Владимир Высоцкий - Спасите наши души (сборник)

Про глупцов

Этот шум – не начало конца,Не повторная гибель Помпеи —Спор вели три великих глупца:Кто из них, из великих, глупее.

Первый выл: «Я физически глуп, —Руки вздел, словно вылез на клирос. —У меня даже мудрости зуб,Невзирая на возраст, не вырос!»

Но не приняли это в расчет —Даже умному эдак негоже:«Ах, подумаешь, зуб не растет!Так другое растет – ну и что же?..»

К синяку прижимая пятак,Встрял второй: «По́лно вам, загалдели!Я – способен всё видеть не так,Как оно существует на деле!»

«Эх, нашел чем хвалиться, простак, —Недостатком всего поколенья!..И к тому же всё видеть не так —Доказательство слабого зренья!»

Третий был непреклонен и груб,Рвал лицо на себе, лез из платья:«Я – единственный подлинно глуп, —Ни про что не имею понятья».

Долго спорили – дни, месяца, —Но у всех аргументы убоги…И пошли три великих глупцаГлупым шагом по глупой дороге.

Вот и берег – дороге конец.Откатив на обочину бочку,В ней сидел величайший мудрец, —Мудрецам хорошо в одиночку.

Молвил он подступившим к нему:Дескать, знаю – зачем, кто такие, —Одного только я не пойму —Для чего это вам, дорогие!

Или, может, вам нечего есть,Или – мало друг дружку побили?Не кажитесь глупее, чем есть, —Оставайтесь такими, как были.

Сто́ит только не спорить о том,Кто главней, – уживетесь отлично, —Покуражьтесь еще, а потом —Так и быть – приходите вторично!..

Он залез в свою бочку с торца —Жутко умный, седой и лохматый…И ушли три великих глупца —Глупый, глупенький и глуповатый.

Удаляясь, ворчали в сердцах:«Стар мудрец – никакого сомненья!Мир стоит на великих глупцах, —Зря не выказал старый почтенья!»

Потревожат вторично его —Темной ночью попросят: «Вылазьте!»Всё бы это еще ничего,Но глупцы – состояли при власти…

И у сказки бывает конец:Больше нет на обочине бочки —В «одиночку» отправлен мудрец.Хорошо ли ему в «одиночке»?

Притча о правде и лжи

Булату Окуджаве

Нежная Правда в красивых одеждах ходила,Принарядившись для сирых, блаженных, калек, —Грубая Ложь эту Правду к себе заманила:Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег.

И легковерная Правда спокойно уснула,Слюни пустила и разулыбалась во сне, —Грубая Ложь на себя одеяло стянула,В Правду впилась – и осталась довольна вполне.

И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью:Баба как баба, и что ее ради радеть?! —Разницы нет никакой между Правдой и Ложью, —Если, конечно, и ту и другую раздеть.

Выплела ловко из кос золотистые лентыИ прихватила одежды, примерив на глаз;Деньги взяла, и часы, и еще документы, —Сплюнула, грязно ругнулась – и вон подалась.

Только к утру обнаружила Правда пропажу —И подивилась, себя оглядев делово:Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу,Вымазал чистую Правду, а так – ничего.

Правда смеялась, когда в нее камни бросали:«Ложь это всё, и на Лжи одеянье мое…»Двое блаженных калек протокол составлялиИ обзывали дурными словами ее.

Стервой ругали ее, и похуже чем стервой,Мазали глиной, спустили дворового пса…«Духу чтоб не было, – на километр сто первыйВыселить, выслать за двадцать четыре часа!»

Тот протокол заключался обидной тирадой(Кстати, навесили Правде чужие дела):Дескать, какая-то мразь называется Правдой,Ну а сама – пропилась, проспалась догола.

Чистая Правда божилась, клялась и рыдала,Долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах, —Грязная Ложь чистокровную лошадь украла —И ускакала на длинных и тонких ногах.

Некий чудак и поныне за Правду воюет, —Правда, в речах его правды – на ломаный грош:«Чистая Правда со временем восторжествует!..»Если проделает то же, что явная Ложь!

Часто, разлив по сту семьдесят граммов на брата,Даже не знаешь, куда на ночлег попадешь.Могут раздеть, – это чистая правда, ребята, —Глядь – а штаны твои носит коварная Ложь.Глядь – на часы твои смотрит коварная Ложь.Глядь – а конем твоим правит коварная Ложь.

«Мне судьба – до последней черты, до креста…»

Мне судьба – до последней черты, до крестаСпорить до хрипоты (а за ней – немота),Убеждать и доказывать с пеной у рта,Что – не то это вовсе, не тот и не та!Что – лабазники врут про ошибки Христа,Что – пока еще в грунт не влежалась плита, —Триста лет под татарами – жизнь еще та:Маета трехсотлетняя и нищета.Но под властью татар жил Иван Калита,И уж был не один, кто один против ста.<Пот> намерений добрых и бунтов тщета,Пугачевщина, кровь и опять – нищета…Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, —Повторю даже в образе злого шута, —Но не сто́ит предмет, да и тема не та, —Суета всех сует – все равно суета.

Только чашу испить – не успеть на бегу,Даже если разлить – всё равно не смогу;Или выплеснуть в наглую рожу врагу —Не ломаюсь, не лгу – всё равно не могу!На вертящемся гладком и скользком кругуРавновесье держу, изгибаюсь в дугу!Что же с чашею делать?! Разбить – не могу!Потерплю – и достойного подстерегу:Передам – и не надо держаться в кругуИ в кромешную тьму, и в неясную згу, —Другу передоверивши чашу, сбегу!

Смог ли он ее выпить – узнать не смогу.Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,

Я о чаше невыпитой здесь ни гугу —Никому не скажу, при себе сберегу, —А сказать – и затопчут меня на лугу.

Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!Может, кто-то когда-то поставит свечуМне за голый мой нерв, на котором кричу,И веселый манер, на котором шучу…Даже если сулят золотую парчуИли порчу грозят напустить – не хочу, —На ослабленном нерве я не зазвучу —Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!Лучше я загуляю, запью, заторчу,Всё, что ночью кропаю, – в чаду растопчу,Лучше голову песне своей откручу, —Но не буду скользить словно пыль по лучу!…Если все-таки чашу испить мне судьба,Если музыка с песней не слишком груба,Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, —Я умру и скажу, что не всё суета!