Велимир Хлебников - Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма
* Когда сопоставляются вместе Число и Смерть, кажется, что встретились два старинных противника на очень узкой дорожке, где нет места для двоих, двух наконец-то нашедших друг друга врагов. *
* Пастух мысли Хлебников.
Письма и другие автобиографические материалы
Письма*
1. Неизвестному адресату (село Помаево, Симбирской губ., 1897 г.)*
Дорогой Колинька!
Как ты поживаешь? Какая у вас погода? Начал ли ты купаться? Много ли теперь в парке птиц?
Весь лес в зелени. Вода в прудах холодна, и мы еще не купались. Папа часто берет нас в лес. Я, Шура и Катя научились набивать и завели маленькую коллекцию чучел и рисунков ракушек, для чего ходим в Калинный овраг, где их очень много.
22 мая был в Помаеве пожар, сгорели 4 избы и 7 баранов.
В 20 верстах есть озеро, в котором так много рыбы, что Шура ловит руками довольно больших рыб.
2. Е. Н. и В. А. Хлебниковым (Казань, 3 декабря 1903 г.)*
Дорогая мама и дорогой папа!
Я не писал оттого, что думал, что кто-нибудь придет на свиданье.
Теперь осталось уже немного – дней пять, а может, и того еще меньше, и время идет быстро. Мы все здоровы, на днях был выпущен один чахоточный – студент Кибардин, ему устроили шумные проводы.
Я недавно занялся рисованием на стене и срисовал из «Жизни» портрет Герцена и еще две головы, но так как это оказалось нарушением тюремных правил, я их стер.
У меня есть одна новость, которую я после расскажу.
Я занимался на днях физикой и прошел больше 100 страниц, сегодня читаю Минто. Один из нас, математик 1-го курса, написал Васильеву письмо, спрашивал, как быть с репетициями. Васильев отвечал, что последние репетиции будут 18 декабря, так что к ним всегда можно будет подготовиться. Из анализа я прошел больше половины.
Здесь есть несколько с хорошим слухом и голосом и перед вечерним распределением по камерам мы их слушаем, а иногда поем хором.
Сгорела ли художественная школа? До нас дошли слухи, что она горела, но сильно или немного – не знаем. Пожар этот можно было предвидеть, потому что там много легко воспламеняющегося материала и еще больше керосиновых ламп в картонных абажурах.
Целую всех, Катю, Шуру, Веру, – скоро увидимся.
Витя.
Казань, Пересыльная тюрьма, 3.XII.03.
3. Е. Н. и В. А. Хлебниковым (Москва, <август 1904 г.> – в Казань)*
Дорогие мама и папа!
Целую всех, наверное, вы ждете от меня письма с нетерпением, пишу на второй день. По железной дороге ехал сравнительно благополучно, но за двое суток спал не более трех или двух часов, за все время съел несколько пирожков и выпил только два стакана чая, так что когда приехал в Москву, очень устал и у меня сильно болели ноги, потому что я большую часть времени спал на ногах.
В гостинице я не останавливался, а прямо оставил вещи у швейцара и отыскал себе комнату за 6 р. и, привезши вещи, в тот же день объехал почти всю Москву, осмотрел Третьяковскую галерею, Исторический музей и был в Тургеневской читальне. Так как я почти двое суток был на ногах, а в Москву приехал в 6 час. утра и до 8 час. вечера ходил по улицам, то я очень устал и несколько раз должен был останавливаться, чтобы дать отдохнуть ногам. Но сегодня все прошло, я совсем отдохнул. А вчера у меня был такой (может быть, истощенный) вид, что на меня оглядывались.
Сегодня я опять осматривал и видел Румянцевский музей и Исторический музей. Сегодня же я сделал опыт примерного существования в Москве: оказывается, что вегетарианцу на десять копеек в день существовать безусловно можно.
Вот подробные донесения о моих действиях. В Третьяковской галерее мне больше всего понравились картины Верещагина, некоторые же вещи меня разочаровали. В Румянцевском музее очень хороша статуя Кановы «Победа» и бюсты Пушкина, Гоголя.
Подробнее буду писать после, целую всех: папу, маму, Катю, Шуру, Веру.
Витя.
4. Е. Н. и В. А. Хлебниковым (Москва, <август 1904 г.> – в Казань)*
Дорогой папа и дорогая мама!
Пишу на третий день моего пребывания в Москве. С Москвой я теперь так освоился, что я себя не представляю иначе как в Москве. Вчера я перепутал адрес: Мещанская часть, Домниковский пер., д. Глазуновой. Таким образом переулок не Уланский, а Домниковский.
Сегодня я опять ходил и второй раз осмотрел московский Исторический музей и дом Игумнова. Дом Игумнова построен в стиле боярского терема и очень художественен: с пузатыми колонками, изразцовыми плитками, чешуйчатой крышей. Я спросил извозчика, где этот дом, он ответил и добавил: «очень хороший дом». Так как простые люди обыкновенно не ценят архитектуры, то, очевидно, этот стиль наиболее близок и понятен русскому человеку, иначе извозчик не выделил бы его. А раз так, значит только этот стиль может быть национальным русским стилем.
Я бы заставил в семинариях преподавать архитектуру, потому что здешнее духовенство совершенно не умеет хранить памятники старины. Здесь очень много древних церквей, когда-то они были очень красивы и своеобразны, теперь же благодаря небрежности духовенства это обыкновенные, выкрашенные в желтый цвет и обитые зеленым железом церкви. Иногда даже можно видеть старинные лепные украшения, грубо заштукатуренные.
Между прочим в Историческом музее я видел на старинной иконе изображение Успенского собора. Оказывается, что у него также архитектура близко подходила к архитектуре Василия Блаженного; теперь же ни малейшего сходства.
5. А. М. Горькому (Москва, 25 <августа 1904 г.> – в Петербург)*
Уважаемый и дорогой писатель!
Я посылаю Вам первое свое литературное детище – дорогое мне, так как оно написано в минуту искреннего и сильного чувства. Я сам не знаю, имеет ли оно некоторые достоинства или же оно – одна сплошная наивность, непростительная для взрослого. Но мне кажется иногда, что здесь затронут если не совсем новый вопрос, то с несколько новой точки зрения.
Приспособляясь к формуле Л. Н. Толстого, я поставил вопрос о нужности или о ненужности брака – видите, какая непосильная тема – и постарался заставить разрешить этот вопрос, каждый по-своему, – патриархально о<тца> П., матушку, вскользь о<тца> В., благочестивую, мечтающую уйти в монастырь Марфушу и мистически настроенную с высоко аскетическим оттенком Елену. Наконец Лобовикова и Зверкова, этих, никогда не задумывавшихся ни о чем уходящем от уровня ежедневной жизни, чувственных животных.
Проще говоря, я хотел вывести тип Елены – глубоко мне симпатичный и милый.
Елена совсем не знала и не представляла истинного уровня человеческой жизни. Она всем своим существом верит, что эта жизнь – лишь преддверие в будущую, само же по себе нечто малоценное, она глубоко верит в силу и важность всех установленных обрядов, и отсюда ее жизнь есть ничто иное, как одно сплошное недоумение. Недоумение, отчего люди живут не так, как нужно было бы жить, если бы жизнь была нечто малоценное, лишь условие будущей, а как-то иначе.
Такою она в 1-ом и 2-ом действии. Между 2-ым и 3-им умирает о. П., и Ел. выходит замуж за Лобовикова; в 3-ем – она через несколько дней после выхода замуж. [Эта сцена указывает] [в этом мгновении душа Елены испытывает]. Это мгновенье означает страшный перелом, совершившийся в душе Елены; она поняла низкий уровень жизни, но не хочет помириться с этой жизнью, как таковой. Не хочет помириться и с тем, кто заставил ее увидеть эту жизнь. Оба они умирают. Вот сюжет драмы, вернее драматической повести.
Какой исход ни будет [во всяком случае], если Вас не затруднит, пошлите мне Ваше дорогое мнение о недостатках этой вещи, дорогой писатель.
Уважающий и любящий Вас в Ваших произведениях
В. Хлебников
6. В. И. Иванову (Казань, 31 марта 1908 г. – в Петербург)*
Читая эти стихи, я помнил о «всеславянском языке», побеги которого должны прорасти толщи современного, русского. Вот почему именно Ваше мнение о этих стихах мне дорого и важно и именно к Вам я решаюсь обратиться.
Если Вы найдете возможным, выскажите свое мнение о присланных строках, послав свое письмо по адресу: Казань, 2-я гора, д. Ульянова, ст<уденту> В. В. Хлебникову.
Буду премного благодарен Вам.
В. Хлебников
31. III. 1908. Казань
7. В. В. Хлебниковой (Петербург, 23 сентября 1908 г. – в Туапсе)*
Как вы себя чувствуете? Может быть, вас нет на Кавказе и вы переселились в Австралию? Я не получил ни одного письма, ни одной черточки, а между тем 22 сентября я был у тети Сони, видел дядю Сашу, баб. Ольгу П. и Софью Н. Они просили передать выражение родственных чувств. Больше всех мне понравился дядя Саша. О.П. (бабушка) не имеет еще седых волос. Тетя Соня живет со своим Дроком, черным пуделем, очень недружелюбно меня принявшим. Она не очень походит на имеющиеся у нас карточки, но ее улыбка, смеющиеся глаза и оттенки голоса часто заставляют сознание двоиться и думать, что это и тетя Соня и тетя Варя. У дяди Пети не был еще.
