Георгий Адамович - Эмигранты. Поэзия русского зарубежья
Встреча первая
Вс. Иванову
Мы — вежливы. Вы попросили спичкуИ протянули черный портсигар,И вот огонь — условие приличья —Из зажигалки надо высекать.
Дымок повис сиреневою ветвью.Беседуем, сближая мирно лбы,Но встреча та — скости десятилетье! —Огня иного требовала бы…
Схватились бы, коль пеши, за наганы,Срубились бы верхами, на скаку…Он позвонил. Китайцу: «Мне нарзану!»Прищурился. «И рюмку коньяку…»
Вагон стучит, ковровый пол качая,Вопит гудка басовая струна.Я превосходно вижу: ты скучаешь,И скука, парень, общая у нас.
Пусть мы враги, — друг другу мы нечужды,Как чужд обоим этот сонный быт.И непонятно, право, почему ж тыНесешь ярмо совсем иной судьбы?
Мы вспоминаем прошлое беззлобно.Как музыку. Запело и ожгло…Мы не равны, — но все же мы подобны,Как треугольники при равенстве углов.
Обоих нас качала непогода.Обоих нас, в ночи, будил рожок…Мы — дети восемнадцатого года,Тридцатый год. Мы прошлое, дружок!..
Что сетовать! Всему проходят сроки,Исчезнуть, кануть каждый обряжен.Ты в чистку попадешь в Владивостоке,Меня бесптичье съест за рубежом.
Склонил ресницы, как склоняют знамя,В былых боях изодранный лоскут…«Мне, право, жаль, что вы еще не с нами».Не лгите: с кем? И… выпьем коньяку.
Цареубийцы
Мы теперь панихиды правим,С пышной щедростью ладан жжем,Рядом с образом лики ставим,На поминки Царя идем.
Бережем мы к убийцам злобу,Чтобы собственный грех загас,Но заслали Царя в трущобуНе при всех ли, увы, при нас?
Сколько было убийц? Двенадцать,Восемнадцать или тридцать пять?Как же это могло так статься —Государя не отстоять?
Только горсточка этот ворог,Как пыльцу бы его смело:Верноподданными — сто сорокМиллионов себя звало.
Много лжи в нашем плаче позднем,Лицемернейшей болтовни, —Не за всех ли отраву возлилНекий яд, отравлявший дни.
И один ли, одно ли имя,Жертва страшных нетопырей?Нет, давно мы ночами злымиУбивали своих Царей.
И над всеми легло проклятье,Всем нам давит тревога грудь:Замыкаешь ли, дом Ипатьев,Некий давний кровавый путь!
Бродяга
Где ты, летняя пора, —Дунуло, и нету!Одуванчиком вчераОблетело лето.
Кружат коршунами дниЗлых опустошений.Резкий ветер леденитГолые колени.
Небо точно водоемНа заре бескровной.Хорошо теперь вдвоемВ теплоте любовной.
Прочь, согретая душа,Теплая, как вымя:Мне приказано шуршатьЛистьями сухими!
Непокрытое чело,Легкий шаг по свету:Никого и ничегоУ бродяги нету!
Ни границы роковой,Ни препоны валкой:Ничего и никогоПутнику не жалко!
Я что призрак голубойНа холодных росах,И со мною только мойХромоногий посох.
«Ловкий ты и хитрый ты…»
Ловкий ты и хитрый ты,Остроглазый черт.Архалук твой вытертыйО коня истерт.
На плечах от споротыхПолосы погон.Не осилил спора тыЛишь на перегон.
И дичал все более,И несли врагиДо степей Монголии,До слепой Урги.
Гор песчаных рыжики,Зноя каминок.О колено ижевскийПоломал клинок.
Но его не выбилиИз беспутных рук.По дорогам гибелиМы гуляли, друг!
Раскаленный добелаОтзвенел песок,Видно, время пробилоРаздробить висок.
Вольный ветер клонитсяЗамести тропу…Отгуляла конницаВ золотом степу!
Пять рукопожатий
Ты пришел ко мне проститься. Обнял.Заглянул в глаза, сказал: «Пора!»В наше время в возрасте подобномЕхали кадеты в юнкера.
Но не в Константиновское, милый,Едешь ты. Великий океанТысячами простирает милиДо лесов Канады, до полян
В тех лесах, до города большого,Где — окончен университет! —Потеряем мальчика родногоВ иностранце двадцати трех лет.
Кто осудит? Вологдам и БийскамВерность сердца стоит ли хранить?..Даже думать станешь по-английски,По-чужому плакать и любить.
Мы — не то! Куда б ни выгружалаБуря волчью костромскую рать, —Все же нас и Дурову, пожалуй,В англичан не выдрессировать.
Пять рукопожатий за неделю,Разлетится столько юных стай!..…Мы умрем, а молодняк поделят —Франция, Америка, Китай.
О России
Россия отошла, как пароходОт берега, от пристани отходит.Печаль, как расстояние, растет.Уж лиц не различить на пароходе.
Лишь взмах платка и лишь ответный взмах.Басовое взывание сирены.И вот корма. И за кормой — тесьмаКлубящейся, все уносящей пены.
Сегодня мили и десятки миль,А завтра сотни, тысячи — завеса.А я печаль свою переломил,Как лезвие. У самого эфеса.
Пойдемте же! Не возвратится вспятьТяжелая ревущая громада.Зачем рыдать и руки простирать,Ни призывать, ни проклинать — не надо.
Но по ночам — заветную строфу,Боюсь начать, изгнанием подрублен, —Упорно прорубающий тайфун,Ты близок мне, гигант четырехтрубный!
Скрипят борта. Ни искры впереди,С горы — и в пропасть!.. Но обувший ушиВ наушники не думает радистБросать сигнал «Спасите наши души!»
Я, как спортсмен, любуюсь на тебя(Что проиграю — дуться не причина)И думаю, по-новому любя:— Петровская закваска… Молодчина!
«Сыплет небо щебетом…»
Сыплет небо щебетом Невидимок-птах,Корабли на небе том В белых парусах.
Важные, огромные Легкие, как дым, —Тянут днища темные Над лицом моим.
Плавно, без усилия Шествует в лазурьБелая флотилия Отгремевших бурь.
Стихи о Харбине
1Под асфальт, сухой и гладкий,Наледь наших лет, —Изыскательной палаткиКанул давний след…
Флаг Российский. Коновязи.Говор казаков.Нет с былым и робкой связи —Русский рок таков.
Инженер. Расстегнут ворот.Фляга. Карабин.— Здесь построим русский город.Назовем — Харбин.
Без тропы и без дорогиШел, работе рад.Ковылял за ним трехногийНивелир-снаряд.
Перед днем Российской встряски,Через двести лет,Не Петровской ли закваскиЗапоздалый след?
Не державное ли словоСквозь века: приказ.Новый город зачат снова,Но в последний раз.
2Как чума, тревога бродит, —Гул лихих годин…Рок черту свою проводитБлиз тебя, Харбин.
Взрывы дальние, глухие,Алый взлет огня, —Вот и нет тебя, Россия,Государыня!
Мало воздуха и света,Думаем, молчим.На осколке мы планетыВ будущее мчим!
Скоро ль кануть иль не скоро,Сумрак наш рассей…Про запас Ты, видно, городВыстроила сей.
Сколько ждать десятилетий,Что кому беречь?Позабудут скоро детиОтческую речь.
3Милый город, строг и строен,Будет день такой,Что не вспомнят, что построенРусской ты рукой.
Пусть удел подобный горек, —Не опустим глаз:Вспомяни, старик-историк,Вспомяни о нас.
Ты забытое отыщешь,Впишешь в скорбный лист,Да на русское кладбищеЗабежит турист.
Он возьмет с собой словарикНадписи читать…Так погаснет наш фонарик,У томясь мерцать!
«Ночью думал о том, об этом…»
