Марк Тарловский - Молчаливый полет
6 января 1928
Кондор[107]
Слегка чудаковатый контурЗа проволокою вольеры —И вот американский кондор,Который видел Кордильеры.
Сны детства! Разреженный воздух…Майн-Рид…Кровать…Свечной огарок…Страна индейцев, лам бесхвостыхИ дорогих почтовых марок!
Во время школьных репетицийКак было лестно — без запинкиПовествовать о хищной птице,Которой поклонялись инки!
На ярмарках из марок ярких,Чужак от областей надводных,Ты шел в обмен на самых жарких,На самых редкостных животных. —
Охваченный меняльным блудом,За знак с твоею шеей голойЯ мог пожертвовать верблюдом,Проштемпелеванным Анголой…
Но счастье лет, азартом полных.Ты позабыл в тени вольеры —Твой мир — наплеванный подсолнухИ праздничные кавалеры.
2 февраля 1926
Утиная судьба[108]
Нотками нежного вызова,Зеленью тонкого пухаТешила селезня сизогоСладкая утка-рябуха.
Кроткое кряканье слушая,Лакомка, падкий до ласки,Думал он: «Вот она — лучшаяВ мире крапивы и ряски!»
Думал он: «Всё приготовилиК нашей утиной утехе, —Бабы — душой Мефистофили —Гретхен пленили в застрехе…
Радуйся, жадная птичница,Ад нам любовью готовя, —Чадная утья яичница —Вот твоя выгода вдовья.
Селезня, слезно воспетого,Гонят на сцену — пожалуйста! —Скажет ли кто после этого,Чем я не копия Фауста?..»
5 декабря 1926
Кровь и любовь[109]
Трехгодовалый грузный хрякИсправно служит «Свинощету»И в сотый раз вступает в бракНе по любви, а по расчету…
Свою породистую кровьПривить метиске из Норфолька —В таком подходе — не любовь,Одна расчетливость, и только!
Об семенить и изменитьИ новым холодеть романом —Какая дьявольская нитьМежду свиньей и Дон-Жуаном!
Наука — сваха и свекровь,Наука, не моргнувши бровью…(Тут можно рифмовать с любовью,Но это будет не любовь…)
Апрель 1926 — 16 октября 1927
Случай на крыше[110]
Вечером на одинокой крышеКот приворожил к себе ворону.Он понравился ей шерстью рыжейИ смешно мурлыкнутым «не трону»…
Месяц был как месяц, и в туманеКрыши перемигивались жестью;Птичий клюв изобразил вниманье,Вызванное непривычной лестью:
Вежливо подрыгивая лапойИ подергиваясь, в знак традиций,Кот подкрадывался тихой сапойК радостно подрагивавшей птице.
И нежней, чем самурай пред гейшей,Как диктует дедовский обычай,Он ей декламировал звучнейшийИз придуманных котами спичей…
А спустя немного, в результатеСказочного бракосочетанья,У родителей, весьма некстати,Вылупилось странное созданье. —
Если только верить их рассказу,Их детеныш был как дух заклятый —Полузверь и полуптица сразу,Сразу волосатый и крылатый;
От отца с закваской кровопийцыЦвет он унаследовал и волос,А от матери — предплечий спицы,Жесты, и полет, и невеселость.
Кот поплакал над своим ребенкомИ назвал его летучей мышью…Верьте, детки, тонким перепонкам,Посвященным лунному затишью!
25 октября 1926
Случай в посольском квартале[111]
В стране, где прав довольно мало,Где чужеземец — это царь,Вблизи посольского кварталаСмиренный проживал кустарь.
При нем был пес из фокстерьеров.Подобно всем китайским псам,Он трусил белых офицеровИ был безжалостен к купцам.
По мненью пса, достичь довольстваНельзя иначе, как вбежавНа территорию посольстваОдной из западных держав.
Свой адский план продумав тонко,Он как-то в кухонном углуЛишил невинности болонку,Принадлежавшую послу…
Конечно, суд, конечно, гласность…Кустарь ответчиком предстал…Международная опасность!Дипломатический скандал!
Но кто поспорит вероломствомС наивернейшей из подруг? —Болонка пинчерным потомствомПосольство поражает вдруг!
Ученый эксперт вывел прямо,Что в жилах каждого щенкаТуземной крови нет ни грамма,А крови пинчерной — река…
Китайца больше в суд не тянут,Китаец прав, китаец рад,Ему легко, а фокс обманут,А фокс унижен и рогат.
Апрель 1925
Случай в Женеве[112]
Я — страшной новости гонец.Послушайте, исполняясь духу,Про мученический конец,Постигший рядовую муху! —
Свободной мысли колыбель,Женева нравилась всегда ей.Там спит над озером отель,Засиженный мушиной стаей.
У кухонной его плиты,Над сковородкой рот разиня,Сколь часто сиживала ты,Моя малютка героиня!
Но ты влетела второпяхВ зал, где, рассевшись по ранжиру,Сто грудей пели о путяхК разоружению и миру…
Сверканье сахарным пленяясь,Ты прогулялась по манишкам,Чьи обладатели, клянясь,Грозили воинским излишкам.
Они кричали: «Дух войныГрозит грядущим поколеньям,Но будем вооруженыРазоружительным терпеньем!»
В окно! В окно! Тошнит от врак!Скорей! Тоска подходит комом.Бежать!.. Но форточку сквознякЗахлопнул перед насекомым…
Оно в испарине, дрожа,Проводит лапкой по макушке…«Разоружа…» «Вооружа…»Ах, нет ужаснее ловушки!
Там просят сдвинуться на треть,Там просят не решаться сразу,Там требуют предусмотретьПропагандистскую заразу…
Взглянула муха на Восток,Полна сочувственной заботы;Перекрестила хоботок,Изнемогая от зевоты;
Сложила томно два крыла,Решительных не выждав сдвигов,И в два приема умерла,Худыми ножками подрыгав.
— Здесь ветви мира — напрокат.Здесь даже мухи мрут от скуки, —Сказал восточный делегат,Брезгливо умывая руки…
Подвижником на блудный пирЯвилось бедное творенье. —Спи с миром, павшая за мир!Вкушай загробное варенье!
10 мая 1929
VIII. ЛЕГЕНДА
Дары Америки[113]
Властолюбивая наследственностьК морям, как в детстве, нас зовет,И первопутная торжественностьВ рыбачьем парусе живет.
Бродяга, проклятый викариемИ осужденный королем,Обогащает полушариемВсемирной карты окоем.
Со звоном золота и каторгиПират Атлантикой несом,И Слава в латах конквистадоркиШтурвальным правит колесом.
Водительница и ответчица,Она и в бурях, и в боях,И Амазонка ей мерещитсяВ американских берегах.
Индейцы бьются с бледнолицыми,И через робкие очкиМы напрягаем над страницамиРасширившееся значки.
____________________________Мы видим — с перуанских АльпСпадают снежные покровы,Сдирает с тайны свежий скальпЗавоеватель их суровый.
Мы слышим клич — «туда, туда,Туда, где желтые богатства,Где лам сребристые стадаИ красная пастушья каста!»
Но через пастухов и лам,Неуловимая для глаза,Со страшной местью пополамРаспространяется зараза. —
Тебя мечом не одолеть,Тебе не страшен бой мушкета, —Тобой приходится болеть,Неведомая спирохета!
Когда шумит обратный стягИ флот торопится попятно,На бледной коже у бродягВскипают бронзовые пятна;
Под милым золотом скрипятИзнемогающие трюмы,Но кости ноют у ребят,И лица у ребят угрюмы:
Уж лучше черная чумаИли зеленая холера,Чем боль, сводящая с умаВесельчака и кавалера!
За флотом пенный виадукСтруится следом дерзновенным,И плавно движется недугПо голубым и влажным венам…
А с берега родной земли,Навстречу брызнутые круто,Звучат ликующие «пли»И гром военного салюта.
_________________________________С тех пор щедротами АмерикиЕвропа в хрипе, в горе, в жути,И пляшут хмурые венерикиНа свадьбе золота и ртути…
Мутнеет кровь, мечты подавлены,Томится страсть боязнью лютой,И лучшие уста отравлены,Как чаша, полная цикутой.
За вспышку скопидомной похоти,Вспашку девственной Ла-Платы —Какие бешеные подати!Какие щедрые расплаты! —
И жертва уличной трагедии,Рыдая на фонарной тумбе,Клянет Колумбово наследие,Не зная даже о Колумбе!
__________________________Сомнений нет, надежды нет,Ломается последний якорь,Как адмирал, растерян знахарь,И волны рвутся в кабинет…
Ну что же? — поблагодари,Оставь рублевую бумажкуИ в слякоть, с шубой нараспашку,Иди и шляйся до зари.
Я знаю — может быть, и ты,С письмом, окурком и портретом,Оставишь нам перед рассветомСвои восторги и мечты.
Как доктор, поднесешь ко ртуЛекарство с револьверным дуломИ, задрожав плечом сутулым,Отсалютуешь в пустоту…
Во славу древних моряков— Да незабвенны наши предки! —Такие выстрелы нередкиВ судебной хронике веков —
Они звучат то там, то сям,В тиши торжественной минуты,Как запоздалые салютыПобедоносным кораблям.
Но, с золота заморских рудСмывая ржавчину болезни,Наука требует — «воскресни!» —И славит выдержку и труд.
1–3 октября 1927
