Николай Гумилев - Стихотворения
1917
РАССЫПАЮЩАЯ ЗВЕЗДЫ
Не всегда чужда ты и гордаИ меня не хочешь не всегда, —
Тихо, тихо, нежно, как во сне,Иногда приходишь ты ко мне.
Надо лбом твоим густая прядь,Мне нельзя ее поцеловать,
И глаза большие зажженыСветами магической луны.
Нежный друг мой, беспощадный враг,Так благословен твой каждый шаг,
Словно по сердцу ступаешь ты,Рассыпая звезды и цветы.
Я не знаю, где ты их взяла,Только отчего ты так светла?
И тому, кто мог с тобой побыть,На земле уж нечего любить.
1917
* * *Ты не могла иль не хотелаМою почувствовать истому,Твое дурманящее телоИ сердце бережешь другому.
Зато, когда перед бедоюЯ обессилю, стиснув зубы,Ты не придешь смочить водоюМои запекшиеся губы.
В часы последнего усилья,Когда и ангелы заблещут,Твои сияющие крыльяПередо мной не затрепещут.
И ввстречу радостной победеМое ликующее знамяТы не поднимешь в реве медиСвоими нежными руками.
И ты меня забудешь скоро,И я не стану думать, вольный,О милой девочке, с которойМне было нестерпимо больно.
1917
* * *Нежно-небывалая отрадаПрикоснулась к моему плечу,И теперь мне ничего не надо,Ни тебя, ни счастья не хочу.
Лишь одно бы принял я не споря —Тихий, тихий золотой покойДа двенадцать тысяч футов моряНад моей пробитой головой.
Что же думать, как бы сладко нежилТот покой и вечный гул томил,Если б только никогда я не жил,Никогда не пел и не любил.
1917
* * *Они спустились до рекиСмотреть на зарево заката,Но серебрились их вискиИ сердце не было крылато.
Промчался длинный ряд годов,Годов унынья и печали,Когда ни алых вечеров,Ни звезд они не замечали.
Вот все измены прощеныИ позабыты все упреки,О, только б слушать плеск волны,Природы мудрые уроки!
Как этот ясный водоем,Навек отринуть самовластьеИ быть вдвоем, всегда вдвоем,Уже не верующим в счастье.
А в роще, ладя самострел,Ребенок, брат любимый Мая,На них насмешливо глядел,Их светлых слез не понимая.
1918
Загробное мщенье
БалладаКак-то трое изловилиНа дороге одногоИ жестоко колотили,Беззащитного, его.
С переломанною грудьюИ с разбитой головой,Он сказал им: «Люди, люди,Что вы сделали со мной?
Не страшны ни Бог, ни черти,Но, клянусь, в мой смертный час, —Притаясь за дверью смерти,Сторожить я буду вас.
Что я сделаю, о Боже,С тем, кто в эту дверь вошел!..»И закинулся прохожий,Захрипел и отошел.
Через год один разбойникУмер, и дивился поп,Почему это покойникВсе никак не входит в гроб.
Весь изогнут, весь скорючен,На лице тоска и страх,Оловянный взор измучен,Капли пота на висках.
Два других бледнее сталиСтираного полотна.Видно, много есть печалиВ царстве неземного сна.
Протекло четыре года,Умер наконец второй.Ах, не видела природаДикой мерзости такой.
Мертвый глухо выл и хрипло,Ползал по полу, дрожа,На лицо его налиплаМутной сукровицы ржа.
Уж и кости обнажались,Смрад стоял – не подступить,Все он выл, и не решалисьГроб его заколотить.
Третий, чувствуя тревогуНестерпимую, дрожитИ идет молиться БогуВ отдаленный тихий скит.
Он года хранит молчаньеИ не ест по сорок дней,Исполняя обещанье,Спит на ложе из камней.
Так он умер, нетревожим;Но никто не смел сказать,Что пред этим чистым ложемДовелось ему видать.
Все бледнели и крестились,Повторяли: «Горе нам!» —И в испуге расходилисьПо трущобам и горам.
И вокруг скита пустогоТерн поднялся и волчцы…Не творите дела злого —Мстят жестоко мертвецы.
1918
БАЛЛАДА
Пять коней подарил мне мой друг ЛюциферИ одно золотое с рубином кольцо,Чтобы мог я спускаться в глубины пещерИ увидел небес молодое лицо.
Кони фыркали, били копытом, маняПонестись на широком пространстве земном,И я верил, что солнце зажглось для меня,Просияв, как рубин на кольце золотом.
Много звездных ночей, много огненных днейЯ скитался, не зная скитанью конца,Я смеялся порывам могучих конейИ игре моего золотого кольца.
Там, на высях сознанья, – безумье и снег,Но коней я ударил свистящим бичом.Я на выси сознанья направил их бегИ увидел там деву с печальным лицом.
В тихом голосе слышались звоны струны,В странном взоре сливался с ответом вопрос,И я отдал кольцо этой деве луныЗа неверный оттенок разбросанных кос.
И, смеясь надо мной, презирая меня,Люцифер распахнул мне ворота во тьму,Люцифер подарил мне шестого коня —И Отчаянье было названье ему.
1918
ВСТУПЛЕНЬЕ
Оглушенная ревом и топотом,Облеченная в пламень и дымы,О тебе, моя Африка, шепотомВ небесах говорят серафимы.
И, твое открывая Евангелье,Повесть жизни ужасной и чудной,О неопытном думают ангеле,Что приставлен к тебе, безрассудной.
Про деянья свои и фантазии,Про звериную душу послушай,Ты, на дереве древнем ЕвразииИсполинской висящая грушей.
Обреченный тебе, я поведаюО вождях в леопардовых шкурах,Что во мраке лесов за победоюВодят полчища воинов хмурых.
О деревнях с кумирами древними,Что смеются усмешкой недоброй,И о львах, что стоят над деревнямиИ хвостом ударяют о ребра.
Дай за это дорогу мне торнуюТам, где нету пути человеку,Дай назвать моим именем черную,До сих пор не открытую реку;
И последнюю милость, с котороюОтойду я в селенья святые:Дай скончаться под той сикоморою,Где с Христом отдыхала Мария.
1918
КРАСНОЕ МОРЕ
Здравствуй, Красное море, акулья уха,Негритянская ванна, песчаный котел!На твоих берегах вместо влажного мхаИзвестняк, словно каменный кактус, расцвел.
На твоих островах в раскаленном песке,Позабытых приливом, растущим в ночи,Издыхают чудовища моря в тоске:Осьминоги, тритоны и рыбы-мечи.
С африканского берега сотни пирогОтплывают и жемчуга ищут вокруг,И стараются их отогнать на востокС аравийского берега сотни фелуг.
Если негр будет пойман, его уведутНа невольничей рынок Ходейды в цепях,Но араб несчастливый находит приютВ грязно-рыжих твоих и горячих волнах.
Как учитель среди шалунов, иногдаОкеанский проходит средь них пароход.Под винтом снеговая клокочет вода,А на палубе – красные розы и лед.
Ты бессильно над ним; пусть ревет ураган,Пусть волна как хрустальная встанет гора,Закурив папиросу, вздохнет капитан:«Слава Богу, свежо! Надоела жара!»
Целый день над водой, словно стая стрекоз,Золотые летучие рыбы видны,У песчаных серпами изогнутых косМели, точно цветы, зелены и красны.
Блещет воздух, налитый прозрачным огнем,Солнце сказочной птицей глядит с высоты:– Море, Красное море, ты царственно днем,Но ночами еще ослепительней ты!
Только тучкой скользнут водяные пары,Тени черных русалок мелькнут на волнах,Нам чужие созвездья, кресты, топорыНад тобой загорятся в небесных садах.
И когда выступает луна на зенит,Вихрь проносится, запахи моря тая,От Суэца до Бабель-Мандеба звенит,Как Эолова арфа, поверхность твоя.
На обрывистый берег выходят слоны,Чутко слушая волн набегающих шумОбожать отраженье ущербной луныПодступают к воде и боятся акул.
И ты помнишь, как, только одно из морей,Ты исполнило некогда Божий закон,Разорвало могучие сплавы зыбей,Чтоб прошел Моисей и погиб Фараон.
1918
ЕГИПЕТ
Как картинка из книжки старинной,Услаждавшей мои вечера,Изумрудные эти равниныИ раскидистых пальм веера.
И каналы, каналы, каналы.Что несутся вдоль глиняных стен,Орошая Дамьетские скалыРозоватыми брызгами пен.
И такие смешные верблюды,С телом рыб и с головками змей,Как огромные древние чудаИз глубин пышноцветных морей.
Вот каким ты увидишь ЕгипетВ час божественный трижды, когдаСолнцем день человеческий выпитИ, колдуя, струится вода.
К отдаленным платанам цветущимТы приходишь, как шел до тебяЗдесь мудрец, говоря с Присносущим,Птиц и звезды навек полюбя.
То вода ли шумит безмятежноМежду мельничных тяжких колес,Или Апис мычит белоснежный,Окровавленный цепью из роз?
Это взор благосклонный ИзидыИль мерцанье встающей луны?Но опомнись! Растут пирамидыПред тобою, черны и страшны.
На седые от мха их уступыНочевать прилетают орлы,А в глубинах покоятся трупы,Незнакомые с тленьем, средь мглы.
Сфинкс улегся на страже святыниИ с улыбкой глядит с высоты,Ожидая гостей из пустыни,О которых не ведаешь ты.
Но, Египта властитель единый,Уж колышется нильский разливНад чертогами Елефантины,Над садами Мемфиса и Фив.
Там, взглянув на пустынную реку,Ты воскликнешь: «Ведь это же сон!Не прикован я к нашему веку,Если вижу сквозь бездну времен.
Исполняя царевны веленья,Не при мне ли нагие рабыПо пустыням таскали каменья,Воздвигали вот эти столбы?
И столетья затем не при мне лиХороводы танцующих жрицКрокодилу хваления пели,Перед Ибисом падали ниц?
И, томясь по Антонии милом,Поднимая большие глаза,Клеопатра считала над НиломПробегающие паруса».
Но довольно! Ужели ты хочешьВечно жить средь минувших отрад?И не рад ты сегодняшней ночиИ сегодняшним травам не рад?
Не обломок старинного крипта,Под твоей зазвеневший ногой, —Есть другая душа у ЕгиптаИ торжественный праздник другой.
Точно дивная Фата-Моргана,Виден город, у ночи в плену,Над мечетью султана ГассанаМинарет протыкает луну.
На прохладных открытых террасахЧешут женщины золото кос,Угощают подруг темноглазыхИмбирем и вареньем из роз.
Шейхи молятся, строги и хмуры,И лежит перед ними Коран,Где персидские миниатюры —Словно бабочки сказочных стран.
А поэты скандируют строфы,Развалившись на мягкой софеПред кальяном и огненным кофеВечерами в прохладных кафе.
Здесь недаром страна сотворилаПоговорку, прошедшую мир:– Кто испробовал воду из Нила,Будет вечно стремиться в Каир.
Пусть хозяева здесь – англичане,Пьют вино и играют в футбол,И Хедива в высоком ДиванеУж не властен святой произвол!
Пусть! Но истинный царь над страноюНе араб и не белый, а тот,Кто с сохою или с бороноюЧерных буйволов в поле ведет.
Хоть ютится он в доме из ила,Умирает, как звери, в лесах,Он любимец священного НилаИ его современник – феллах.
Для него ежегодно разливыЭтих рыжих всклокоченных водЗатопляют богатые нивы,Где тройную он жатву берет.
И его ограждают порогиПолосой острогрудых камнейОт нежданной полночной тревоги.От коротких нубийских мечей.
А ведь знает и коршун бессонный:Вся страна – это только река.Окаймленная рамкой зеленойИ другой, золотой, из песка.
Если аист задумчивый близкоПоселится на поле твоем,Напиши по-английски запискуИ ему привяжи под крылом.
И весной на листе эвкалипта,Если аист вернется назад,Ты получишь привет из ЕгиптаОт веселых феллашских ребят.
1918
