Александр Радищев - Русская поэзия XVIII века

Анакреонтические песни Державина были новым этапом в его творчестве. Он отказался от дальнейшего освоения жанра торжественной оды. Несмотря на осуществленные им еще в 80-е годы обновления оды, она сковывала поэта в выражении новой темы. Отвергаемые правила часто оказывали свое влияние, порождая «невыдержанность» — риторичность и условность образов. Обратившись к анакреонтике, Державин новаторски изменил старый жанр и в стихи, утверждавшие право человека на счастье, радость и наслаждение, вдохнул новую жизнь. Автобиографическая тема получила новые широкие возможности для своего поэтического воплощения. В своих «песнях» Державин по-прежнему рассказывал о себе. Но личность Державина — это прежде всего личность поэта. Воспевая право человека на счастье и радость, он утверждал еще и его право на независимость от власти. А так как этим человеком был поэт, то анакреонтическая поэзия изменилась кардинально, в самой своей сути — ее героем, сделался не частный, жаждущий наслаждения человек, но свободный, независимый поэт. Державинская анакреонтика стала гражданской поэзией.

В его «Анакреонтических песнях» мы видим две тенденции освоения греческой поэзии. Одна из них — переводы и переделки стихов Анакреона, Сафо и других; задачей таких стихов было создание античного колорита («Старик», «Анакреоново удовольствие» и др.), проникновение в дух эпохи и создания объективного образа поэта, передача его поэтической манеры. Так закладывались основы русского антологического стихотворения. Говоря об антологической поэзии, развивавшейся в XIX столетии, Белинский писал: «У эллинской поэзий заимствует она и краски, и темы, и звуки, и образы, и формы, даже иногда самое содержание. Впрочем ее отнюдь не должно почитать подражанием… Когда поэт проникается духом какого-нибудь чуждого ему народа, чуждой страсти, чуждого века — он без всякого усилия, легко и свободно творит в духе того народа, той страны или того века». Приводя примеры из некоторых антологических пьес Державина, критик давал им высокую оценку.

Но главным в «Анакреонтических песнях» был изображенный Державиным русский мир, русская жизнь, русские обычаи и нравы, русский характер, переданный живописно и пластично. При этом Державин сохранял свойственную ему «шуточную» манеру рассказа, свободно обращался к фольклору, черпая из него образы, поэтическую лексику, лукавую манеру изъяснять свою мысль («Охотник», «Шуточное желание», «Русские девушки» и др.). Дальнейшим, после выхода сборника «Анакреонтические песни», развитием державинских принципов поэтического изображения окружающего его мира явились такие шедевры лирики, как «Снигирь» (посвящен памяти Суворова), «Цыганская пляска», «Лебедь» и дружеское послание «Евгению. Жизнь Званская».

В «Жизни Званской» не только отстаивалась независимость поэта от двора, власти царя и вельмож. Это первая попытка создания романа в стихах, оказавшая большое влияние на Пушкина. Предметом поэзии здесь стала жизнь обыкновенного человека. Его интересы, мысли и занятия, описанные за один день — с утра до позднего вечера, — стали поэзией, интересной читателю. Точное и красочное описание быта не делало поэзию низкой. Державин учил: нет низких и высоких тем, низких и высоких предметов, низких и высоких слов. Есть человек и мир. Человек — хозяин мира. Его стремление к счастью, труду, наслаждениям естественно, и все в земном мире должно служить этому. «Жизнь Званская» — вершинное произведение зрелого Державина, итог его творчества и завещание поэта.

Державин открыл русским поэтам новые возможности художественного изображения действительности, помогал обнаруживать поэтическое в обыкновенном, учил изображать реального человека, раскрывая его как неповторимую личность. Освоение опыта Державина помогло быть оригинальным: предметом поэзии становилась неисчерпаемо богатая, живая жизнь и человек со своим индивидуальным характером и духовным миром. Художественные открытия и поэтические достижения Державина и были усвоены молодыми поэтами нового века — Давыдовым, Батюшковым и Пушкнным-лицеистом. Так складывалось, организационно не оформленное, но живое, державинское направление в поэзии начала века Именно тогда стала ясна та роль Державина, в творчестве которого, как в фокусе сосредоточились итоги поэтического развития XVIII века, и то его место в литературном движении 1800-1810-х годов, которое Белинский определил лаконично и точно — «отец русских поэтов».

Г. Макогоненко

А. КАНТЕМИР

САТИРЫ

Сатира I

На хулящих учение

К уму своему[5][6][7][8]

1 Уме недозрелый плод недолгой науки![9]Покойся, не понуждай к перу мои руки:Не писав летящи дни века проводитиМожно, и славу достать, хоть творцом[10] не слыти.5 Ведут к ней нетрудные в наш век[11] пути многи,На которых смелые не запнутся ноги;Всех неприятнее тот, что босы проклалиДевять сестр[12]. Многи на нем силу потеряли,Не дошед; нужно на нем потеть и томиться,10 И в тех трудах всяк тебя как мору чужится,Смеется, гнушается. Кто над столом гнется,Пяля на книгу глаза, больших не добьетсяПалат, ни расцвеченна марморами саду[13];Овцу не прибавит[14] он к отцовскому стаду.15 Правда, в нашем молодом монархе[15] надеждаВсходит музам[16] немала; со стыдом невеждаБежит его. Аполлин[17] славы в нем защитуСвоей не слабу почул, чтяща свою свитуВидел его самого[18], и во всем обильно20 Тщится множить жителей парнасских[19] он сильно.Но та беда: многие в царе похваляютЗа страх то, что в подданном дерзко осуждают.«Расколы и ереси[20] науки суть дети;Больше врет, кому далось больше разумети;25 Приходит в безбожие[21], кто над книгой тает, —Критон с четками в руках ворчит[22] и вздыхает,И просит, свята душа, с горькими слезамиСмотреть, сколь семя наук вредно между нами;Дети наши, что пред тем, тихи и покорны,30 Праотческим шли следом к божией проворныСлужбе, с страхом слушая, что сами не знали,Теперь, к церкви соблазну, библию честь стали;Толкуют, всему хотят знать повод, причину,Мало веры подая священному чину;35 Потеряли добрый нрав, забыли пить квасу,Не прибьешь их палкою к соленому мясу;Уже свечек не кладут, постных дней не знают;Мирскую в церковных власть руках лишну чают,[23]Шепча, что тем, что мирской жизни уж отстали,40 Поместья и вотчины весьма не пристали».Силван другую вину[24] наукам находит.«Учение, — говорит, — нам голод наводит;Живали мы преж сего, не зная латыне,Гораздо обильнее, чем мы живем ныне;45 Гораздо в невежестве больше хлеба жали[25];Переняв чужой язык, свой хлеб потеряли.Буде речь моя слаба, буде нет в ней чину,Ни связи, — должно ль о том тужить дворянину?Довод, порядок в словах[26] — подлых то есть дело,50 Знатным полно подтверждать иль отрицать смело.С ума сошел, кто души силу и пределы[27]Испытает; кто в поту томится дни целы,Чтоб строй мира и вещей выведать пременуИль причину,[28] — глупо он лепит горох в стену.55 Прирастет ли мне с того день к жизни, иль в ящикХотя грош? Могу ль чрез то узнать, что приказчик,Что дворецкий крадет в год? как прибавить водуВ мой пруд? как бочек число с винного заводу?Не умнее, кто глаза, полон беспокойства,60 Коптит, печась при огне, чтоб вызнать руд свойства,[29]Ведь не теперь мы твердим, что буки, что веди —Можно знать различие злата, сребра, меди.Трав, болезней знание[30] — голы все то враки;Глава ль болит — тому врач ищет в руке знаки;[31]65 Всему в нас виновна кровь, буде ему веруДать хочешь. Слабеем ли — кровь тихо чрезмеруТечет; если спешно — жар в теле; ответ смелоДает, хотя внутрь никто видел живо тело.[32]А пока в баснях таких время он проводит,70 Лучший сок из нашего мешка в его входит.К чему звезд течение числить[33], и ни к делу,Ни кстати за одним ночь пятном[34] не спать целу,За любопытством одним лишиться покою,Ища, солнце ль движется, или мы с землею?[35]75 В часовнике можно честь на всякий день годаЧисло месяца и час солнечного всхода.Землю в четверти делить без Евклида смыслим,[36]Сколько копеек в рубле — без алгебры[37] счислим».Силван одно знание слично людям хвалит:80 Что учит множить доход и расходы малит;Трудиться в том, с чего вдруг карман не толстеет,Гражданству вредным весьма безумством звать смеет.Румяный, трожды рыгнув, Лука[38] подпевает:«Наука содружество людей разрушает;85 Люди мы к сообществу божия тварь стали,[39]Не в нашу пользу одну смысла дар прияли.Что же пользы иному, когда я запрусяВ чулан, для мертвых друзей[40] — живущих лишуся,Когда все содружество, вся моя ватага90 Будет чернило, перо, песок да бумага[41]?В веселье, в пирах мы жизнь должны провождати:И так она недолга — на что коротати,Крушиться над книгою и повреждать очи?Не лучше ли с кубком дни прогулять и ночи?95 Вино — дар божественный[42][43], много в нем провору:Дружит людей, подает повод к разговору,Веселит, все тяжкие мысли отымает,Скудость знает облегчать, слабых ободряет,Жестоких мягчит сердца, угрюмость отводит,100 Любовник легче вином в цель свою доходит.[44]Когда по небу[45] сохой бразды водить станут,А с поверхности земли звезды уж проглянут,Когда будут течь к ключам своим быстры рекиИ возвратятся назад минувшие веки,105 Когда в пост чернец одну есть станет вязигу, —Тогда, оставя стакан, примуся за книгу».Медор[46] тужит, что чресчур бумаги исходитНа письмо, на печать книг, а ему приходит,Что не в чем уж завертеть завитые кудри;[47]110 Не сменит на Сенеку[48] он фунт доброй пудры;Пред Егором двух денег Виргилий[49] не стоит;Рексу — не Цицерону[50] похвала достоит.Вот часть речей, что на всяк день звенят мне в уши;Вот для чего я, уме, немее быть клуши115 Советую. Когда нет пользы, ободряетК трудам хвала[51], — без того сердце унывает.Сколько ж больше вместо хвал да хулы терпети!Трудней то, неж пьянице вина не имети,Нежли не славить попу святую неделю,120 Нежли купцу[52] пиво пить не в три пуда хмелю.Знаю, что можешь, уме, смело мне представить,Что трудно злонравному добродетель славить,Что щеголь, скупец, ханжа и таким подобныНауку должны хулить, — да речи их злобны125 Умным людям не устав, плюнуть на них можно;Изряден, хвален твой суд[53]; так бы то быть должно,Да в наш век злобных слова умными владеют.А к тому ж не только тех науки имеютНедрузей, которых я, краткости радея,130 Исчел иль, правду сказать, мог исчесть смелея.Полно ль того? Райских врат ключари святые[54],И им же Фемис вески вверила златые,[55]Мало любят, чуть не все, истинну украсу.[56]Епископом хочешь быть[57] — уберися в рясу,135 Сверх той тело с гордостью риза полосата[58]Пусть прикроет; повесь цепь на шею от злата,[59]Клобуком покрой главу, брюхо — бородою,[60]Клюку пышно повели везти пред тобою;[61]В карете раздувшися, когда сердце с гневу140 Трещит, всех благословлять нудь праву и леву.[62]Должен архипастырем всяк тя в сих познатиЗнаках, благоговейно отцом называти.Что в науке? что с нее пользы церкви будет?Иной, пиша проповедь, выпись позабудет,[63]145 От чего доходам вред; а в них церкви пра́ваЛучшие основаны, и вся церкви слава.Хочешь ли судьею стать — вздень перук с узлами,[64]Брани того, кто просит с пустыми руками,[65]Твердо сердце бедных пусть слезы презирает,150 Спи на стуле, когда дьяк выписку читает.Если ж кто вспомнит тебе граждански уставы,Иль естественный закон, иль народны правы[66] —Плюнь ему в рожу, скажи, что врет околёсну,Налагая на судей ту тягость несносну,155 Что подьячим должно лезть на бумажны горы,[67]А судье довольно знать крепить приговоры.К нам не дошло время то,[68] в коем председалаНад всем мудрость и венцы одна разделяла,Будучи способ одна к высшему восходу.160 Златой век[69] до нашего не дотянул роду;Гордость, леность, богатство — мудрость одолело,[70]Науку невежество местом уж посело,[71]Под митрой[72] гордится то, в шитом платье ходит,Судит за красным сукном,[73] смело полки водит.165 Наука ободрана, в лоскутах обшита,Изо всех почти домов с ругательством сбита;Знаться с нею не хотят, бегут ея дружбы,Как, страдавши на море, корабельной службы.Все кричат: «Никакой плод не видим с науки,170 Ученых хоть голова полна — пусты руки».Коли кто карты мешать, разных вин вкус знает,Танцует, на дудочке песни три играет,[74]Смыслит искусно прибрать в своем платье цветы,Тому уж и в самые молодые леты175 Всякая высша степень — мзда уж невелика,Семи мудрецов[75] себя достойным мнит лика.«Нет правды в людях, — кричит безмозглый церковник, —Еще не епископ я, а знаю часовник,[76]Псалтырь и послания[77] бегло честь умею,180 В Златоусте не запнусь,[78] хоть не разумею».Воин ропщет, что своим полком не владеет,Когда уж имя свое подписать умеет.Писец[79] тужит, за сукном что не сидит красным,Смысля дело набело списать письмом ясным.[80]185 Обидно себе быть, мнит, в незнати старети,Кому в роде семь бояр[81] случилось иметиИ две тысячи дворов за собой считает,Хотя в прочем ни читать, ни писать не знает.Таковы слыша слова и примеры видя,190 Молчи, уме, не скучай, в незнатности сидя.Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится,Кто в тихом своем углу молчалив таится;Коли что дала ти знать мудрость всеблагая,[82]Весели тайно себя, в себе рассуждая195 Пользу наук; не ищи, изъясняя тую,Вместо похвал, что ты ждешь, достать хулу злую.

1729