Евгений Абросимов - Стихи остаются в строю
Варвара Наумова
Снова лето
Еще со взгорья, как штыки нацелясь,Торчат сухие мертвые стволыИ, словно зло оскаленная челюсть,На мшистом склоне надолбы белы;Еще землянок черные берлоги,Сухим быльем с краев занесены,Зияют в чаще по краям дороги, —Но этот лес — живой музей войны.Уж на дрова разобраны завалы,Природа нам союзницей была:Она дождями гарь боев смывала,На пепелище зелень привела.И хутора спускаются в долину,С угрюмым одиночеством простясь,И жизнь полей становится единой,И неразрывной будет эта связь.Еще для слуха кажутся чужимиНазванья сел, и путь меж ними нов, —Но родины единственное имяВстает как день над волнами холмов.И люди здесь спешат трудом и словомЗапечатлеть во всем ее черты,Уже навек сроднившись с краем новымВ сознании спокойной правоты.
«Оленьих копыт полукружья…»
Оленьих копыт полукружьяПо отмели цепью идут,Блестят комариные лужи,И лемминги в травах снуют.На север, на запад, к востокуИ к югу, чиста ото льда,По мелким и узким протокамБлестит паутиной вода.Беседую с хмурым радистом,Играю с домашним зверьем,Негреющим солнечным дискомНаш остров весь день озарен.Работаем днем, а досугаВечернего час подойдет —На выбор готовы к услугамРужье, патефон, перемет.Но где на досуге ни буду,Уйти от нее не могу:Упорно видна отовсюдуГора, что на том берегу.И нет ничего, что могло быТак в памяти лечь глубоко,Как эта спокойная злобаСквозь мох проступивших клыков,И контур, чернеющий тонкоНад ними в просторе пустом, —Последняя пристань де ЛонгаПомечена черным крестом.Неплохо гангрена и голодАтаку умели вестиВ безлесных, заснеженных долах,Где дьявольский ветер свистит.Черней не бывало печали,И мысли о ней леденят,—О, если б вы нас повстречали!Вы к нам бы зашли, лейтенант,По радио миру поведатьПро дрейф и услышать Москву,И знать, что недавние беды —Лишь тягостный сон наяву.
* * *Ручные кричат лебедята,И темным сияет лицомЯкут из Большого Тумата,Сидящий за чайным столом.Когда же на позднем закатеИз дальней протоки придетС разведки вернувшийся катерЗа мною — для новых работ, —Прощаясь, запомню я дали,Бревенчатый облик жильяИ мертвую гору, что звалиВокруг — Кюэгель-Хая,Что хмурится, ввысь упирая,Над дикою скудостью мест,На прошлом полярного краяНавеки поставленный крест.
Петр Незнамов
Где-то под Ачинском
Сосна да пихта. Лес да лес,да на опушке горсть домишек,а поезд в гору лез да лез,разгромыхав лесные тиши.
А поезд мерно — лязг да лязг —все лез, да лез, да резал кручи,с тишайшим лесом поделясьжелезной песней — самой лучшей.Сосна да пихта. Шесть утра.В красноармейском эшелонееще горнист не шел играть —будить бойцов и эти лона.Был эшелон как эшелон:сем сотен красной молодежи,которой солнце бить челомнеслось небесным бездорожьем;которой след горячих днейбыл по ноге, костюм — по ростуи так же шел, суровый, к ней,как горным высям чистый воздух;которой путь сиял таков,что мерять пафос брали версты…Был эшелон семьсот штыков:семьсот штыков — одно упорство.Сосна да пихта. Сонь да тишь,да в этой тиши горсть домишек,таких, что сразу не найти,таких, что даже тиши тише.И вдруг — горнист. И вдруг — рожок.И вдруг, — как пламя на пожаре,басок дневального обжег:— Вставай, вставай, вставай, товарищ!
Евгений Нежинцев
Из лирической тетради
1. Опять нет писемВисят кувшины на заборе.Рябина плещет на ветру,И ягод огненное мореВедет веселую игру.
На опустевшие балконыЛожатся сумерки и тьма,И ходят мимо почтальоны,И нет по-прежнему письма.
Как будто ты забыла имя,И номер дома и число,Как будто листьями сухимиДорогу к сердцу занесло…
1939
2. Последний день в ЦПКОСвежеет ветер, все сильнейРаскосый парус надувая.И руки тонкие ветвейПодолгу машут, с ним прощаясь.
Под птиц печальный пересвист Идем, счастливые, с тобою, На солнце пожелтевший лист Летит, мелькая над водою.
Прохладой осени дыша,В последний раз теплом порадуй!И в шубах дремлют сторожа,Склонясь у обнаженных статуй.
1939
Николай Отрада
Осень
(Отрывок)
Сентябрьский ветер стучит в окно,Прозябшие сосны бросает в дрожь.Закат над полем погас давно.И вот наступает седая ночь.И я надеваю свой желтый плащ,Центрального боя беру ружье.Я вышел. Над избами гуси вплавьСпешат и горнистом трубят в рожок.Мне хочется выстрелить в них сплеча,В летящих косым косяком гусей,Но пульс начинает в висках стучать.«Не трогай!» — мне слышится из ветвей.И я понимаю, что им далеко,Гостям перелетным, лететь, лететь.Ты, осень, нарушила их покой,Отняла болота, отбила степь,Предвестница холода и дождя,Мороза — по лужам стеклянный скрип.Тебя узнаю я, как новый день,Как уток на юг отлетающих крик…
Евгений Панфилов
Весенняя ночь
Вечер сутолоки на исходе,Тишина, теплынь и легкий дождь.Майской ночью по такой погодеМолодо по улице идешь.
Тусклы Исаакия колонны,Парапета призрачен гранит.За Невой, как поезд отдаленный,Дождь над парком Ленина шумит.
Вот грохочет ливень, нарастая,Возле, рядом, падает стеной,Я иду, и струи, расступаясь,Как друзья, торопятся за мной.
Хорошо! Ужель мне с гаком тридцать?Честный паспорт, ты, пожалуй, врешь!Продолжай звенеть и серебриться,Ленинградский полуночный дождь!
«Осеннее пальто и теплая рубаха…»
Осеннее пальто и теплая рубахаНе согревают утром в сентябре;На сопках снег лежит как сахар,И снег на улице и на дворе.
Днем, перед солнцем расступясь немного,Заголубела облаков гряда;Грязным-грязна вихлястая дорога,И на базарной площади вода.
Звенят капели, хлопотливо птахаКлюет овес, разбрасывая грязь.На сопках снег блестит как сахар,На сопках снег лежит не шевелясь.
И я хотел пуститься в рассужденья,Что, мол, и ты, боец, наперекорБеспомощной сумятице осенней,Сияй, как снег дальневосточных гор.
Но, зная, что звучит все это слишком громко,Что людям надоела трескотня,Я вскинул на плечо походную котомку,И рифмы отскочили от меня.
Василий Резвов
Рига
Она стояла в стороне от дома,Она была в пруду отражена,Была покрыта аржаной соломойИ садом и плетнем защищена.Зимою в ней всегда пищали мышиИ грызли корм, а в мартовскую стыдьОтец раскроет половину крыши, —Корову надо чем-нибудь кормить!И рига — наподобие скелета;Меж ребер-слег носился ветра вой.Мы перед нею посредине летаСушили сено — пахло муравой.И с радости отец напьется водкиИ приготовит новые цепы,А у ворот, как мужики на сходке,Толпилися широкие снопы…Но теплою осеннею пороюПод мелкий дождик и отец и матьЕе покроют шалью золотою —И нашу ригу снова не узнать.
Плач Ярославны