Анна Присманова - Туманное Звено. Стихотворения
ЖЕМЧУЖИНА
Слезу любви мы сами порождаем —так устрицею жемчуг порожден.Слезой мы никого не убеждаем,но было так с начала всех времен.
Сначала перл лежит в растворе соли,внутри него песок иль паразит.Но, дав ему нетленный отблеск боли,нас устрица сияньем поразит.
Душа растет, когда земные рукинапрасно простираются во тьму.Рост сердца начинается от муки:лишь слезы научают нас письму.
СТОЛЯР
В душе мы два теченья различаем,душа у нас — чудесный водоем:она полна, когда мы получаем,еще полней, когда мы отдаем.
Мы любим тех, которые нас губят,мы губим тех, которые нас ждут.Так дровосеки руки леса рубят,а руки те — им топливо дадут.
Пусть кость моя невелика размером,но правду я как великан рублю,и правило я подтвержу примером:Вы — губите меня, я — Вас люблю.
Бывает счастье даже и в несчастьи:столяр обрызгал кровью свой верстак,но он построил крест из главной частидоски своей. Ну что ж! да будет так.
ГРАНИТ
Во мне одной, к несчастью, два лица(раздвоенность обличий нелегка мне):одно — вовне, как скорлупа яйца,другое — в глубине, как жила в камне.
Но в камень был заложен динамит,и силою огня гранит взорвался.Огонь прошел, но пласт еще дымит —утес взлетел: как я, он к небу рвался.
Рисунок жил заложен был давно,и по рисунку раскололся камень…Не динамит мое вскрывает дно,а музыки в меня всеченный пламень.
Едва ли мне удастся Вас забыть —не потому, что так я Вас любила,а потому, что удалось Вам бытьогнем, которым душу я рубила.
ОДИНОЧЕСТВО
Напрасно жизнь нас утешает снами —ладони наши наяву пусты.Лишь жалость впрямь и вплоть должна быть с нами,всё остальное — плод ночной мечты.
Вотще на слово трачу ночь и день я,никто меня о слове не просил…Наличье душ — сплошное заблужденье,нет в нас души, есть только проба сил.
Но нас неверная пленяет битва —и в бой лечу я, рвенье крыл кляня.Пусть мертвой матери моей молитвапредохранит от гибели меня.
ПЕСОК
ВОСПОМИНАНИЕ
Памяти В. ДолинаВсё клонится, и всё идет ко сну.Закат лучи и тени удлиняет…Последнюю и первую веснуво мне рука любви соединяет.
Так много о любви прочла я книг,что книгою любовь к любви убила,и все-таки, душа, в последний мигя вспомню только то, что ты любила:
то было небо с бледной синевой,вдоль набережной шов травы весенней,и стук копыт по чистой мостовойв пустое утро, в утро воскресенья.
То был туман с мерцаньем фонарей,и тусклых вод текучие траншеи,и груди чаек, реющих вдоль рей,и грусть лебедок, вытянувших шеи.
То был наш порт (за соль, за ветер, запревозмогающий нас вой сирены…).То были также светлые глаза —шли мученики с ними на арены.
Пусть три сестры — надежда, и любовь,и вера — злом неверия убиты:всё потеряв, мы всё находим вновь,пред тем как лечь для тления под плиты.
ТРЕУГОЛЬНИК
Обычно угловат над морем мыс,кончается углом рисунок лодок,краеугольна печь рыбачьих мызи треугольны головы селедок.
Глаз маяка, от солнца золотой,слепит рыбачий глаз, как рыцарь шпагой.Широкий пляж с янтарной мелкотойраспластан между дюнами и влагой.
Почти забыты мною латыши,остыла я к воде и к водолазу,но первый угол здания душия прислоню к либавскому лабазу.
В окне дитя, схватившись за косяк,в матроске сине-красной с белым бантом,висело как живой трехцветный стяг,воскресным увлекаясь музыкантом.
К несчастью, музыкальный город былнастроен на дождливую погоду,и чайки, снизив треугольник крыл,зигзагами предсказывали воду.
Но вдоль квартир, имевших вид змеи,картонная меня возила лошадь,а в сквере ноги быстрые моисверкали в Треугольника калошах.
Подняв три церкви равной высоты(о, свод с тремя небесными ногами!),казался город мирной суетытреножником, стоящим над снегами.
Морской старик с соленой бородойтремя зубцами бился там о гавань.Был треуголен парус над водой,в которой плотник Петр Великий плавал.
С убийственной длиною шли дожди,стремительно шел ветер, влагой полный,и сногсшибательные, как вожди,шли к берегу трехъярусные волны.
ГАВАНЬ
Купаясь в океанской пене,портовый спуск лишен травы,но крыты нижние ступенизеленым илом синевы.
С жезлом — враждебной контрабандесвет зажигая до зари —прошел фонарщик. По командеупали в воду фонари.
Девчонку в пепельной рубахена дальний буер отнесло.Приснились ей в последнем страхеи рваный веер, и весло.
В морской часовне гаснут свечи.В жаровне жарят камбалу.И, раздвигая мерно плечи,матрос гуляет на балу.
Свирепый ветер кулакамисрывает с палок паруса,но и сегодня с рыбакамиеще бывают чудеса:
их не пугает гибель лестниц,канат в клокочущей водеи глазки крыс, хвостатых вестниц,покинувших корабль в беде.
ГЛАЗА
1. «Один у деда глаз был из стекла…»
Один у деда глаз был из стекла.Живой свой глаз он потерял в турецкойвойне, и внучка длительно моглакампанией той любоваться в детской.
Смешение селитры и пескас водой — лежало в дедовой глазнице.Зарубцевалась рана у виска,но рваный глаз оставлен был в больнице.
Мы превозносим мужество зрачков,отдавших все видения отчизне,от кровеносных внутренних толчковуже не пробуждающихся к жизни.
Открыли финикийские купцыв песке стеклянный шарик ненароком,чтоб русские отцовские отцымогли нас занимать стеклянным оком.
Из этих глаз не выскользнет слеза:они тверды, как северные соты…У мудрецов стеклянные глаза:глядят они в блаженные пустоты.
2. «Но был другой — естественный — зрачок…»
Но был другой — естественный — зрачок,вкруг коего три жилки голубели,трех классиков читавший без очоки трех сироток знавший с колыбели.
Был глаз, берегший дедушку в тумани снеговые обходивший кочки,соединявший петлю и кармансеребряною речкою цепочки.
Заботливый нерукотворный глаз,кормивший птицу праздничною булкойи капельку ронявший много разнад гладкой музыкальною шкатулкой.
Была под ним румяная щека.И светлый глаз у впадины зловещейстарательно, как глаз часовщика,рассматривал явления и вещи.
ЛИСТЬЯ