Всеволод Рождественский - Стихотворения
15. «Один, совсем один, за письменным столом…»
Один, совсем один, за письменным столомНад неоконченным я думаю стихом.
Он вычертил зигзаг по снеговому полю,Уже пропитанный чернилами и болью,
И, страстной горечью над буквами дыша,Торопит их разбег бескрылая душа.
Слова измучены пророческою жаждой,И тот, кто с ними был в пустыне хоть однажды,
Сам обречен тебе, неугасимый светТаинственных имен и ласковых планет.
192016. «СЕВИЛЬСКИЙ ЦИРУЛЬНИК»
Не болтовня заезжего фигляра,Не тонкий всплеск влюбленного весла, —Дразня цикад, безумствует гитара,Как Фигаро, гитара весела;Стучит, звенит от резкого удара,И даже страсть ей струн не порвала.
Вскипай речитативами Россини,О музыка, стремительней вина!И кьянти ты, и воздух темно-синийИз черного с серебряным окна.Ревнуя, как не думать о РозинеИ как не обмануть опекуна!
Смятенным пальцам уж не взять диеза…О, глупый, недогадливый, смотри:У розового светляка — портшезаКачаются на палках фонари.От легкого, веселого порезаСекстиной сердце бьется до зари.
192017. ПЕСЕНКА ПРО ЗЕЛЕНЫЙ ЦВЕТ
Я люблю зеленый цвет,Веселее цвета нет.
Цвет вагонов и полей,Глаз неверных и морей,
Рельс в осеннем серебре,Семафоров на заре.
Что свежей и зеленейНепримятых зеленей?
Помню камень изумруд,Помню плащ твой, Робин Гуд,
Зимний сад, окно, сафьян,Кринолин и доломан.
192118. ГАТЧИНА
Вот здесь, перед дворцом, немало лет назадВ двунадесятый день сам император ПавелНа мокром гравии солдат своих расставилИ «лично принимать изволил» плац-парад.
Глаза навыкате, остекленевший взгляд…Вновь бронзовый маньяк надменно трость отставил,Но нет ни гауптвахт, ни вывешенных правил —Лишь Фофанов бредет в пустынный Приорат.
Я помню, как-то мне поэта показалиЗа мокрым столиком в буфете, на вокзале…Как скучен, жалок он в примятом котелке!
По паркам шел октябрь. И в ясности морознойПрислушивался он, вертя листок в руке,К дрожанью блюдечек и скуке паровозной.
<1921>19. «В калитку памяти как ни стучи…»
В калитку памяти как ни стучи,Ни слуг не дозовешься, ни хозяев,Пес по ступенькам не сбежит, залаяв,И на балкон не вынесут свечи.
Прости, осиротелое жилье!Горячих дней я расточил немало,И горько мне, что, бедное мое,Ты и меня у двери не узнало…
192120. «Был полон воздух вспышек искровых…»
Н. С. Тихонову
Был полон воздух вспышек искровых,Бежали дни — товарные вагоны,Летели дни. В неистовстве боев,В изодранной шинели и обмоткахМужала Родина и песней-вьюгойКружила по истоптанным полям.
Бежали дни… Январская заря,Как теплый дым, бродила по избушке,И, валенками уходя в сугроб,Мы умывались придорожным снегом,Пока огонь завертывал берестуНа вылизанном гарью очаге.
Стучат часы. Шуршит газетой мышь.«Ну что ж! Пора!» — мне говорит товарищ,Хороший, беспокойный человекС веселым ртом, с квадратным подбородком,С ладонями шершавее каната,С висками, обожженными войной.
Опять с бумагой шепчется перо,Бегут неостывающие строкиВолнений, дум. А та, с которой жизньКак звездный ветер, умными руками,Склонясь к огню, перебирает пряжу —Прекрасный шелк обыкновенных дней.
192121. «Я тебе эту песню задумал на палец надеть…»
Я тебе эту песню задумал на палец надеть.Урони, если хочешь, в прозрачной стремнине столетий.Над кольцом золотым опускается звездная сеть,Золотому кольцу не уйти из серебряной сети.
И последний поэт улыбнется последней звезде,Не услышит пастух над руинами ветра ночного…Наклонись — и увидишь в тяжелой, как вечность, водеНа песке золотистом холодное, чистое слово.
192122. «В те времена дворянских привилегий…»
В те времена дворянских привилегийУже не уважали санкюлоты.Какие-то сапожники и ворыПрикладом раздробили двери спальниИ увезли меня в Консьержери.
Для двадцатидвухлетнего повесыНевыгодно знакомство с гильотиной,И я уже припомнил «Pater noster»[31],Но дочь тюремщика за пять червонцевИ поцелуй мне уронила ключ.
Как провезли друзья через заставу,Запрятанного в кирасирском сене,В полубреду, — рассказывать не стоит.А штык национального гвардейцаЕдва не оцарапал мне щеки.
Купцом, ветеринаром и аббатомЯ странствовал, ниспровергал в тавернахВысокомерие Луи Капета,Пил за республику, как друг Конвента(Все помнили тогда о Мирабо).
Хотел с попутчиком бежать в Вандею,Но мне претит мятежное бесчинство,Я предпочел испанскую границу,Где можно подкупить контрабандистовИ миновать кордонные посты.
И вот однажды, повстречав карету…(Что увлекательнее приключений,Которые читаешь, словно в книге?)Увидел я… Благодарю вас, внучка,Какое превосходное вино!
192123. ПАМЯТИ АЛ. БЛОКА
(7 августа 1921)
Обернулась жизнь твоя цыганкою,А в ее мучительных зрачкахСтепь, закат да с горькою тальянкоюПоезда на запасных путях.
Ты глазами, словно осень, яснымиПьешь Россию в первый раз такой —С тройкой, с колокольцами напрасными,С безысходной девичьей тоской.
В пламенное наше воскресение,В снежный вихрь — за голенищем нож —На высокое самосожжениеТы за ней, красавицей, пойдешь.
Довелось ей быть твоей подругою,Роковою ночью, без креста,В первый раз хмельной крещенской вьюгоюНавсегда поцеловать в уста…
Трех свечей глаза мутно-зеленые,Дождь в окне, и острые, углом,Вижу плечи — крылья преломленные —Под измятым черным сюртуком.
Спи, поэт! Колокола да вороныМолчаливый холм твой стерегут,От него на все четыре стороныРусские дороженьки бегут.
Не попам за душною обеднеюЛебедей закатных отпевать…Был ты нашей песнею последнею,Лучшей песней, что певала Мать.
192124–27. В ЗИМНЕМ ПАРКЕ (1916)
1. «Через Красные ворота я пройду…»
Через Красные ворота я пройдуЧуть протоптанной тропинкою к пруду.
Спят богини, охраняющие сад,В мерзлых досках заколоченные, спят.
Сумрак плавает в деревьях. Снег идет.На пруду, за «Эрмитажем», поворот.
Чутко слушая поскрипыванье лыж,Пахнет елкою и снегом эта тишь
И плывет над отраженною звездойВ темной проруби с качнувшейся водой.
19212. «Бросая к небу колкий иней…»
Бросая к небу колкий инейИ стряхивая белый хмель,Шатаясь, в сумрак мутно-синийБрела усталая метель.
В полукольце колонн забыта,Куда тропа еще тиха,Покорно стыла Афродита,Раскинув снежные меха.
И мраморная грудь богиниПриподнималась горячо,Но пчелы северной пустыниКололи девичье плечо.
А песни пьяного Борея,Взмывая, падали опять,Ни пощадить ее не смея,Ни сразу сердце разорвать.
<1916>3. «Если колкой вьюгой, ветром встречным…»
