Уильям Шекспир - Сонеты

Повторяем, простыми стихи Шекспира могли казаться только во времена господства высокопарности и изощренности поэтического стиля. Но он и в самом деле стремился уйти от чрезмерной приукрашенности, свойственной многим поэтическим произведениям той эпохи.

Поэты Возрождения любили идеализировать предмет своего поклонения. Типичный пример такой идеализации — стихотворение современника Шекспира, поэта Бартоломью Гриффина. В его цикле сонетов «Фидесса» (Fidessa) один сонет (39) посвящен воспеванию идеальной возлюбленной, которую поэт наделил всеми признаками красоты, считавшимися модными в то время. Во всяком случае, в стихах многих поэтов именно так было принято говорить о женской красоте. Привожу этот сонет целиком:

My lady’s hair is threads of beaten gold,Her front the purest crystal eye hath seen,Her eyes the brightest stars the heaven hold,Her cheeks red roses such as seld have been;

Her pretty lips of red vermillion dye,Her hand of ivory the purest white,Her blush Aurora on the morning sky,Her breast displays two silver fountains bright.

The spheres her voice, her grace the graces three:Her body is the saint that I adore;Her smiles and favours sweet as honey be;Her feet fair Thetis praises evermore.

But ah, the worst and last is yet behindFor of a griffon[16] doth she bear the mind.

От этой мнимой возвышенности, от заштампованных образов и эпитетов Шекспир стремился уйти. В некоторых сонетах он иронизирует над выспренними сравнениями, которыми пользуются его современники. В сонете 127, описывая свою возлюбленную, Шекспир подчеркивает, что она не соответствует идеалу поэтов хотя бы уже потому, что волосы у нее черного цвета. А в знаменитом 130 сонете, бросив вызов всем штампам любовных сонетов, Шекспир создает яркий портрет своей возлюбленной, и каждая деталь в его описаниях говорит о том, что перед нами не поэтический вымысел, а живое существо:

My mistress’ eyes are nothing like the sun;Coral is far more red than her lips’ red;If snow be white, why then her breasts are dun;If hairs be wires, black wires grow on her head…

Если читатель даст себе труд сопоставить этот сонет с приведенным выше сонетом Гриффина, для него станет очевидной полемика Шекспира с условностями возвышенного поэтического стиля, принятого в те времена многими поэтами.

Сопоставление Шекспира и Гриффина мы нашли у американского критика Эдуарда Хаблера[17]. Другой исследователь английской поэзии произвел еще более показательное сравнение шекспировского сонета с шаблонами тогдашней поэзии[18]. В 1582 году Томас Уотсон, тот самый, который, по мнению Джорджа Стивенса, как поэт был чуть ли не лучше Шекспира, написал стихотворение, где воспел свою возлюбленную. Сопоставление этого стихотворения с сонетом 130 показывает, что Шекспир, создавая портрет своей возлюбленной, старательно подчеркнул все, что отличает ее именно от идеальной дамы сердца Томаса Уотсона.

У Уотсона:

Her yellow locks exceed the beaten goldHer sparkling eyes in heav’n a place deserveHer words are made all of silver soundOn either cheek a rose and lily liesHer breath is sweet perfume or holy flameHer lips more red than any coral stoneHer neck more white than aged swans that moan;Her breast transparent is, like crystal rock

У Шекспира:

If hairs be wires, black wires grow on her headMy mistress’ eyes are nothing like the sunI love to hear her speak, yet well I knowThat music hath a far more pleasing soundI have seen roses damask’d, red and white,But no such roses see I in her cheeksAnd in some perfumes is there more delightThan in the breath that from my mistress reeksCoral is far more red than her lips’ redIf snow be white, why then her breasts are dun

Комментарии здесь излишни.

Мы уже отметили, что в ряде стихотворений у Шекспира встречаются прозаизмы. Он сравнивает глаз с художником (24), ночные размышления уподобляет сессии суда (30). В сонетах 50 и 51 чувства влюбленного в часы разлуки сопоставляются с повадкой коня:

Then can no horse with my desire keep pace;Therefore desire, of perfect’st love being made,Shall neigh — no dull flesh — in his fiery race;But love, for love, thus shall excuse my jade:Since from thee going he went wilful-slow,Towards thee I’ll run, and give him leave to go.

В сонете 74 смерть сравнивается с вечным тюремным заключением. В сонете 143 возникает образ домовитой хозяйки, которая гоняется по двору за курицей. Внимательный читатель найдет немало таких непоэтических образов и сравнений, намеренно введенных Шекспиром в отдельные сонеты для того, чтобы уйти от шаблонной «красивости». Именно такие стихотворения и строки имел в виду Драйден, когда писал: «Никогда ни один автор не переходил от таких высот мыслей к столь низменным выражениям этих мыслей»[19]. Мы не согласимся с мнением Драйдена. И в драмах, и в «Сонетах» Шекспира нас привлекает замечательное богатство языка, образов, сравнений. Шекспир был необыкновенно смел в поэтических исканиях, и «Сонеты» отражают это.

Чувства, волнующие его, радости и тревоги — все воплощается Шекспиром в стихи, насыщенные метафоричностью. Поэт еще близок к первобытному анимизму, который одушевлял все явления природы и человеческой жизни. Отсюда часто встречающиеся у Шекспира олицетворения. Понятия, ставшие для нас отвлеченными, предстают в его поэзии воплощенными в образы живых существ. В сонете 7 Шекспир пишет:

Lo! in the orient when the gracious lightLifts up his burning head…

Здесь солнце изображается в виде человека, который пробуждается от сна. Подобно молодому человеку, бодро взбирается оно на холм небес, а затем, становясь все более хилым, спускается оттуда.

Особенно частым является в сонетах образ Времени. Идея всепожирающего Времени проходит через весь цикл. В нем, во Времени, воплощена идея роста, развития, расцвета и увядания — словом, идея о том, что все преходяще. Для Шекспира Время не абстрактное понятие, а живое существо, обладающее страшной, нечеловеческой силой. Недаром, обращаясь к нему, поэт восклицает:

Devouring Time, blunt thou the lion’s paws…

В сонетах, где затрагивается тема Времени, больше всего раскрываются философские взгляды Шекспира. Он видел жизнь в ее постоянной изменчивости и быстротечности. Человек бессилен в борьбе против Времени. Но если ему не дано физического личного бессмертия, есть все же две возможности побелить Время. Одна — это то, о чем поэт без конца твердит своему молодому другу в первых сонетах: иметь потомство, которое продолжит род.

Другая возможность — искусство, поэзия. Стих навеки запечатлевает образ человека:

Not marble, nor the gilded monumentsOf princes, shall outlive this powerful rhyme;But you shall shine more bright in these contentsThan unswept stone besmear’d with sluttish time…

Поэзия для Шекспира — не забава, не легкое развлечение, а одно из важнейших творений человека. В творчестве — истинное бессмертие человека.

Эти мысли, кажущиеся нам теперь такими очевидными, имели во времена Шекспира особое значение. Проблема бессмертия человека решалась Шекспиром не в религиозном духе, а в соответствии с принципами гуманистического свободомыслия. Человек сам творец своего бессмертия. Он увековечивает себя в потомстве и в творческом труде.

Особенно приметная черта мировосприятия Шекспира — слитность человека с природой. Если, с одной стороны, он одушевляет природу, очеловечивает ее, то, с другой, и человек предстает в его стихах как часть природы, притом самая прекрасная. Для гуманиста Шекспира человек, говоря словами Гамлета, «the beauty of the world» (II, 2, 304). В сонете 98 поэт воспевает своего друга как образец совершенства. Все прекрасное в природе, пишет Шекспир, всего лишь подражание красоте друга.

Сначала «Сонеты» рисуют нам в лице безымянного друга образ человеческого совершенства. Постепенно, однако, выясняется, что друг не безупречен. И уж совсем далека от совершенства смуглая возлюбленная поэта. Но есть нечто в «Сонетах», что выше несовершенства людей, окружающих поэта. Это — его душа, наделенная способностью любить безмерно. Любовь поэта приносит ему не только радость, но и горе. И все же чувства его всегда прекрасны. Недаром они отливаются в стихи дивной красоты.

Пусть факты, послужившие толчком для возникновения «Сонетов», почти полностью скрыты от нас, но зато нам открывается поистине великая душа их творца. Тот, кто написал эти стихи, был человеком, скромно оценивавшим себя. Ему казалось, что он менее значителен, чем его друг. Он жаловался на свою судьбу и признавался:

I all alone beweep my outcast stateAnd trouble deaf heaven with my bootless criesAnd look upon myself and curse my fate,Wishing me like to one more rich in hope,Featured like him, like him with friends possess’d,Desiring this man’s art and that man’s scope…

Нам же, когда мы читаем «Сонеты», открывается, что душевно их автор был бесконечно выше тех, кому он дарил свои чувства. Он тоже не идеальное существо, живой человек со слабостями и, может быть, даже пороками (сонет 110). Мы узнаем в характере лирического героя «Сонетов» ту многосторонность, которая присуща многим героям драм Шекспира.