Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II
«Оттепель. Лес, и в лесу — ни тропинки…»
Оттепель. Лес, и в лесу — ни тропинки:Куда ни посмотришь — береза да ель.На осевшем снегу голубые рябинкиРазбросала ночная капель.
Но ненадолго: вот северный ветерПо лесу пройдется и все закует,И на каждой прогалине, в каждом просветеЗаблестит лакированный лед.
Ветки наденут стеклянные платья —Одежды для бала должны быть тесны,Но им кажется, что ледяные объятьяИ милей, и прекрасней весны.
«Вздыхает тревожно ночная земля…»
Вздыхает тревожно ночная земля,Ложится на платье роса голубая,И к небу, как стрелы, летят тополя,В полумгле серебристые листья роняя,
И ухает глухо большая сова,Друг с другом кузнечики спорят и спорят,В нескошенном поле цветы и трава —Безголосые — все же им радостно вторят.
Роса и кузнечики, ночь и поляПокорны присущему жизни томленью,А ты, не расслышав, как дышит земля,Ты проходишь сквозь мир безучастною тенью.
1956«…И слова тебе не скажи. Неужели…»
…И слова тебе не скажи. НеужелиТолько прошлым мы живы с тобой? ПосмотриНа закатом сожженные синие елиИ в небе — на взвихренных туч янтари.
Я знаю — ползет из ночного болотаНам навстречу клоками туманная муть.Что ни миг, то тусклей и темней позолота,И красок былых никогда не вернуть.
И все же, пока от земного дыханьяПоднимается пар и в холодной далиЧуть трепещет звезда, и доступно лобзанье, —Мы взяли не все от бессмертной земли.
«На опушку, где ясень и вязы…»
На опушку, где ясень и вязы,Где кусты ежевики и мгла,Летним вечером накрепко связанных,Память нас вновь привела.
Там, на небе, чуть видные звездыИ невидимые небеса.Сенокос, и качается в воздухеЗапахов душных река.
Но с годами все глуше и строже,Все скупее становится речь.Нам немыслимо и невозможно намВысказать — и сберечь:
Ведь за каждым оброненным словомНерожденные стонут слова,Отливая свинцом и оловом,Точно скошенная трава.
Мы в тени прошлогоднего стогаНе помедлим сегодня с тобой.Над ночною, над темной дорогоюПахнет скошенною травой.
1955«Убежденья твои голословны…»
Убежденья твои голословны:Что ни довод — то новая ложь,Да и фраза-то каждая словноПотревоженный палкою еж…
Ты забыла? Мы осенью прошлойВот такого в овраге нашли.Как он иглы свои разъерошил,Только нас увидал издали.
Теплый дождь моросил, и поганкиВ тот насыщенный влагою годНа лесной порыжелой полянке,Будто дети, вели хоровод…
Неужели же ты позабыла,Как порой, щекоча и зудя,За намокшее платье скользилаБеспокойная струйка дождя?..
1956«Блестит сыроежка, покрытая лаком…»
Блестит сыроежка, покрытая лаком,Зеленую шляпку свернув набекрень.До чего этот воздух прогалины лаком!До чего же пахуча меж соснами тень!
Сорвешь этот гриб — и на самом-то делеЗабудешь, что счастье иначе зовут,И слышишь — в грибном перепончатом телеВсе хрупкие запахи леса живут.
1956Расставанье («Ложится скатертью под ноги…»)
Ложится скатертью под ногиКристаллический снежок.Видишь — нет уже дороги,Видишь — на ночном порогеБелой бабочкой прилегНеосмотрительный снежок.
Неосмотрительный, упрямый,Он ложится на стекло,Горбиком к оконной рамеПрислонился этот самыйСнег, похожий на крыло.Сквозь запотевшее стекло
Душа покинутого дома,Золотая, смотрит вслед.Все, казалось бы, знакомо,Все по-прежнему весомо,Только вот, — тебя уж нет,Засыпан снегом узкий след.
1967«Вечерний воздух над излучиной Оки…»[18]
Вечерний воздух над излучиной Оки,Над скошенным, чуть порыжевшим лугом!Поверхность золотистая рекиРаспахана лучом, как острым плугом.
За бороздою режет бороздаОтполированную светом реку,И плещется прохладная водаМильонами сияющих молекул.
А там, где над обрывом, вдалеке,Сосновый бор горит иконостасомИ свечи отражаются в реке,И горизонт закатом опоясан, —
Тому на языке названья нет!Кто может, не сгорев, коснуться света,Который, может быть, дает ответНа то, чему не может быть ответа!
1957,1958В орловском городском парке («Лохмотьями снега прикрыта едва…»)
Лохмотьями снега прикрыта едваУ края канавы сухая трава.
Как жирные спины заснувших тюленейЛежат многочисленные поколенья
И грядок и клумб. Вдалеке парники,Пирамидою сложенные костяки
Поломанных рам и прогнившие доски,И желтые стены пустого киоска…
И все для того, чтоб, подумав, сказать,Что даже и это порой благодать,
Что пахнет до одури жизнь перегноем,Что в землю уйдем — ничего не откроем.
1958«В моей руке легка сухая горсть земли…»
В моей руке легка сухая горсть земли,Но все же слышен смерти пыльный запах…А облако над головой моей, вдали,Бежит по синеве на белых лапах.
Оно глядит и видит сверху тень свою,Летящую по золотому краю,И запрокинутую голову мою,Которую к нему я поднимаю,
И знает облако, что, ослабев в борьбеС природою, ее все тайны вызнав,Я молча покорюсь моей судьбеИ стану прахом, микроорганизмом,
Тем самым прахом, тою пыльною землей,Которая, теплом моей руки согрета,Увидит небо, захлебнется синевой,В себе самой найдя источник света.
«Собака не знает, что смертным…»
Собака не знает, что смертнымДуша ее телом прикрыта,И дождик не знает, что ветромЕго оторвет от зенита…………………………………….
Стоят часовые на стражеУ нашего смертного ложа —Но как человеку расскажешь,Но как человеку поможешь, —Холодного пота томленье,Бессилье земного незнаньяИ горечь… и вдруг — изумленьеУбийственного очарованья,Того, что откроется после,Того одиночества смерти,Которое мыслью слепоюНельзя ни узнать, ни проверить.
«Душа беспамятна. Она не знает…»
Душа беспамятна. Она не знаетТого, что было с ней. Лишь настоящимОна живет, горит, изнемогая,Огнем бездымным и блестящим.Как вспышка молнии, как магний белый,Сквозь хаос прорываясь дивным светом,Она летит над нашим смертным теломЗемле несопричастною кометой.
Но иногда за выспренностью слов,За ломоносовским высоким стилемТы вправду видишь очерк берегов,Которых больше нет — и все же — были.И, вглядываясь пристально, во мглеВдруг различаешь ты почти с испугомОбыкновенный вечер на земле,Неторопливую прогулку с другомИ несколько совсем случайных фразО том, что вечер пуст и странен,Что вот опять, уже в который раз,О смерти думаешь… И вдруг в туманеНечаянный и резкий хруст сучкаИз-под ноги неуловимо брызнет,И этот звук, как искра у виска,Напомнит свет давно минувшей жизни.
«Ты все же думаешь, что дважды два четыре?..»
