Роберт Рождественский - Лучшие стихи и песни

Два великих крыла…

На Ивановской…

Аки птица летать…»

– Что творишь, холоп?

– Не худое творю.

– Значит, хочешь взлететь?

– Даже очень хочу.

– Аки птица, говоришь?

– Аки птица, говорю.

– Ну, а как не взлетишь?

– Непременно взлечу!

Мужичонка-лиходей —

рожа варежкою, —

появившись из ворот скособоченных,

дня тридцатого апреля на Ивановскую

вышел-вынес

два крыла перепончатых.

Были крылья угловатыми и мощными,

распахнулись —

всех зажмуриться заставили!

Были тоненькими очень —

да не морщили.

Были словно ледяными —

да не таяли.

Отливали эти крылья сверкающие

то ли – кровушкою,

то ли – пожарами.

Сам боярин Троекуров со товарищами

поглазеть на это чудо пожаловали…

Крыльев радужных таких

земля не видела.

И надел их мужик,

слегка важничая.

Вся Ивановская площадь шеи вытянула,

приготовилася ахнуть вся Ивановская!..

Вот он крыльями взмахнул,

сделал первый шаг.

Вот он чаще замахал,

от усердья взмок.

Вот на цыпочки встал, —

да не взлеталось никак!..

Вот он щеки надул, —

а взлететь не мог!..

Он и плакал, и молился, и два раза отдыхал,

закатив глаза, подпрыгивал по-заячьи.

Он поохивал, присвистывал, он крыльями махал

и ногами семенил, как в присядочке.

По земле стучали крылья,

крест мотался на груди.

Обдавала пыль вельможного боярина.

Мужику уже кричали:

«Ну, чего же ты?

Лети!

Обещался, так взлетай, окаянина!..»

А когда он завопил:

«Да где ж ты, господи?!» —

и купца задел крылом, пробегаючи,

вся Ивановская площадь

взвыла в хохоте,

так что брызнули с крестов стаи галочьи!..

А мужик упал на землю,

как подрезали.

И не слышал он ни хохота, ни карканья…

Сам боярин Троекуров

не побрезговали:

подошли к мужичку и в личность харкнули.

И сказали так боярин:

«Будя!

Досыта

посмеялись.

А теперь давай похмуримся.

Батогами его!

Но чтоб – не до смерти.

Чтоб денечка два пожил да помучился…»

Ой, взлетели батоги посреди весны.

Вился каждый батожок в небе пташкою.

И оттудова —

да поперек спины!

Поперек спины —

да все с оттяжкою!

Чтобы думал – знал!

Чтобы впрок – для всех!

Чтоб вокруг тебя стало красненько!

Да с размахом – а-ах!

Чтоб до сердца – э-эх!

И еще раз – о-ох!

И – полразика!..

– В землю смотришь, холоп?

– В землю смотрю.

– Полетать хотел?

– И теперь хочу.

– Аки птица, говоришь?

– Аки птица, говорю.

– Ну, а дальше как?

– Непременно взлечу!

Мужичонка-лиходей —

рожа варежкой, —

одичалых собак пугая стонами,

в ночь промозглую лежал на Ивановской,

будто черный крест —

руки в стороны.

Посредине государства, затаенного во мгле,

посреди берез и зарослей смородинных,

на заплаканной, залатанной, загадочной Земле

хлеборобов,

храбрецов

и юродивых.

Посреди иконных ликов и немыслимых личин,

бормотанья и тоски неосознанной,

посреди пиров и пыток,

пьяных песен и лучин

человек лежал ничком в крови собственной.

Он лежал один, и не было ни звезд, ни облаков.

Он лежал, широко глаза открывши…

И спина его горела не от царских батогов, —

прорастали крылья в ней.

Крылья.

Крылышки.

3. Шаги

Скоро полночь.

Грохочут шаги в тишине…

Отражаясь от каменных стен и веков,

эхо памяти

медленно плещет во мне…

Двести десять шагов,

двести десять шагов…

Через все, что мы вынесли,

превозмогли, —

двести десять шагов

непростого пути…

Вся история

нашей живучей

Земли —

предисловие

к этим

двумстам десяти!..

Двести десять шагов,

двести десять шагов.

Мимо долгой,

бессонной

Кремлевской стены.

Сквозь безмолвье

ушедших в легенду

полков

И большую усталость

последней войны…

Память, память,

за собою

позови

в те далекие,

промчавшиеся дни.

Ты друзей моих ушедших

оживи,

а друзьям живущим

молодость верни.

Память, память,

ты же можешь!

ты должна

на мгновенье

эти стрелки повернуть.

Я хочу не просто вспомнить

имена.

Я хочу своим друзьям

в глаза взглянуть.

Посмотреть в глаза

и глаз не отвести.

Уставать,

шагать

и снова уставать…

Дай мне воли

до конца тебя

нести.

Дай мне силы

ничего

не забывать.

4. Труд

Пока в пространстве

кружится планета,

На ней,

пропахшей солнцем,

никогда

не будет дня,

чтоб не было

рассвета,

не будет дня,

чтоб не было

труда!..

Так было

в нашей жизни быстротечной:

пришел

в победном реве

медных труб,

взамен войны —

Великой и Отечественной —

Великий

и Отечественный

труд!..

Вся жизнь

как будто начиналась снова

в бессонной чехарде

ночей и дней.

И это было легче ненамного,

чем на войне.

А иногда —

трудней…

Великий труд,

когда забот по горло.

Огромный труд

всему наперекор…

Работа шла

не просто для прокорма,

а в общем-то,

какой там был

прокорм?

Кусок сырого

глинистого хлеба.

Вода

из безымянного ручья.

И печи обгорелые —

до неба

торчащие

над призраком жилья.

Такая память

нас везде догонит.

Не веришь,

так пойди перепроверь:

Два дома неразрушенных —

на город!

Один мужик —

на восемь деревень!..

Расскажешь ли,

как, отпахав,

отсеяв,

споткнулись мы

о новую беду

и как слезами

поливали землю

в том —

выжженном —

сорок шестом

году!

Как мышцы затвердевшие

немели

и отдыха

не виделось вдали…

Мы выдержали.

Сдюжили.

Сумели.

В который раз

себя

превозмогли…

Свою страну,

свою судьбу врачуя,

мы

не копили силы про запас.

И не спасло нас

никакое чудо.

А что спасло?

Да только он и спас —

Великий и Отечественный.

Только!

Помноженный на тысячи.

Один…

Пусть медленно,

пусть невозможно долго,

но праздник наш

поднялся из руин!

Поднялся праздник

и расправил

плечи.

Разросся,

подпирая облака…

Что ж,

завтра будет проще?

Будет легче?

Наоборот:

сложней

наверняка!..

Уже сейчас —

совсем не для забавы —

заводим мы

незряшный разговор:

какая магистраль

нас ждет

за БАМом?

Где он лежит —

грядущий Самотлор?..

…Распахнуты сердца.

Открыты лица.

Тайга стоит

уже в заре по грудь.

Стартует утро.

Царствует и длится

Великий труд.

Отечественный труд!

На стройках,

на полях

и на дорогах,

в столичном гуле,

в деревнях глухих,

на самых мудрых

синхрофазотронах

и в самых немудреных

мастерских!

Не надо

снисходительной гримасы

по поводу

«не той величины».

Ведь есть не только

БАМы и КамАЗы —

есть неизбывный

общий труд

страны!

Где без обид

несут свои заботы,

вершат

свои нелегкие дела

обычные совхозы

и заводы,

которым нет ни славы,

ни числа.

Не слишком-то надеясь на везенье,

живет страна,

мечтая и терпя.

Слесарит,

инженерит,

пашет землю.

И верит в жизнь.

И создает

себя!

Труд

правит

миром!

Он пьянит,

как брага!

Он объявляет:

все иль ничего!

А без него

любое знамя —

тряпка!

Любое слово без него —

мертво!

Великий

от великого усилья,

Вознесший над страной

крыло свое!

Отечественный!

Ибо в нем —

Россия

и сестры

равноправные

ее!..

Пока в пространстве

кружится планета,

на ней —

пропахшей солнцем —

никогда

не будет дня,

чтоб не было

рассвета!

Не будет дня,

чтоб не было

труда!

5. Нелирическое отступление о дорогах

Все когда-нибудь

делают шаг

за порог.

Жизнь у всех —

на дорогах бренных…

А мечтаю я

о пятилетке дорог.

Не абстрактных.

Вполне конкретных…

Вы прислушайтесь:

души людские

томя,

в черноземах

и в глинистой жиже

стонут в голос,

воют,

ревут ревмя

на конкретных дорогах

машины!

Даже если какая беда пришла,

то доехать

в средине марта

от села одного

до другого села —

ни рессор не хватит,

ни мата!..

Понимаю,

что очень огромна страна,

допускаю,

что мы не боги.

Знаю:

в слове «до-ро-га»

звенит цена, —

дорогие нынче

дороги!..

Ладно, дорого…

Что ж,

нагрузили – вези.

Песни пой,

себе в утешенье…

Ну а хлеб,

лежащий

в целинной грязи!

Он —

дешевле?!

А далекие рейсы,

будто на приз?!

(«Доберется!..

Авось не утонет…»!)

Разве долгий подвиг —

шоферский риск —

ничего

не стоит?!.

А колдобины

на ежедневном пути

(чуть расслабишься —

треснет шея)…

А сама невозможность

проехать,

пройти?

Разве это —

дешевле?

Не хочу, торопясь,