Юрий Левитанский - Черно-белое кино (сборник)
Новый год у Дуная
Камень старинный, башни, мосты, ограды.Гостеприимны древние эти грады.Благословенны тихие эти веси.Колокола воскресные в поднебесье.Под куполами, золотом, синевоюя с непокрытой шествую головою.Колокол, солнце, елка стоит, сверкая.День новогодний – боже, теплынь какая!День новогодний, теплый, весенний, синий.А в эту пору снег идет над Россией.Ветер гудит по нашим великим рекам.Снег над Россией. Что там, за этим снегом?Что там за снегом – что он, кого он прячет?Кто там за ним вздыхает, смеется, плачет?Кто там сейчас в лесу над костром колдует,дует в огонь, в озябшие руки дует?Господи, дай им солнца, тепла, капели!Дай, чтоб скорее птицы в лесу запели!Синью наполни очи лесных проталин!..К старости, что ли – стал я сентиментален.Даже не думал, что напишу такое…Хрустнула ветка где-то в лесном покое.Скрипнули сани и затерялись в поле.И никуда не деться от этой боли.Ветер гудит по северным нашим рекам.Снег над Россией. Что там, за этим снегом?
Воспоминанье о Нибелунгах
Это былопочти перед самой войной,мы смотрели немецкий фильм,Песню о Нибелунгах,фильм, конечно, немой,и веселый тапериз студентовнаяривал лихо на пианиночто-то смешное,и мы хохотали,когда белокурый красавец Зигфридумывался кровью драконапод мелодиюпопулярной в ту поруспортивной песни.Мы изучали тогданемецкое средневековье,миннезанг,майстерзанг,мы любили щегольнутькаким-нибудь звучным именем,каким-нибудь Вальтеромфон дер Фогельвейде.Оставалось несколько месяцевдо начала этой войны,с которой мы возвращалисьдолгие годы,с которой не все мы вернулись,мы,от души хохотавшиенад этой отличной шуткой —Зигфридумывается кровью дракона,умываетсякровью,ха-ха,умываетсякровью!
Дети
Дети, как жители иностранныеили пришельцы с других планет,являются в мир, где предметы странные,вещи, которым названья нет.Еще им в диковину наши нравы.И надо выучить все слова.А эти звери! А эти травы!Ну, просто кружится голова!И вот они ходят, пометки делаяи выговаривая с трудом:– Это что у вас? – Это дерево.– А это? – Птица. – А это? – Дом.Но чем продолжительнее их странствиеони ведь сюда не на пару дней —они становятся все пристрастнее,и нам становится все трудней.Они ощупывают переборочки,они заглянуть стараются за.А мы их гиды, их переводчики,и не надо пыль им пускать в глаза!Пускай они знают, что неподдельно,а что только кажется золотым.– Это что у вас? – Это дерево.– А это? – Небо. – А это? – Дым.
Старая женщина с авоськой
А вот явленье грусти бесконечной,хотя,на первый взгляд,и беспричинной.На остановке где-нибудь конечнойстарушка из автобуса выходит.Ах, город,эти новые дома,керамика,стеклои алюминий!Какая пестрота и легкость линийв меняющихся контурах его,какая гамма цветосочетаний!Здесь для примера я бы показалЦентральный, скажем, аэровокзалили Дворецдля бракосочетаний,куда подъехал свадебный кортежс девчонкою в одежде подвенечной…Но вот картина грусти бесконечной,когда старушка площадь переходит.Ах, город,всё куда-то он спешит,торопится на ярмарки,на рынки,на свадьбы,на рожденья,на поминки,проглатывая прессу на ходу,прижав к себе попутные покупки,нет-нет еще косясь на мини-юбки,как бы стыдясь,что снова уличенв приверженности к моде быстротечной…Но вот картина грусти бесконечной,и я едва не плачу в этот миг,когда старушка площадь переходит,в скрещенье всех событий мировыхшагает по дорожке пешеходной,неся свою порожнюю авоську,где, словно одинокий звук минорныйи словно бы воробушек озябший,один лежит на донышкелимон.
«Завидую, кто быстро пишет…»
Завидую, кто быстро пишети в благости своей не слышит,как рядом кто-нибудь не спит,как за стеною кто-то ходитвсю ночьи места не находит.Завидую, кто крепко спит,без сновидений,и не слышит,как рядом кто-то трудно дышит,как не проходит в горле ком,как валидол под языкомсосулькой мартовскою тает,а все дыханья не хватает.Завидую, кто крепко спит,не видит снов,и быстро пишет,и ничего кругом не слышит,не видит ничего кругом,а если видит,если слышит,то все же пишет о другом,не думая,а что же значит,что за стеною кто-то плачет.Как я завидую ему,его уму,его отваге,его перу,его бумаге,чернильнице,карандашу!А я так медленно пишу,как ношу трудную ношу,как землю черную пашу,как в стекла зимние дышу —дышу, дышуи вдруготтаиваю круг.
Воспоминанье о дождевых каплях
Дождь проникал к нам запростасквозь дырявую крышу,потолки протекали,на них выступали желтые пятна,кусочки известки падали на пол,а на полу стояли корыта,ведра, тазы, кастрюли,и за ночь,если дождь шел ночью,они наполнялись мягкойдождевою водой.Кап, кап, кап…Впрочем,меня это занималомало.Детский мой сон был крепок,звуки паденья капельмне не мешали.Я вижу отчетливо комнату,эти кастрюли и ведра,расставленные в странном порядке,как шахматные фигурыв этой игре с дождем,вижу паденье капель,круги на водеи маленькие воронки,но, как ни стараюсь,не слышу звука —словно в немом кинофильме.– Звук! – я кричу,– звук!И он догоняет меня,звук пролетевшего самолета,назойливый стук метронома,колокол,частые взрывы —аж лопаются перепонки —кап, кап, кап…
Как показать зиму
…но вот зима,и чтобы ясно было,что происходит действие зимой,я покажу,как женщина купилана рынке елкуи несет домой,и вздрагивает елочкино телоу женщины над худеньким плечом.Но женщина тут, впрочем,ни при чем.Здесь речь о елке.В ней-то все и дело.Итак,я покажу сперва балкон,где мы увидим елочку стоящейкак бы в преддверьежизни предстоящей,всю в ожиданье близких перемен.Затем я покажу ее в одиниз вечероврождественской недели,всю в блеске мишуры и канители,как бы в полете всю,и при свечах.И наконец, я покажу вам двор,где мы увидим елочку лежащейсреди метели,медленно кружащейв глухом прямоугольнике двора.Безлюдный двори елка на снегуточней, чем календарь, нам обозначат,что минул год,что следующий начат.Что за нелепой разной кутерьмой,ах, боже мой,как время пролетело.Что день хоть и длинней, да холодней.Что женщина…Но речь тут не о ней.Здесь речь о елке.В ней-то все и дело.
Как показать зиму
Диалог у новогодней елки
– Что происходит на свете? – А просто зима.– Просто зима, полагаете вы? – Полагаю.Я ведь и сам, как умею, следы пролагаюв ваши уснувшие ранней порою дома.– Что же за всем этим будет? – А будет январь.– Будет январь, вы считаете? – Да, я считаю.Я ведь давно эту белую книгу читаю, этот,с картинками вьюги, старинный букварь.– Чем же все это окончится? – Будет апрель.– Будет апрель, вы уверены? – Да, я уверен.Я уже слышал, и слух этот мною проверен,будто бы в роще сегодня звенела свирель.– Что же из этого следует? – Следует жить,шить сарафаны и легкие платья из ситца.– Вы полагаете, все это будет носиться?– Я полагаю, что все это следует шить.– Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,недолговечны ее кабала и опала.– Так разрешите же в честь новогоднего баларуку на танец, сударыня, вам предложить!– Месяц серебряный, шар со свечою внутри,и карнавальные маски – по кругу, по кругу!– Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, рукуи – раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три!..
Воспоминанье о скрипке
Откуда-то из детствабумажным корабликом,запахом хвойной ветки,рядом со словом полькаили фольга,вдруг выплываетстранное это слово,шершавое и смолистое —канифоль.Бумажный кораблик,елочная игрушка,скрипочка,скрипка.Шумные инструменты моего детства —деревянные ложки,бутылки,а также гребенки,обернутые папиросной бумагой, —это называлось тогда шумовым оркестром,и были там свои гении и таланты,извлекавшие из всего этогозвуки,потрясавшие наши сердца.Я играл на бутылках,на деревянных ложках,я был барабанщикомв нашем отряде,но откудаэто воспоминанье о скрипке,это шершавоеощущенье смычка,это воспоминаньео чем-то,что не случилось?
«Была зима, как снежный перевал…»
