Давид Самойлов - Стихотворения

И в маскхалатах пробегут

На лыжах в тыл, придёт мне смена,

Настанет, как обыкновенно,

Блаженный сон на сто минут.

Но я ещё вернусь к рассвету

На пост. Звезду увижу эту.

Она как свет в окне жилья.

Не знаю, кто она такая,

Зачем она стоит, сверкая

И на меня покой лия.

1978

РЕАНИМАЦИЯ

Я слышал так: когда в бессильном теле

Порвутся стропы и отпустят дух,

Он будет плавать около постели

И воплотится в зрение и слух.

(А врач бессильно разведёт руками.

И даже слова не проговорит.

И глянет близорукими очками

Туда, в окно, где жёлтый свет горит.)

И нашу плоть увидит наше зренье,

И чуткий слух услышит голоса.

Но всё, что есть в больничном отделенье,

Нас будет мучить только полчаса.

Страшней всего своё существованье

Увидеть в освещенье неземном.

И это будет первое познанье,

Где времени не молкнет метроном.

Но вдруг начнёт гудеть легко и ровно,

Уже не в нас, а где-то по себе,

И нашу душу засосёт, подобно

Аэродинамической трубе.

И там, вдали, у гробового входа.

Какой-то вещий свет на нас лия.

Забрезжат вдруг всезнанье, и свобода,

И вечность, и полёт небытия.

Но молодой реаниматор Саня

Решит бороться с бездной и судьбой

И примется, над мертвецом шаманя.

Приманивать обратно дух живой.

Из капельниц он в нас вольёт мирское,

Введёт нам в жилы животворный яд.

Зачем из сфер всезнанья и покоя

Мы всё же возвращаемся назад?

Какой-то ужас есть в познанье света,

В существованье без мирских забот.

Какой-то страх в познании завета.

И этот ужас к жизни призовёт.

…Но если не захочет возвратиться

Душа, усилье медиков — ничто.

Она куда-то улетит, как птица,

На дальнее, на новое гнездо.

И молодой реаниматор Саня

Устало скажет: «Не произошло!»

И глянет в окна, где под небесами

Заря горит свободно и светло.

1978

«Усложняюсь, усложняюсь…»

Усложняюсь, усложняюсь —

Усложняется душа,

Не заботясь о прошедшем,

В будущее не спеша.

Умножаются значенья,

Расположенные в ней.

Слово проще, дело проще,

Смысл творенья всё сложней.

1978

«Забудь меня и дни…»

Забудь меня и дни,

Когда мы были вместе.

На сердце не храни

Ни жалости, ни мести.

Но вспомни об одном —

Как в это время года

Ходила ходуном

Ночная непогода.

И гром деревья тряс,

Как медная десница…

Ведь это всё для нас

Когда-то повторится.

1978

ДРУГУ-СТИХОТВОРЦУ

Ю. Л.

Всё, братец, мельтешим, всё ищем в «Литгазете» —

Не то чтоб похвалы, а всё ж и похвалы!

Но исподволь уже отцами стали дети

И юный внук стихи строчит из-под полы.

Их надобно признать. И надо потесниться.

Пора умерить пыл и прикусить язык.

Пускай лукавый лавр примерит ученица

И, дурней веселя, гарцует ученик!

Забудь, что знаешь, всё! Иному поколенью

Дано себя познать и тратить свой запал,

А мы уже прошли сквозь белое каленье,

Теперь пора остыть и обрести закал.

Довольно нам ходить отсюда и досюда!

А сбиться! А прервать на полуслове речь!

Лениться. Но зато пусть хватит нам досуга,

Чтоб сильных пожалеть и слабых уберечь.

Теперь пора узнать о тучах и озёрах,

О рощах, где полно тяжеловесных крон,

А также о душе, что чует вещий шорох,

И ветер для неё — дыхание времён.

Теперь пора узнать про облака и тучи,

Про их могучий лет неведомо куда,

Знать, что не спит душа, ночного зверя чутче,

В заботах своего бессонного труда.

А что есть труд души, мой милый стихотворец?

Не легковесный пар и не бесплотный дым.

Я бы сравнил его с работою затворниц,

Которым суждено не покидать твердынь.

Зато, когда в садах слетает лист кленовый,

Чей светлый силуэт похож на древний храм,

В тумане различим волненье жизни новой,

Движенье кораблей, перемещенье хмар.

И ночью, обратись лицом к звёздам вселенной,

Без страха пустоту увидим над собой,

Где, заполняя слух бессонницы блаженной,

Шумит, шумит, шумит, шумит морской прибой.

1978

«Может, за год два-три раза…»

Может, за год два-три раза

Вдруг проймёт тебя насквозь

Разразившаяся фраза,

Лезущая вкривь и вкось.

Но зато в ней мысль и слово

Диким образом сошлись.

И с основою основа

Без желанья обнялись.

1978

АФАНАСИЙ ФЕТ

Лишь сын шинкарки из-под Кенигсберга

Так рваться мог в российские дворяне

И так толково округлять поместья.

Его прозванье Афанасий Фет.

Об этом, впрочем, нам не надо знать —

Как втёрся он в наследственную знать.

Не надо знать! И в этом счастье Фета.

В его судьбе навек отделена

Божественная музыка поэта

От камергерских знаков Шеншина.

Он не хотел быть жертвою прогресса

И стать рабом восставшего раба.

И потому ему свирели леса

Милее, чем гражданская труба.

Он этим редок, Афанасий Фет.

Другие, получив свои награды,

Уже совсем не слышали природы

И, майской ночи позабыв отрады,

Писали твердокаменные оды.

А он, с почтеньем спрятав в гардеробе

Придворные доспехи Шеншина,

Вдруг слышал, как в пленительной природе

Ночь трелью соловья оглашена.

Открыв окно величию вселенной,

Он забывал про действенность глаголов.

Да, человек он необыкновенный.

И что за ночь! Как месяц в небе молод!

1978

В ДУХЕ ГАЛЧИНСКОГО

Бедная критикесса

Сидела в цыганской шали.

А бедные стихотворцы

От страха едва дышали.

Её аргументы были,

Как Сабля, неоспоримы,

И клочья стихотворений

Летели, как пух из перины.

От ядовитых лимонов

Чай становился бледным.

Вкус остывшего чая

Был терпковато-медным.

Допили. Попрощались.

Выползли на площадку.

Шарили по карманам.

Насобирали десятку.

Вышли. Много мороза,

Города, снега, света.

В небе луна катилась

Медленно, как карета.

Ах, как было прекрасно

В зимней синей столице!

Всюду светились окна,

Тёплые, как рукавицы.

Это было похоже

На новогодний праздник.

И проняло поэтов

Нехороших, но разных.

— Да, конечно, мы пишем

Не по высшему классу

И критикессе приносим

Разочарований массу.

— Но мы же не виноваты,

Что мало у нас талантов.

Мы гегелей не читали,

Не изучали кантов.

В общем, купили водки,

Выпили понемногу.

Потолковали. И вместе

Пришли к такому итогу:

— Будем любить друг друга,

Хотя не имеем веса. —

Бедная критикесса,

Бедная критикесса.

1978

ХЛЕБ

Не попрекайте хлебом меня. Не до веселья,

Ибо с тревогой на поле своё взираю.

Сам свой хлеб я сею.

Сам убираю.

Вы меня хлебом пшеничным,

я вас зерном слова —

Мы друг друга кормим.

Есть и у слова своя полова.

Но и оно растёт корнем.

Без вашего хлеба я отощаю.

Ну а вы-то —

Разве будете сыты хлебом да щами

Без моего звонкого жита?

Из одного перегноя растут

колос пшеничный и кóлос словесный.

Знаю, что ждут хлебные печи.

В русское небо с заботой гляжу я,

пахарь безвестный,

Жду, что прольются благие дожди в пахоту речи.

1978

УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК (Идиллия)

Благодарю моих учителей

За то, что я не многим им обязан…

Не верь ученикам,

Они испортят дело…

Приходите, юные таланты!..

Холмистая местность. Утро.