Николай Гумилев - Стихотворения
1918
АБИССИНИЯ
IМежду берегом буйного Красного моряИ Суданским таинственным лесом видна,Разметавшись среди четырех плоскогорий,С отдыхающей львицею схожа, страна.
Север – это болото без дна и без края,Змеи черные подступы к ним стерегут,Их сестер-лихорадок зловещая стаяЖелтолицая, здесь обрела свой приют.
А над ними нахмурились мрачные горы,Вековая обитель разбоя, Тигрэ,Где оскалены бездны, взъерошены борыИ вершины стоят в снеговом серебре.
В плодоносной Амхаре и сеют и косят,Зебры любят мешаться в домашний табун,И под вечер прохладные ветры разносятЗвуки песен гортанных и рокота струн.
Абиссинец поет, и рыдает багана,Воскрешая минувшее, полное чар;Было время, когда перед озером ТанаКоролевской столицей взносился Гондар.
Под платанами спорил о Боге ученый,Вдруг пленяя толпу благозвучным стихом,Живописцы писали царя СоломонаМеж царицею Савской и ласковым львом.
Но, поверив шоанской искательной лести,Из старинной отчизны поэтов и розМудрый слон Абиссинии, Негус Негести,В каменистую Шоа свой трон перенес.
В Шоа воины сильны, свирепы и грубы,Курят трубки и пьют опьяняющий тедш,Любят слышать одни барабаны да трубы,Мазать маслом ружье да оттачивать меч.
Харраритов, галла, сомали, данакилей,Людоедов и карликов в чаще лесовСвоему Менелику они покорили,Устелили дворец его шкурами львов.
И, смотря на утесы у горных подножий,На дубы и огромных небес торжество,Европеец дивится, как странно похожиДруг на друга народ и отчизна его.
IIКолдовская страна! Ты на дне котловиныЗадыхаешься, льется огонь с высоты,Над тобою разносится крик ястребиный,Но в сияньи заметишь ли ястреба ты?
Пальмы, кактусы, в рост человеческий травы,Слишком много здесь этой паленой травы…Осторожнее! в ней притаились удавы,Притаились пантеры и рыжие львы.
По обрывам и кручам дорогой тяжелойПоднимись, и нежданно увидишь вокругСикоморы и розы, веселые селаИ зеленый, народом пестреющий луг.
Там колдун совершает привычное чудо,Тут, покорна напеву, танцует змея,Кто сто талеров взял за больного верблюда,Сев на камне в тени, разбирает судья.
Поднимись еще выше! Какая прохлада!Точно позднею осенью, пусты поля,На рассвете ручьи замерзают, и стадоСобирается в кучи под кровлей жилья.
Павианы рычат средь кустов молочая,Перепачкавшись в белом и липком соку,Мчатся всадники, длинные копья бросая,Из винтовок стреляя на полном скаку.
Выше только утесы, нагие стремнины,Где кочуют ветра да ликуют орлы,Человек не взбирался туда, и вершиныПод тропическим солнцем от снега белы.
И повсюду, вверху и внизу, караваныВидят солнце и пьют неоглядный простор,Уходя в до сих пор неоткрытые страныЗа слоновою костью и золотом гор.
Как любил я бродить по таким же дорогам,Видеть вечером звезды, как крупный горох,Выбегать на холмы за козлом длиннорогим,На ночлег зарываться в седеющий мох!
Есть музей этнографии в городе этомНад широкой, как Нил, многоводной Невой,В час, когда я устану быть только поэтом,Ничего не найду я желанней его.
Я хожу туда трогать дикарские вещи,Что когда-то я сам издалека привез,Чуять запах их странный, родной и зловещий,Запах ладана, шерсти звериной и роз.
И я вижу, как южное солнце пылает,Леопард, изогнувшись, ползет на врага,И как в хижине дымной меня поджидаетДля веселой охоты мой старый слуга.
1918
ГАЛЛА
Восемь дней из Харрара я вел караванСквозь Черчерские дикие горыИ седых на деревьях стрелял обезьян,Засыпал средь корней сикоморы.
На девятую ночь я увидел с горы —Эту ночь никогда не забуду —Там, внизу, в отдаленной равнине, костры,Точно красные звезды, повсюду.
И помчались одни за другими они,Словно тучи в сияющей сини,Ночи трижды святые и яркие дниНа широкой галласской равнине.
Все, к чему приближался навстречу я тут,Было больше, чем видел я раньше.Я смотрел, как огромных верблюдов пасутУ широких прудов великанши;
Как саженного роста галласы, скачаВ леопардовых шкурах и львиных,Убегающих страусов рубят сплечаНа горячих конях-исполинах;
И как поят парным молоком старикиУмирающих змей престарелых…И, мыча, от меня убегали быки,Никогда не видавшие белых.
Вечерами я слышал у входа пещерЗвуки песен и бой барабанов,И тогда мне казалось, что я Гулливер,Позабытый в стране великанов.
И таинственный город, тропический Рим,Шейх-Гуссейн я увидел высокий,Поклонился мечети и пальмам святым,Был допущен пред очи пророка.
Жирный негр восседал на персидских коврах,В полутемной, неубранной зале,Точно идол, в браслетах, серьгах и перстнях,Лишь глаза его дивно сверкали.
Я склонился, он мне улыбнулся в ответ,По плечу меня с лаской ударя,Я бельгийский ему подарил пистолетИ портрет моего государя.
Все расспрашивал он, много ль знают о немВ отдаленной и дикой России…Вплоть до моря он славен своим колдовством,И дела его точно благие:
Если мула в лесу ты не можешь найтиИли раб убежал беспокойный,Все получишь ты вдруг, обещав принестиШейх-Гуссейну подарок пристойный.
1918
СОМАЛИ
Помню ночь и песчаную помню странуИ на небе так низко луну,
И я помню, что глаз я не мог отвестиОт ее золотого пути.
Там светло и, наверное, птицы поютИ цветы над прудами цветут,
Там не слышно, как бродят свирепые львы,Наполняя рыканием рвы,
Не хватают мимозы колючей рукойПроходящего в бездне ночной.
В этот вечер, лишь тени кустов поползли,Подходили ко мне сомали.
Вождь их с рыжею шапкой косматых волосСмертный мне приговор произнес,
И насмешливый взор из-под спущенных векВидел, сколько со мной человек.
Завтра бой, беспощадный томительный бой,С завывающей черной толпой,
Под ногами верблюдов сплетение тел,Дождь отравленных копий и стрел…
И до боли я думал, что там, на луне,Враг не мог бы подкрасться ко мне.
Ровно в полночь я мой разбудил караван,За холмом грохотал океан.
Люди гибли в пучине, и мы на землеТоже гибели ждали во мгле.
Мы пустились в дорогу. Дышала трава,Точно шкура вспотевшего льва,
И белели средь черных священных камнейВороха черепов и костей.
В целой Африке нету грозней сомали,Безотраднее нет их земли,
Сколько белых пронзило во мраке копьеУ песчаных колодцев ее,
Но приходят они и сражаются тут,Умирают и снова идут.
И когда, перед утром, склонилась луна,Уж не та, а страшна и красна,
Понял я, что она, словно рыцарский щит,Вечной славой героям горит,
И верблюдов велел положить, и ружьюВверил вольную душу мою.
1918
МАДАГАСКАР
Сердце билось, смертно тоскуя,Целый день я бродил в тоске,И мне снилось ночью: плыву яПо какой-то большой реке.
С каждым мигом все шире, ширеИ светлей, и светлей река,Я в совсем неведомом мире,И ладья моя так легка.
Красный идол на белом камнеМне поведал разгадку чар,Красный идол на белом камнеГромко крикнул: «Мадагаскар!»
В раззолоченных паланкинах,В дивно-вырезанных ладьях,На широких воловьих спинахИ на звонко ржущих конях,
Там, где пели и трепеталиЛегких тысячи лебедей,Друг за другом вслед выступалиСмуглолицых толпы людей.
И о том, как руки принцессыДомогался старый жених,Сочиняли смешные пьесыИ сейчас же играли их.
А в роскошной форме гусарскойБлагосклонно на них взиралКоролевы мадагаскарскойСамый преданный генерал.
Между них быки Томатавы,Схожи с грудою темных камней,Пожирали жирные травыБлаговоньем полных полей.
И вздыхал я, зачем плыву я,Не останусь я здесь зачем:Неужель и здесь не спою яСамых лучших моих поэм?
Только голос мой был не слышен,И никто мне не мог помочь,А на крыльях летучей мышиОпускалась теплая ночь.
Небеса и лес потемнели,Смолкли лебеди в забытье……Я лежал на моей постелиИ грустил о моей ладье.
1918
