Сборник Сборник - Моё лучшее стихотворение

1961

Михаил Рудерман

Песня о тачанке

Ты лети с дороги, птица,Зверь, с дороги уходи!Видишь, облако клубится,Кони мчатся впереди.И с налета, с поворота,По цепи врагов густойЗастрочит из пулеметаПулеметчик молодой.   Эх, тачанка-ростовчанка,   Наша гордость и краса,   Приазовская тачанка,   Все четыре колеса!

Эх, за Волгой и за ДономМчался степью золотойЗагорелый, запыленныйПулеметчик молодой.И неслась неудержимоС гривой рыжего коняГрива ветра, грива дыма,Грива бури и огня.   Эх, тачанка-киевлянка,   Наша гордость и краса,   Украинская тачанка,   Все четыре колеса!

По земле грохочут танки,Самолеты петли вьют,О буденновской тачанкеВ небе летчики поют.И врагу поныне снитсяДождь свинцовый и густой,Боевая колесница,Пулеметчик молодой.   Эх, тачанка-полтавчанка,   Наша гордость и краса,   Пулеметная тачанка,   Все четыре колеса!

1935

Давид Самойлов

Его слово

Не легенда, не обожествленье —Просто жил нужнейший людям человек.…Вижу снова — на трибуне ЛенинСмелым жестом осеняет век.

И не смыт тревожным отдаленьемЭтот облик, четкий, как гранит.…Вижу снова — на трибуне ЛенинПеред съездом слово говорит.

И молчит расчетливая робость,И пустая гордость смущена.В этом слове сила и суровостьРеволюции   воплощена.

Он внушает право и законностьБаррикадам — биться до конца.В этом слове — целеустремленностьРеволюции.   И все сердца,Ощущая времени огромность,Начинают биться, как одно.В этом слове простота и скромностьРеволюции.   Ему даноОбнимать событья четкой мыслью,Несогласных логикой круша.В этом слове — страсть и бескорыстьеРеволюции.   Ее душаЗдесь встает, чтоб до конца бороться,Зная цель и не жалея сил.В этом слове — честь и благородствоРеволюции.   Он возносилГлавное. На место ставил частность.Разделял случайность и закон.В этом слове — доброта и ясностьРеволюции.   Ладонью онРазрубал всех доводов негодность,Звал вперед, в иные времена.В этом слове — воля и народностьРеволюции…

1950

Григорий Санников

Прощание с керосиновой лампой

Пожилую, неприветную,Закоптелую, в пыли,Мне вчера подругу меднуюИз чулана принесли.

За окном соборов зодчествоБез крестов и без огней.Я затеплил в одиночествеЛампу юности моей.

Сразу все былое вспомнилось:Ночи, зори, петухи.Золотое пламя «молнии»На мои лилось стихи.

А я в пылких юных чаяньях,Дерзок, прыток и упрям,Навсегда бросался в плаваньяПо развернутым морям.

Я по странам неисхоженнымС караванами шагал,Над стихами невозможнымиИ смеялся и рыдал.

Помнишь, лампа, время зимнее.Ночь. Беспамятство снегов.Девушке с глазами синимиГоворил я про любовь.

Ты всему была свидетелем.Но однажды в час ночнойДогорела, не заметила —Я покинул дом родной.

Тишину твою уездную,Сад с оркестром в полумглеИ свою каморку теснуюС кипой книжек на столе —

Все, что сердцу было дорого,Все оставил, разлюбилИ в огнях большого городаВ революцию вступил.

Годы шли крутые, быстрые,Буреломные года.По стране рассветной выстрелыГрохотали… А когда

Вслед за песнею победноюВспыхнул свет электроламп,Керосиновую, медную,Отнесли тебя в чулан.

Под портретом государевым,Возле сваленных иконОтсияло твое зарево,Схоронился медный звон.

Отошла в былое беднаяДней уездных тишина.Керосиновая, медная,Никому ты не нужна.

Нынче всюду электричество,Край наш вятский знаменит,Но тот пламень твой лирическийДо сих пор во мне звенит.

Попрощаемся, ровесница,Лампа юности моей.Передам тебя я с песнеюВ краеведческий музей.

Будешь ты под черным номеромМало места занимать,Обо всем, что было, померло,Будешь ты напоминать.

Может, кто-нибудь, задумавшись,Вспомнит ночи при огнеИ мечты мужавших юношейТам, в уездной тишине.

1928

Михаил Светлов

Гренада

Мы ехали шагом,Мы мчались в боях,И «Яблочко» песнюДержали в зубах.Ах, песенку этуДоныне хранитТрава молодая —Степной малахит.

Но песню инуюО дальней землеВозил мой приятельС собою в седле.Он пел, озираяРодные края:«Гренада, Гренада,Гренада моя!»

Он песенку этуТвердил наизусть…Откуда у хлопцаИспанская грусть?Ответь, Александровск,И Харьков, ответь:— Давно ль по-испанскиВы начали петь?

Скажи мне, Украйна,Не в этой ли ржиТараса ШевченкоПапаха лежит?Откуда ж, приятель,Песня твоя:«Гренада, Гренада,Гренада моя»?

Он медлит с ответом —Мечтатель-хохол:— Братишка! ГренадуЯ в книге нашел.Красивое имя,Высокая честь —Гренадская волостьВ Испании есть!

Я хату покинул,Пошел воевать,Чтоб землю в ГренадеКрестьянам отдать.Прощайте, родные!Прощайте, семья!«Гренада, Гренада,Гренада моя!»

Мы мчались, мечтаяПостичь поскорейГрамматику боя —Язык батарей.Восход поднималсяИ падал опять,И лошадь усталаСтепями скакать.

Но «Яблочко» песнюИграл эскадронСмычками страданийНа скрипках времен…Где же, приятель,Песня твоя:«Гренада, Гренада,Гренада моя»?

Пробитое телоНаземь сползло,Товарищ впервыеОставил седло.Я видел: над трупомСклонилась луна,И мертвые губыШепнули: «Грена…»

Да! В дальнюю область,В заоблачный плесУшел мой приятельИ песню унес.С тех пор не слыхалиРодные края:«Гренада, Гренада,Гренада моя!»

Отряд не заметилПотери бойцаИ «Яблочко» песнюДопел до конца.Лишь по небу тихоСползла погодяНа бархат закатаСлезинка дождя…

Новые песниПридумала жизнь…Не надо, ребята,О песне тужить.Не надо, не надо,Не надо, друзья…Гренада, Гренада,Гренада моя!

1926

Илья Сельвинский

Охота на тигра

   В рыжем лесу олений рёв:   Изюбрь окликает коров,Другой с коронованной головой   Отзывается воем на вой —И вот сквозь кусты и через ручьиНа поединок летят рогачи.

Важенка робко стоит бочком   За венценосным быком.Его плечи и грудь покрывает грязь,   Измазав чалый окрас,И он, оскорбляя соперника басом,Дует в ноздри и водит глазом.

И тот выходит огромный, как лось,   Шею вдвое напруживая.До третьих сучьёв поразрослось   Каменное оружие,Он грезит о ней,   о единственной,     той!Глаза залиты кровавой мечтой.

В такие дни, не чуя ног,   Иди в росе по колени.В такие дни бери манок,   Таящий голос оленя,И лад   его     добросовестно зубря,Воинственной песнью мани изюбря.

Так и было. Костром начадив,   Засели в кустарнике на ночьОхотник из гольдов, я и начдив,   Некто Игорь Иваныч.Мы слушали тьму. Но брезжит рассвет,А почему-то изюбрей нет.

Охотник дунул. (Эс[2]). Тишина.   Дунул еще. Тишина.Без отзыва по лесам неслась   Искусственная страсть.Что ж он оглох, этот каверзный лес-то?Думали — уж не менять ли место.

И вдруг вдалеке отозвался рёв.   (В уши ударила кровь…)Мы снова — он ближе. Он там. Он тут —   Прямо на наш редут.Нет сомненья: на дудошный зыкШел великолепный бык.

Небо уже голубело вовсю.   Было светло в лесу.Трубя по тропам звериных аллей,   Сейчас     на нас      =налетит         олень…Сидим — не дышим. На изготовке   Три винтовки.

И вдруг меж корней —      в травяном горизонтце —   Вспыхнула призраком вихряЗолотая. Закатная. Усатая, как солнце,   Жаркая морда тигра!Полный балдёж во блаженном успенье —Даже… выстрелить не успели.

Олени для нас потускнели вмиг.   Мы шли по следам напрямик.Пройдя километр, осели в кустах.   Час оставались так.Когда ж тишком уползали в ров,Снова слышим изюбревый рёв —И мы увидали нашего тигра!В оранжевый за лето выгоря,Расписанный чернью, по золотому сед,   Драконом, покинувшим храм,Хребтом повторяя горный хребет,   Спускался он по горам.

Порой остановится, взглянет грустно,Раздраженно дернет хвостом,И снова его невесомая грузностьДвижется сопками в небе пустом.Рябясь от ветра, ленивый, как знамя,Он медленно шел на сближение с нами.

Это ему от жителей мирныхКрасные тряпочки меж ветвей,Это его в буддийских кумирняхСлавят, как бога: Шан             Жен —             Мет —             Вэй![3]Это он, по преданью, огнем дымящий,Был полководцем китайских династий.

Громкие галки над ним летали,Как черные ноты рычанья его.Он был пожилым, но не стар летами —Ужель ему падать уже не стерво?Увы — все живое швыряет взапускПороховой тигриный запах.

Он шел по склону военным шагом,Все плечо выдвигая вперед;Он шел, высматривая по оврагам,Где какой олений народ —И в голубые струны усовЛовко цедил… изюбревый зов.

Милый! Умница! Он был охотник:Он применял, как мы, «манок».Рогатые дурни в десятках и сотняхЛетели скрестить клинок о клинок,А он, подвывая с картавостью слабой,Целился пятизарядной лапой.

Как ему, бедному, было тяжко!Как он, должно быть, страдал, рыча:Иметь. Во рту. Призыв. Рогача —И не иметь в клыках его ляжки.Пожалуй, издавши изюбревый зык,Он первое время хватал свой язык.

Так, вероятно, китайский монах,Косу свою лаская, как девичью,Стонет…     Но гольд вынимает манок.Теперь он суровей, чем давеча,Гольд выдувает возглас оленя,Тигр глянул — и нет умиленья.

С минуту насквозь прожигали меня   Два золотых огня…Но вскинул винтовку товарищ Игорь,Вот уже мушка села под глаз,Ахнуло эхо! — секунда — и тигрНехотя повалился в грязь.

Но миг — и он снова пред нами, как миф,   Раскатом нас огромив,И вслед за октавой глубокой, как Гендель,   Харкнув на нас горячо.Он ушел в туман. Величавой легендой.   С красной лентой. Через плечо.

1932