Уолт Уитмен - Стихотворения и поэмы
услугой,
Ибо с той минуты, как мы двинемся в путь, отдыха не будет
у нас.
Сегодня перед рассветом я взошел на вершину горы, и увидел
усыпанное звездами небо,
И сказал моей душе: "Когда мы овладеем всеми этими шарами
вселенной, и всеми их усладами, и всеми их знаниями,
будет ли с нас довольно?"
И моя душа сказала: "Нет, этого мало для нас, мы пойдем
мимо - и дальше".
Ты также задаешь мне вопросы, и я слышу тебя,
Я отвечаю, что не в силах ответить, ты сам должен ответить
себе.
Присядь на минуту, сынок,
Вот сухари для еды, молоко для питья,
Но когда ты поспишь, и обновишь свои силы, и наденешь
лучшие одежды, я поцелую тебя на прощание и распахну
пред тобою ворота, чтобы ты ушел от меня.
Слишком долго тебе снились презренные сны,
Я смываю гной с твоих глаз,
Ты должен приучить свои глаза к ослепительной яркости
света и каждого мгновенья твоей жизни.
Слишком долго ты копошился у берега, робко держась
за доску,
Теперь я хочу, чтобы ты был бесстрашным пловцом,
Чтобы ты вынырнул в открытом море, крича и кивая мне,
и со смехом окунулся опять.
47
Я учитель атлетов.
Если твоя грудь после учения станет шире моей, ты докажешь,
что и моя широка,
И тот докажет, что он усвоил мой стиль борьбы, кто убьет
своего учителя насмерть.
Мне люб лишь такой мальчуган, что станет мужчиной
не чужими стараньями, а только своими делами,
Он предпочтет быть беспутным, лишь бы не стать благонравным
из страха или стадного чувства,
Свою милую любит он сильно и ест свое жаркое с аппетитом,
Любовь без взаимности или обида режет его сильнее, чем
острая сталь,
Отлично он умеет скакать на коне, драться, стрелять в мишень,
править парусным яликом, петь песни, играть на банджо,
Бородатые лица, или изрытые оспой, или с рубцами и шрамами
милее ему, чем лощеные,
И черные от загара лица милее ему, чем те, что боятся солнца.
Я учу убегать от меня, но кто может убежать от меня?
Кто бы ты ни был, отныне я не отступлю от тебя ни на шаг,
Мои слова не перестанут зудеть в твоих ушах, покуда ты
не уразумеешь их смысла.
Не ради доллара я говорю тебе эти слова, не для того, чтоб
заполнить время, покуда я жду парохода.
(Они настолько же твои, как и мои, я действую в качестве
твоего языка,
У тебя во рту он опутан и связан, а у меня начинает
освобождаться от пут.)
Клянусь, что под крышею дома я никогда ничего не скажу
ни о любви, ни о смерти,
И клянусь, я открою себя лишь тому или той, кто сблизится
со мною на воздухе.
Если вы хотите понять меня, ступайте на гору или на берег
моря,
Ближайший комар - комментарий ко мне, и бегущие волны
ключ,
Молот, весло и ручная пила подтверждают мои слова.
Никакая комната с закрытыми ставнями, никакая школа
не может общаться со мной,
Бродяги и малые дети лучше уразумеют меня.
Мальчишка-мастеровой всего ближе ко мне, он знает меня
хорошо,
Лесоруб, который берет на работу топор и кувшин, возьмет
и меня на весь день,
Фермеру-подростку, что пашет в полях, приятно услышать
мой голос,
На судах, которые мчатся под парусом, мчатся мои слова, я иду
с матросами и рыбаками и крепко люблю их.
Солдат в походе или в лагере - мой,
Многие ищут меня в ночь перед боем, и я не обману их
надежды,
В эту торжественную ночь (быть может, их последнюю ночь)
те, которые знают меня, ищут меня.
Мое лицо трется о лицо зверолова, когда он лежит в одеяле,
Извозчик, размышляя обо мне, не замечает толчков своей
фуры,
Молодая мать и старая мать понимают меня,
И девушка, и замужняя женщина оставляют на минуту иглу
и забывают все на свете,
Все они хотят воплотить то, что я говорил им.
48
Я сказал, что душа не больше, чем тело,
И я сказал, что тело не больше, чем душа,
И никто, даже бог, не выше, чем каждый из нас для себя,
И тот, кто идет без любви хоть минуту, на похороны свои он
идет, завернутый в собственный саван,
И я или ты, без полушки в кармане, можем купить все лучшие
блага земли,
И глазом увидеть стручок гороха - это превосходит всю
мудрость веков,
И в каждом деле, в каждой работе юноше открыты пути
для геройства,
И каждая пылинка ничтожная может стать центром вселенной,
И мужчине и женщине я говорю: да будет ваша душа
безмятежна перед миллионом вселенных.
И я говорю всем людям: не пытайте о боге,
Даже мне, кому все любопытно, не любопытен бог.
(Не сказать никакими словами, как мало тревожит меня мысль
о боге и смерти.)
В каждой вещи я вижу бога, но совсем не понимаю его,
Не могу я также поверить, что есть кто-нибудь чудеснее меня.
К чему мне мечтать о том, чтобы увидеть бога яснее, чем этот
день?
В сутках такого нет часа, в каждом часе такой нет секунды,
когда бы не видел я бога,
На лицах мужчин и женщин я вижу бога и в зеркале у меня
на лице,
Я нахожу письма от бога на улице, и в каждом есть его
подпись,
Но пусть они останутся, где они были, ибо я знаю, что, куда
ни пойду,
Мне будут доставлять аккуратно такие же во веки веков.
49
Ты же, о Смерть, и горькие объятия Смерти, напрасно
пытаетесь встревожить меня.
Без колебаний приступает к своему труду акушер,
Я вижу, как его рука нажимает, принимает, поддерживает,
Я лежу у самого порога этих изящных и эластичных дверей
И замечаю выход, замечаю прекращение боли.
А ты, Труп, я думаю, ты хороший навоз, но это не обижает
меня,
Я нюхаю белые розы, благоуханные, растущие ввысь,
Я добираюсь до лиственных губ и до гладких грудей дынь.
А ты, Жизнь, я уверен, ты - остатки многих смертей.
(Не сомневаюсь, что прежде я и сам умирал десять тысяч раз.)
Я слышу ваш шепот, о звезды небес,
О солнца, о травы могил, о вечные изменения и вечные
продвижения вперед,
Если уж вы молчаливы, что же могу сказать я?
О мутной луже в осеннем лесу,
О луне, что спускается с круч тихо вздыхающих сумерек,
Качайтесь, искры света и мглы, - качайтесь на черных стеблях,
гниющих в навозе,
Качайтесь, пока так бессмысленно стонут иссохшие сучья.
Я возношусь от луны, я возношусь из ночи,
Я вижу, что это страшное марево - отражение полдневного
солнца,
Я поднимаюсь к основному и главному от великого или малого
отпрыска.
50
Есть во мне что-то - не знаю что, но знаю: оно во мне.
Тело мое, потное и скрюченное, каким оно становится
спокойным тогда,
Я сплю - я сплю долго.
Я не знаю его - оно безыменное - это слово, еще не сказанное,
Его нет ни в одном словаре, это не изречение, не символ.
Нечто, на чем оно качается, больше земли, на которой
качаюсь я,
Для него вся вселенная - друг, чье объятье будит меня.
Может быть, я мог бы сказать больше. Только контуры!
Я вступаюсь за моих братьев и сестер.
Видите, мои братья и сестры?
Это не хаос, не смерть - это порядок, единство, план - это
вечная жизнь, это Счастье.
51
Прошедшее и настоящее гибнут - я наполнил их, потом
исчерпал,
А теперь заполняю ближайшую впадину будущего.
Ты, слушающий песню мою! какую тайну ты хочешь доверить
мне?
Прямо гляди мне в лицо, покуда я вдыхаю эту ночь.
(Говори мне по чести всю правду, нас не слышит никто, но я|
могу остаться не дольше минуты.)
По-твоему, я противоречу себе?
Ну что же, значит, я противоречу себе.
(Я широк, я вмещаю в себе множество разных людей.)
Я отдаю все свои силы лишь тем, кто поблизости, я жду тебя
у порога.
Кто завершил дневную работу? Кто покончил с ужином
раньше других?
Кто хочет пойти прогуляться со мною?
Успеешь ли ты высказаться перед нашей разлукой? или
окажется, что ты запоздал?
52
Пестрый ястреб проносится мимо и упрекает меня, зачем я
болтаю и мешкаю.
Я такой же непостижимый и дикий,
Я испускаю мой варварский визг над крышами мира.
Последняя быстрая тучка задержалась ради меня,
Она отбрасывает мое изображение вслед за другим, столь же
верное, как и любое из них, на лугах, погруженных
в тень.
Она соблазняет меня растаять в туман и пар.
Я улетаю, как воздух, я развеваю мои белые кудри вслед
за бегущим солнцем,
Пусть течет моя плоть волнами, льется кружевными извивами.
Я завещаю себя грязной земле, пусть я вырасту моей любимой
травой,
Если снова захочешь увидеть меня, ищи меня у себя
под подошвами.
Едва ли узнаешь меня, едва ли догадаешься, чего я хочу,
Но все же я буду для тебя добрым здоровьем,
Я очищу и укреплю твою кровь.
Если тебе не удастся найти меня сразу, не падай духом,
Если не найдешь меня в одном месте, ищи в другом,
