Владимир Высоцкий - Спасите наши души (сборник)

Памятник

Я при жизни был рослым и стройным,Не боялся ни слова, ни пулиИ в привычные рамки не лез, —Но с тех пор, как считаюсь покойным,Охромили меня и согнули,К пьедесталу прибив ахиллес.

Не стряхнуть мне гранитного мясаИ не вытащить из постаментаАхиллесову эту пяту,И железные ребра каркасаМертво схвачены слоем цемента, —Только судороги по хребту.

Я хвалился косою саженью —Нате смерьте! —Я не знал, что подвергнусь суженьюПосле смерти, —Но в обычные рамки я всажен —На́ спор вбили,А косую неровную сажень —Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,Живо маску посмертную снялиРасторопные члены семьи, —И не знаю, кто их надоумил, —Только с гипса вчистую стесалиАзиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,И считал я, что мне не грозилоОказаться всех мертвых мертвей, —Но поверхность на слепке лоснилась,И могильною скукой сквозилоИз беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный,В пасти палец,Подходившие с меркой обычной —Отступались, —Но по снятии маски посмертной —Тут же в ванной —Гробовщик подошел ко мне с меркойДеревянной…

А потом, по прошествии года, —Как венец моего исправленья —Крепко сбитый литой монументПри огромном скопленье народаОткрывали под бодрое пенье, —Под мое – с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась —Из динамиков хлынули звуки,С крыш ударил направленный свет, —Мой отчаяньем сорванный голосСовременные средства наукиПревратили в приятный фальцет.

Я немел, в покрывало упрятан, —Все там будем! —Я орал в то же время кастратомВ уши людям.Саван сдернули – как я обужен, —Нате смерьте! —Неужели такой я вам нуженПосле смерти?!

Командора шаги злы и гулки.Я решил: как во времени оном —Не пройтись ли, по плитам звеня? —И шарахнулись толпы в проулки,Когда вырвал я ногу со стономИ осыпались камни с меня.

Накренился я – гол, безобразен, —Но и падая – вылез из кожи,Дотянулся железной клюкой, —И, когда уже грохнулся наземь,Из разодранных рупоров всё жеПрохрипел я похоже: «Живой!»

Песенка про козла отпущения

В заповеднике (вот в каком – забыл)Жил да был Козел – роги длинные, —Хоть с волками жил – не по-волчьи выл —Блеял песенки всё козлиные.

И пощипывал он травку, и нагуливал бока,Не услышишь от него худого слова, —Толку было с него, правда, как с козла молока,Но вреда, однако, тоже – никакого.

Жил на выпасе, возле о́зерка, —Не вторгаясь в чужие владения, —Но заметили скромного КозликаИ избрали в козлы отпущения!

Например, Медведь – баламут и плут —Обхамит кого-нибудь по-медвежьему, —Враз Козла найдут, приведут и бьют:По рогам ему и промеж ему…

Не противился он, серенький, насилию со злом,А сносил побои весело и гордо.Сам Медведь сказал: «Робяты, я горжусь Козлом —Героическая личность, козья морда!»

Берегли Козла как наследника, —Вышло даже в лесу запрещениеС территории заповедникаОтпускать Козла отпущения.

А Козел себе всё скакал козлом,Но пошаливать он стал втихомолочку:Как-то бороду завязал узлом —Из кустов назвал Волка сволочью.

А когда очередное отпущенье получал —Всё за то, что волки лишку откусили, —Он, как будто бы случайно, по-медвежьи зарычал, —Но внимания тогда не обратили.

Пока хищники меж собой дрались,В заповеднике крепло мнение,Что дороже всех медведей и лис —Дорогой Козел отпущения!

Услыхал Козел – да и стал таков:«Эй вы, бурые, – кричит, – эй вы, пегие!Отниму у вас рацион волковИ медвежие привилегии!

Покажу вам «козью морду» настоящую в лесу,Распишу туда-сюда по трафарету, —Всех на роги намотаю и по кочкам разнесу,И ославлю по всему по белу свету!

Не один из вас будет землю жрать,Все подохнете без прощения, —Отпускать грехи кому – это мне решать:Это я – Козел отпущения!»

…В заповеднике (вот в каком – забыл)Правит бал Козел не по-прежнему:Он с волками жил – и по-волчьи взвыл, —И рычит теперь по-медвежьему.

Кто за чем бежит

На дистанции – четверка первачей, —Каждый думает, что он-то побойчей,Каждый думает, что меньше всех устал,Каждый хочет на высокий пьедестал.

Кто-то кровью холодней, кто горячей, —Все наслушались напутственных речей,Каждый съел примерно поровну харчей, —Но судья не зафиксирует ничьей.

А борьба на всем пути —В общем, равная почти.

«Расскажите, как идут,бога ради, а?»«Телевиденье тутвместе с радио!Нет особых новостей —всё равнехонько,Но зато наказ страстей —о-хо-хо какой!»

Номер первый – рвет подметки как герой,Как под гору катит, хочет под горойОн в победном ореоле и в пылуТвердой поступью приблизиться к котлу.

Почему высоких мыслей не имел? —Потому что в детстве мало каши ел,Голодал он в этом детстве, не дерзал, —Успевал переодеться – и в спортзал.

Что ж, идеи нам близки —Первым лучшие куски,

А вторым – чего уж тут,он всё выверил —В утешение дадуткости с ливером.

Номер два – далек от плотских тех утех, —Он из сытых, он из этих, он из тех, —Он надеется на славу, на успех —И уж ноги задирает выше всех.

Ох, наклон на вираже – бетон у щек!Краше некуда уже, а он – еще!Он стратег, он даже тактик, словом – спец, —Сила, воля плюс характер – молодец!

Четок, собран, напряженИ не лезет на рожон, —

Этот – будет выступатьна Салониках,И детишек поучатьв кинохрониках,И соперничать с Пелев закаленности,И являть пример целе —устремленности!

Номер третий – убелен и умудрен, —Он всегда – второй надежный эшелон, —Вероятно, кто-то в первом заболел,Ну а может, его тренер пожалел.

И назойливо в ушах звенит струна:У тебя последний шанс, эх, старина!Он в азарте – как мальчишка, как шпана, —Нужен спурт – иначе крышка и хана!

Переходит сразу онВ задний старенький вагон,

Где былые имена —предынфарктные,Где местам одна цена —все плацкартные.

А четвертый – тот, что крайний, боковой, —Так бежит – ни для чего, ни для кого:То приблизится – мол, пятки оттопчу,То отстанет, постоит – мол, так хочу.

Не проглотит первый лакомый кусок,Не надеть второму лавровый венок,

Ну а третьему – ползтиНа запа́сные пути…

Сколько все-таки системв беге нынешнем! —Он вдруг взял да сбавил темпперед финишем,Майку сбросил – вот те на! —не противно ли?Поведенье бегуна —неспортивное!

На дистанции – четверка первачей,Злых и добрых, бескорыстных и рвачей.Кто из них что исповедует, кто чей?…Отделяются лопатки от плечей —И летит уже четверка первачей!

Памяти Василия Шукшина

Еще – ни холодов, ни льдин,Земля тепла, красна калина, —А в землю лег еще одинНа Новодевичьем мужчина.

Должно быть, он примет не знал, —Народец праздный суесловит, —Смерть тех из нас всех прежде ловит,Кто понарошку умирал.

Коль так, Макарыч, – не спеши,Спусти колки, ослабь зажимы,Пересними, перепиши,Переиграй, – останься жи́вым!

Но, в слезы мужиков вгоняя,Он пулю в животе понес,Припал к земле, как верный пес…А рядом куст калины рос —Калина красная такая.

Смерть самых лучших намечает —И дергает по одному.Такой наш брат ушел во тьму! —Не поздоровилось ему, —Не буйствует и не скучает.

А был бы «Разин» в этот год…Натура где? Онега? Нарочь?Всё – печки-лавочки, Макарыч, —Такой твой парень не живет!

Вот после вре́менной заминкиРок процедил через губу:«Снять со скуластого табу —За то, что он видал в гробуВсе панихиды и поминки.

Того, с большой душою в телеИ с тяжким грузом на гробу, —Чтоб не испытывал судьбу, —Взять утром тепленьким с постели!»

И после непременной бани,Чист перед богом и тверез,Вдруг взял да умер он всерьез —Решительней, чем на экране.

Песня о погибшем летчике