Александр Перфильев - Стихи
«И эта встреча кончилась… так скоро!..»
И эта встреча кончилась… так скоро!И снова жизнь, как стертое клише.Как нежный звон китайского фарфораЗвучит твой голос ласковый в душе.
И так вся жизнь, все счастье в этом звоне,Чудесных дней, уже ушедших в мглу, —Возьмем хрустальное и тотчас же уроним,И видим лишь… осколки на полу.
«Мы никогда не узнаем друг друга…»
Мы никогда не узнаем друг друга,Хотя встречались, может быть, не раз…Светило ль Солнце, налетала ль вьюга,И с ними таял взгляд случайных глаз —Мы никогда не узнаем друг друга,Хотя встречались, может быть, не раз.
Года идут в изгнаньи и в скитаньях,В которых ничего нельзя сберечь,И лишь в томительных воспоминаньяхПорой сияет искра этих встреч…Года идут в изгнаньи и в скитаньях,В которых ничего нельзя сберечь.
И только… только к завершенью круга,В концовке, заключающей рассказ,Мы понимаем вдруг в последний час,Чем быть могли — пусть Солнце или вьюга,И чем, увы, не стали друг для друга,Хотя встречались, может быть, не раз!
1950Счастье
Оно стучится без ответа,Молчит, когда его зовем…Блуждает счастье близко где-то,И не найдет дороги в дом.
Веселый смех и русый локон,Любви пленительный рассказ…Проходит счастье мимо окон,Не подымая синих глаз.
Оно порой уже готовоНам улыбнуться и зайти,Но мы в волненьи это словоБоимся вслух произнести…
Его не выдумать заране,Мелькнет, и нет его опять,Не любит счастье колебаний,И не умеет долго ждать!
О нежности («О нежности, которая внутри…»)
О нежности, которая внутриТечет, журчит подземными ручьями,Мне кажется, не надо говоритьНи нежными, ни грубыми словами.
Пусть камениста внешняя кора,Умышленно зачем ее буравить?Когда наступит нужная пораРучей прорвется, иначе нельзя ведь.
Есть люди: в многослойной тишинеЗемли — они угадывают воду…Так нежность человеческая мнеЯсна у тех, кто не был нежным сроду.
Братьям-калмыкам
Так иногда доносит память сноваВсе то, что время сжало в кулаке……Я из Толмеццо ехал в штаб КрасноваСредь голых гор, на рыжем дончаке.
В селенье въехал. Вдруг, гляжу — палатка,—Что ж сердце так забилося мое?Стоит лохматая верблюжья матка,И верблюжонок около нее.
И рядом, на кошме, монгол, с суровым,Таким знакомым и родным лицом…Как будто я в пустыне Гоби сноваВ Козловской экспедиции с отцом.
Отец прикажет сняться, карту вынет…Зафыркают верблюды в полутьме.И мы: цепочкой втянемся в пустыню,И запоют буряты: «Ши намэ…»
Я вспомнил детство и сказал по-братски,Склонясь с седла: «Сайн судживайн, нохор?»Вопроса он не понял по-бурятски,И начался по-русски разговор.
«Нет, здесь не видно ваших забайкальских,Мы — калмыки с Задонья, видишь сам…»О, Боже! Занесло верблюдов сальскихВ Италию, к суворовским путям!
И вспомнил я тогда верховья Сала,И степь, и ленту Куберле-реки…Казачья горсть там кровью истекала,И вместе с нами братья-калмыки.
И вот теперь мы, выбравшись оттуда,Сошлись на перепутьи всех дорог.О братья! Нас благословляет Будда,Он знает все. Сказал он: близок срок.
1950Встречи
Бывают встречи… и совсем чужомуГлядишь в глаза, взволнованно дыша…Нигде не видел, а лицо знакомо,И не одно лицо, а вся душа!
Подобное весеннему листочку,Несящему и свежесть, и тепло,Оно вернулось в эту оболочку,То чувство, что безвременно ушло…
Где началось оно — душа забыла,Но знаешь безошибочным чутьем,Что жизнь через столетья повторилаПотерянную радость — быть вдвоем!
И кажется, она не обрывалась,А, перейдя в забвение и сон,Взяла с собой какую то усталостьИ боль из тех, незнаемых времен…
Не потому ли, как и в прежней плоти,Когда душа раскрывшаяся ждет —На маленькой, неверно взятой нотеВсе оборвется и опять… уйдет?
«Нет, вы судить меня не в силах…»
Нет, вы судить меня не в силах,Что я не оторвусь сейчасОт этих нежных, этих милых,Давно любимых мною глаз…
О, как от встречи и до встречиЧасы томительно долги…И вот опять чудесный вечерПриносит легкие шаги…
В глазах — как в звездной неба чашеМечта моя отражена,И в каждой складке платьев вашихЗвенит упругая волна!
И словно берег в час прилива,Я волн не властен отдалить…Как радостно, так молчаливо,Так безответно и красиво,И так мучительно любить!
Письмо в Австралию
Никого желанного, родного,Никого любимого не жду,Только бы твое услышать слово,Глядя на Вечернюю звезду…
У тебя, за дальними морями,Как насмешка после наших местВ декабре все суше, все упрямейЛетний зной пылает над полями,А ночами светит Южный Крест.
Голоса родные глуше, глуше,Как и сердца медленней удар.Он, наверное, и слезы сушитБеспощадный австралийский жар.
Думаешь — я этого не знаю,Что тебя измучила жара?Думаешь, что я не понимаю,Отчего растет твоя хандра?
Но сказать я все могу лишь хвое,Если ветки елки обниму:«Понимаешь, жили-были двое,А теперь живем по одному»…
Именно, когда я стал нежнее,Проще сердцем, глубже понял свет,Именно, когда ты всех нужнее,То тебя тогда со мною нет!
1950«Ты многого во мне не замечаешь…»
Ты многого во мне не замечаешь,Того, что я хочу напрасно скрыть.Наверно ты меня не понимаешь,Хотя понять желаешь, может быть!
Но есть слова, которые не скажешь,Они в душе таятся глубоко,Есть узелки, которых не развяжешь,Хоть завязать их было так легко…
И почему-то в жизни все иначе,Не так совсем, как думалось сперва…Когда душа, таясь, от боли плачет, —Мы говорим веселые слова!
О нашей встрече
Мы способны только очень пьянымиДо конца друг друга понимать, —Так не будем же речами страннымиВ этот вечер время отнимать.
Все равно, пока оно не пенится,Не в бокалах — в голове — вино,Ничего у нас не переменится,Ничего не выйдет, все равно.
Скажешь ты (в который раз!) намеренно:«Не люблю»… Меня ты не смутишь,Знаю я — сама ты не уверена,Правду иль неправду говоришь.
Знаю также, что уже заплатаноСчастье пред тобою впереди,Ценно то, что глубоко запрятано,Что и смерть не вырвет из груди…
И когда уйдешь разочарованной,И не будет сил поднять лица,Нелюбимый и спьяна целованныйЯ с тобой останусь… до конца.
«В Италии был я когда-то…»
В Италии был я когда-то…Был холод, вражда и война.Солдаты, солдаты, солдаты…Над ними — небес глубина.
Над бездной висят акведуки,Как будто со снежных вершинПротянуты тонкие рукиВ суровую бедность долин.
Трагическое интермеццоВ гротеске свихнувшихся дней —Казачьи лампасы, Толмеццо,Верблюды из Сальских степей.
В Италии был я однаждыВесной на исходе войны.Но той, утоляющей жаждуДуши, — я не видел страны.
Янтарь
