Осенний разговор - Сергей Эмильевич Таск
свистит, но слышно как из-под подушки —
вполбарабана, вполтрубы, вполфлейты
и в четверть сна, в одну восьмую жизни…»
Ах, боже мой, ведь это что-то очень
знакомое… постой, сейчас припомню…
но это же, но э…
Тут я проснулся.
Точнее, не проснулся, а – прозрел!
Да что я, в самом деле! Разве Дух
живет в черте оседлости? Ужели,
опутан всеми видами родства,
он в клеточке из двух меридианов
и параллелей мечется, как в клетке?
И должен записаться справкой с места
работы? Заучить, кто председатель
Народного Хурала и когда
родился третий секретарь посольства
арабски-дружественной к нам страны?
Нет, нет же! Без прописки и без вида
на жительство, беспечный как звезда,
Дух вечен, ни пространство и ни время
над ним не властны, это Вечный Жид,
не знающий покоя, безучастный
к домостроительству, томимый жаждой
познать, увидеть, встретить, обрести, —
и строить миражи, чтоб обмануться,
и находить, чтоб снова потерять…
Не он ли в чернокожего шамана
вселялся, чтобы тот, как бесноватый,
тряся своим магическим йо-йо,
так истово вымаливал дождей,
что небеса внезапно разверзались?
не он ли взбаламутил Рим? Не он ли
потряс основы Дариева царства?
И Беккета послал под нож? И Салем
поджег, безумный, с четырех сторон?
Дух – это смута, это вечный бунт,
Дух – это дрожжи, бешеный источник
брожения в умах и государствах,
фанатик джинн с запавшими глазами.
О, бойтесь, бойтесь Духа! Ведь ему
дано являться в тысяче обличий,
но будь он хоть четырежды бесплотен,
вы без труда узнаете его:
ведь это – Я.
Из бесед шестого патриарха школы Чань с учениками
Об анонимности идеи
Как мать и дочь всегда ровесницы,
ученику учитель ровня:
иерархическая лестница
сгорела в пламени жаровни.
Тому, чья сущность прорывается
к течениям седьмого слоя,
как откровенье открывается
иная высь и дно иное.
Идеи, что ушли в предание
и словно в воздухе повисли,
вдруг обретают очертания
упругой и свободной мысли.
Отшелушатся поколения,
и мысли, растворяясь снова,
уйдут, как некогда, в забвение,
в плену пространства неземного.
И тыща триста лет без малого
пройдет, пока беседу эту
в год снегопада небывалого
случится записать поэту.
О чистоте помыслов
По окрестным дорогам бродили когда-то
Тао-и и Ма-цзу, два монаха, два брата.
Шли, себя не щадя, а уставши с дороги,
обивали смиренно чужие пороги.
И однажды, покинув пределы Кантона,
услыхали монахи рыданья и стоны.
Это дама, ступню подвернув ненароком,
обмерла, остановлена горным потоком.
Тао-и перенес ее. Кончились ахи,
и маршрут свой продолжили братья-монахи.
Десять ли они шли в совершенном молчанье
мимо рощ и полей, где трудились крестьяне.
И промолвил Ма-цзу: «Ты же связан обетом —
сторониться всех женщин. Забыл ты об этом?»
Тао-и улыбается, глядя на братца:
«Я-то что, я всего лишь помог перебраться.
Неужели в беде человека я брошу?
Ты же, брат, до сих пор все несешь эту ношу».
И опять замолчали, влекомы куда-то,
Тао-и и Ма-цзу, два монаха, два брата.
О бескорыстном служении
Всякий раз возвращаться:
к недочитанным свиткам,
к неразгаданным снам,
к родному подворью,
к радости левитаций,
к понесенным убыткам,
к сожженным мостам,
к причиненному горю.
Всякий раз проходить
этот замкнутый круг
из смертей и рождений,
где чудачество – чудо,
чтобы смысл находить
в том, что ты – это лук
в безраздельном владенье
шестирукого Будды.
О символах
Холст без единого мазка на нем.
Стихотворенье без иероглифов.
Сизиф, не слышавший про труд Сизифов.
Вино, еще не ставшее вином.
Звук, тихо дремлющий в себе самом.
Раскрытый лотос вечного соитья.
Доверия невидимые нити.
Стоящий в созерцательности дом.
Мужские деревянные гета,
зацокавшие вдруг в Стране рассвета.
Ладонь всеосязающая эта,
которая на самом деле та.
Высоких откровений простота,
которая наш сон не потревожит,
как пыль на этот мир осесть не может,
поскольку мир – всего лишь пустота.
О тайнах бытия
Три сокровенные есть тайны бытия.
О них поговорить хотел бы с вами я.
Загадка женщины – одна такая тайна.
Все дело в линии, как будто бы случайной,
бегущей, как ручей, что бегом одержим,
или как кисточки волосяной нажим,
который обручил, по-детски безогляден,
округлости холмов с обрывистостью впадин,
и женщину познать, я думаю, нельзя,
иначе как рукой по линии скользя.
Рожденье музыки – вот вам другая тайна,
которая людей волнует чрезвычайно.
Чтоб сочетание всего пяти тонов
пресуществилось в дух, основу всех основ,
и зазвучало вдруг мелодией чудесной,
пожалуй, нет пути иного в Поднебесной,
как только выходить из тела своего
и ощущать душой гармонию всего.
А третьей тайною зовется смерть в народе,
но так как смерти нет и не было в природе,
то медитацией займемся мы сейчас:
впустите мир в себя, и пусть он впустит вас.
О взаимосвязанности сущего
С той
