Роберт Рождественский - Мы долгое эхо друг друга (сборник)
Эхо любви
Покроется небо пылинками звезд,и выгнутся ветки упруго.Тебя я увижу за тысячи верст.Мы – эхо,мы – эхо.Мы — долгое эхо друг друга.
И мне до тебя, где бы ты ни была,дотронуться сердцем нетрудно.Опять нас любовь за собой позвала.Мы – нежность,мы – нежность.Мы — вечная нежность друг друга.
И даже в краю наползающей тьмы,за гранью смертельного круга,я знаю, с тобой не расстанемся мы.Мы – память,мы – память.Мы — звездная память друг друга.
Свадьба
По проселочной дороге шел я молча,и была она пуста и длинна.Только грянули гармошки что есть мочи,и руками развела тишина.
А это свадьба, свадьба, свадьбапела и плясала.И крылья эту свадьбу вдаль несли.Широкой этой свадьбе было места мало!И неба было мало,и земли!
Под разливы деревенского оркестраувивался ветерок за фатой.Был жених серьезным очень, а невестаослепительно была молодой!
Вот промчались тройки звонко и крылато,и дыхание весны шло от них.И шагал я — совершенно неженатый.И жалел о том, что я не жених.А где-то свадьба, свадьба, свадьбапела и плясала.И крылья эту свадьбу вдаль несли.Широкой этой свадьбе было места мало!И неба было мало,и земли!
Кафе «Фламенго»
Кафе называлось, как странная птица, — «Фламенго».Оно не хвалилось огнями,оно не шумело.Курило кафеи холодную воду глотало…Была в нем гитара.
Ах, какая была в нем гитара!Взъерошенный парень сидел на малюсенькой сцене.Он был непричесан, как лес,неуютен, как цепи.Но в гуле гитары серебряно слышались трубы, —с таким торжествомон швырял свои пальцына струны!Глаза закрывал и покачивался полузабыто…В гитаре была то ночная дорога,то битва,то злая веселость,а токолыбельная песня.Гитара металась!В ней слышалось то нетерпенье,то шелест волны,то орлиный рассерженный клекот,зубов холодоки дрожание плеч оголенных.Задумчивый свети начало тяжелого ритма…Гитарасмеялась!Гитара со мной говорила.Четыре оркестра она бы смогла переспорить.Кафе называлось, как чья-то старинная повесть, —«Фламенго».Дымило кафеи в пространстве витало…А парень окончил игратьи погладил гитару.Уже незнакомый,уже от всего отрешенный, —от столика к столикус мелкой тарелкойпошел он.Он шел, как идут по стеклу, — осторожно и смутно.И звякали деньги.И он улыбался чему-то.И, всех обойдя,к закопченной стене притулился…Я помню,я помню все время того гитариста!Я чувствую собственной кожей,как медленно-медленнов прокуренном напрочь кафе под названьем «Фламенго»на маленькой сценея сам коченею от боли.Негромко читаю стихи,Улыбаюсь.А послешагаю один посредине растерянной ночи,От столика к столику.Так вот.С тарелочкой.Молча.
Любовь настала
Как много лет во мне любовь спала!Мне это слово ни о чем не говорило.Любовь таилась в глубине,она ждала —и вот проснулась и глаза свои открыла.
Теперь не я пою — любовь поет.И эта песня в мире эхом отдается.Любовь настала так,как утро настает,она одна во мнеи плачет и смеется.
И вся планета распахнулась для меня.И эта радость, будто солнце, не остынет.Не сможешь ты уйтиот этого огня,не спрячешься, не скроешься,любовь тебя настигнет.
Как много лет во мне любовь спала!Мне это слово ни о чем не говорило.Любовь таилась в глубине,она ждала —и вот проснулась и глаза свои открыла.
Ноктюрн
Между мною и тобою – гул небытия, звездные моря, тайные моря.Как тебе сейчас живется, вешняя моя, нежная моя, странная моя?Если хочешь, если можешь, – вспомни обо мне, вспомни обо мне, вспомни обо мне.Хоть случайно, хоть однажды вспомни обо мне,долгая любовь моя.
А между мною и тобой – века,мгновенья и года,сны и облака.Я им и тебе сейчас лететь велю.Ведь я тебя еще сильней люблю.
Как тебе сейчас живется, вешняя моя, нежная моя, странная моя?Я тебе желаю счастья, добрая моя,долгая любовь моя!Я к тебе приду на помощь, – только позови, просто позови, тихо позови.Пусть с тобой все время будет свет моей любви, зов моей любви, боль моей любви!Только ты останься прежней – трепетно живи, солнечно живи, радостно живи!Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи,счастливо живи всегда.
А между мною и тобой – века,мгновенья и года,сны и облака.Я им к тебе сейчас лететь велю.Ведь я тебя еще сильней люблю.
Пусть с тобой все время будет свет моей любви, зов моей любви, боль моей любви!Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи.Счастливо живи всегда.
Зимняя любовь
Слишком холодно на дворе.Зря любовь пришла в декабре.У любви зимой короткий век.Тихо падает на землю снег.
Снег на улицах, снег в лесах,и в словах твоих, и в глазах.У любви зимой короткий век.Тихо падает на землю снег.
Вот прощаешься ты со мной.Слышу голос я ледяной.У любви зимой короткий век.Тихо падает на землю снег.
Клятвы зимние холодны.Долго буду я ждать весны.У любви зимой короткий век.Тихо падает на землю снег.
Гитара Гарсия Лорки
А одна струна — тетива,зазвеневшая из темноты.Вместо стрел в колчане — слова,А когда захочу — цветы.
А вторая струна — река.Я дотрагиваюсь до нее.Я дотрагиваюсь слегка,И смеется детство мое.
Есть и третья струна — змея,Не отдергивайте руки:это просто придумал я —пусть боятся мои враги.
А четвертая в небе живет.А четвертая схожа с зарей.Это – радуга, что плыветнад моею бедной землей,
Вместе пятой струны — лоза.Поскорее друзей зови!Начинать без вина нельзяни мелодии, ни любви.
А была и еще одна,очень трепетная струна.Но ее — такие дела —злая пуляоборвала.
Из книги «Разговор пойдет о песне»
Мы пошли в театр «Олимпия» на концерт Джонни Холлидея.
Пошли вчетвером: моя жена, двое наших друзей – работников советского посольства в Париже – и я.
«Олимпия» – известное место. Одни говорят, что это колыбель французской песни, другие говорят, что витрина. А вполне возможно, что театр на Больших Бульварах совмещает в себе оба эти понятия. Как бы там ни было, зал «Олимпия» имеет к песне самое непосредственное отношение. В разные годы здесь пели Эдит Пиаф и Жорж Брассанс, Жильбер Беко и Шарль Азнавур, Мирей Матье и Жак Брель, Далида и Адамо…
В многочисленной компании известных французских певцов Джонни Холлидей – явление не очень типичное. Он не шансонье в том смысле, как это слово понимают французы.
