелые пушки, как дальние грозы,За лесом ревут.Кругом горизонта пылают костры:Сжигают снопы золотистого жита, —Полнеба клубами закрыто…Вдоль улицы – нищего скарба бугры.Снимаются люди – бездомные птицы-скитальцы,Фургоны набиты детьми, лошаденки дрожат…Вдали по жнивью, обмотав раздробленныепальцы,Угрюмо куда-то шагает солдат.Возы и двуколки, и кухни, и девушка с клеткойв телеге,Поток бесконечных колес,Тревожная мысль о ночлеге,И в каждых глазах торопливо-пытливый вопрос.Встал месяц – оранжевый щит.Промчались казаки. Грохочут обозы, —Всё глуше и глуше невидимых пушек угрозы…Всё громче бездомное сердце стучит.

На поправке

Одолела слабость злая,Ни подняться, ни вздохнуть:Девятнадцатого маяНа разведке ранен в грудь.

Целый день сижу на лавкеУ отцовского крыльца.Утки плещутся в канавке,За плетнем кричит овца.

Всё не верится, что дома…Каждый камень – словно друг.Ключ бежит тропой знакомойЗа овраг в зеленый луг.

Эй, Дуняша, королева,Глянь-ка, воду не пролей!Бедра вправо, ведра влево,Пятки сахара белей.

Подсобить? Пустое дело!..Не удержишь – поплыла,Поплыла, как лебедь белый,Вдоль широкого села.

Тишина. Поля глухие,За оврагом скрип колес.Эх, земля моя Россия,Да хранит тебя Христос!

Чужое солнце

Из цикла «С приятелем»

Сероглазый мальчик, радостная птица,Посмотри в окошко на далекий склон:Полосой сбегает желтая пшеница,И леса под солнцем – как зеленый сон.

Мы пойдем с тобою к ласковой вершинеИ орловской песней тишину вспугнем.Там холмы маячат полукругом синим,Там играют пчелы над горбатым пнем…

Если я отравлен темным русским ядом,Ты – веселый мальчик, сероглазый гном…Свесим с камня ноги, бросим палки рядом,Будем долго думать, каждый о своем.

А потом свернем мы в чашу к букам серым,Сыроежек пестрых соберем в мешок.Ржавый лист сквозит там, словно мех пантеры,Белка нас увидит – вскочит на сучок.

Всё тебе скажу я, всё, что сам я знаю:О грибах-горкушах, про житье ежей;Я тебе рябины пышной наломаю…Ты ее не помнишь у родных межей?

А когда тумана мглистая одеждаВстанет за горой – мы вниз сбежим свистя.Зрей и подымайся, русская надежда,Сероглазый мальчик, ясное дитя!..

* * *

Когда, как бес,Летишь на санках с гор,И под отвесСбегает снежный бор,И плещет шарф над сильною рукой, —Не упрекай за то, что я такой!

Из детства вновьБегут к глазам лучи…Проснулась кровь,В душе поют ключи,Под каблуком взлетает с визгом снег, —Благословен мальчишеский разбег!

Но обернись:Усталый и немой,Всползаю ввысь,Закованный зимой…За легкий миг плачу глухой тоской.Не упрекай за то, что я такой!

Мираж

С девчонками Тосей и ИннойВ сиреневый утренний часМы вырыли в пляже пустынномКривой и глубокий баркас.

Борта из песчаного крема.На скамьях пестрели кремни.Из ракушек гордое «Nemo»[205]Вдоль носа белело в тени.

Мы влезли в корабль наш пузатый.Я взял капитанскую власть.Купальный костюм полосатыйНа палке зареял, как снасть.

Так много чудес есть на свете!Земля – неизведанный сад…«На Яву?» Но странные детиШепнули, склонясь: «В Петроград».

Кайма набежавшего валаДрожала, как зыбкий опал.Команда сурово молчала,И ветер косички трепал…

По гребням запрыгали баки.Вдали над пустыней седойСияющей шапкой Исаакий[206]Миражем вставал над водой.

Горели прибрежные мели,И кланялся низко камыш:Мы долго в тревоге смотрелиНа пятна синеющих крыш.

И младшая робко сказала:«Причалим иль нет, капитан?»Склонившись над кругом штурвала,Назад повернул я в туман.

Над всем