Ирина Кнорринг - О чём поют воды Салгира

Мамочке

Смотри на закатные полосы,На землю в красной пыли,Смотри, как колеблет волосыВетер чужой земли;

Как сосны вершинами хвойнымиКолышат вихри лучей.Смотри, как лучи беспокойныеГорят на твоём плече.

В недвижном, седеющем воздухеЗакат разлил красноту.Смотри, как арабы на осликахВ закатную даль идут.

Смотри, как маслины дуплистыеНе могут ветвей поднять,Как искрится золотистаяВолос твоих светлая прядь.

И небо пурпурно-красноеГорит на краю земли,И что-то хорошее, ясноеКлубится в красной пыли.

Александру Блоку

1. «Когда в вещании зарниц…»

Когда в вещании зарницПредвижу я печаль и муки, —В знакомом шелесте страницЛовлю я трепетные звуки.

В них я ищу тоски моейБеззвучный взгляд и холод зыбкий,И в чёрном бархате ночейЛюбимый образ без улыбки.

И в вечный сон, и в мощный стонСлились печаль и боль сомненья.И от страниц, где думал он,Ищу спасенья.

2. «С тёмной думой о Падшем Ангеле…»

С тёмной думой о Падшем Ангеле,Опуская в тоске ресницы,Раскрываю его Евангелие,Его шепчущие страницы.

И у храма, где слёзы спрятаны,Встану, робкая, за оградой.Вознесу к нему мысли ладаном,Тихо в сердце зажгу лампадой.

Всё, что жадной тоской разрушеноВсё, что было и отзвучало,Всей души моей стоны душныеПоложу к его пьедесталу.

И его, красивого, падшего,Полюблю я ещё сильнее.Трону струны его звучащиеИ замолкну, благоговея.

Анне Ахматовой

Над горами — спокойные вспышки зарниц.На столе — карандаш и тетрадь.Ваши белые книги и шелест страниц.И над ними дрожание длинных ресниц —Разве всё это можно отдать?

И пушистую прядь золотистых волос,И туманное утро в росе,И шуршанье колючих цветущих мимоз;И гортанные песни, что ветер разнёсПо безлюдным и гулким шоссе.

Разве можно не помнить о юной тоскеВ истомлённый, полуденный зной;О шуршании шины на мокром песке,О беззвучности лунных ночей в гамакеПод широкой, узорной листвой;

Это первое лето в мечтах и слезах,И зловещее солнце в крови;И какой-то наивный, ребяческий страх?Все лежит в Вашем имени, в тихих стихах,В непонятной тоске о любви.

Цветаевой

Целый день по улицам слонялась.Падал дождь, закруживая пыль.Не пойму, как я жива осталась,Не попала под автомобиль.

На безлюдных, тёмных перекресткахОзиралась, выбившись из сил.Бил в лицо мне дождь и ветер хлесткий,И ажан куда-то не пустил.

Я не знаю — сердце ли боролось,Рифмами и ямбами звеня?Или тот вчерашний женский голосСлишком много отнял у меня?

Б.К. Зайцеву

Было света и солнца немало.Было много потерь — и вотГоворят, что я взрослой сталаЗа последний, тяжелый год.

Что же? Время меняет лица,Да оно и немудрено.Невозможное реже снится,Дождь слышнее стучит в окно.

Жизнь проходит смешно и нелепо.Хорошо! А каждый вопросРазлетается лёгким пепломЧуть дурманящих папирос.

Я не стала больной и усталой,И о прошлом помню без зла:Я и лучше стихи писала,И сама я лучше была.

Жизнь короткая — вспомнить нечего.День дождливый за мглистым днем.А уж где-то в душе намеченЕле видный, тихий надлом.

Нине Кнорринг

Моим стихам не верь. Они пустые.Не верь тоске, звучащей, как набат.Ведь мне не жаль оставленной России,Не жаль больших и мертвенных утрат.

Не жаль бросать взволнованные взглядыВ глаза не отвечающих людей.И даже тот, со мной сидящий рядом,И тот не помнит жалости моей.

Не жаль стихов, беспомощных и зыбких,Самой себя я в них не узнаю,И провожаю с радостной улыбкойСтареющую молодость мою.

Юрию Софиеву

1. «Спасибо за жаркое лето…»

Спасибо за жаркое летоИ дали несжатых полей.За проблески яркого светаНа слишком несветлой земле.

За письма, — почти человечьи, —Без литературных прикрас;За радость нечаянной встречи,Друг к другу подвинувшей нас;

За шум урагана ночногоИ горечь последней любви;За неповторимое слово,— Жестокое слово: «Живи!».

Из сборника «Окна на север» (Париж, 1939)

2. «Они отрадней, чем слова молитв…»

Они отрадней, чем слова молитв.Их повторять ведь то же, что молиться.Я вижу, как туман встает с земли,Я опускаю тихие ресницы.

И за стихом я повторяю стих,Звучащий нежным, самым нежным пеньем.Я, как Евангелье, страницы ихЦелую с трепетным благоговеньем.

И в синий холод вечеров глухих,Когда устанем мы от слов и вздохов,Мы будем медленно читать стихи,Ведь каждый, как умеет, славит Бога.

Я буду слушать тихий голос твой,Перебирать любимые страницы.Я буду тихо-тихо над тобойСклонять густые, длинные ресницы.

Из сборника «После всего» (Париж, 1949)

ДВУМ ЮРИЯМ* (Софиеву и Терапиано)

1. «Вы строите большие храмы…»

Вы строите большие храмы,Вы кораблю даёте ход,Вы равномерными стихамиИзображаете полёт.

И с безрассудным постоянствомИз непомерной пустотыВ междупланетные пространстваВы устремляете мечты.

И я для вас чужда, — не тем ли,Что умной правды не молю,Что я люблю простую землю,До боли огненной люблю.

Под пламенные разговорыО вечности и божествеЯ вижу — ветер лижет шторы,И солнце плещется в траве.

И вижу я, как жизнь играет,И несравненно хорошаМоя несложная, пустая,Обыкновенная душа.

2. «Без лишних строк, без слов плохих…»

Без лишних строк, без слов плохих(Не точных или слишком резких)Слагать упрямые стихи,Их отшлифовывать до блеска.

Всё созданное разрушать,И вновь творить, до совершенства.И смутно верить, что душаПознает гордое блаженство.

Так — за пустые вечера,За пятна слёз, за пятна кровиСмиренно строить грозный храм,Как каменщик средневековья.

Все трудности преодолеть.Сломить сомненье и неверье.И самому окаменеть,Подобно сгорбленной химере.

Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)

Антонину Ладинскому («Проходили года за большими, как волны, годами…»)