Вячеслав Воробьев - ЛиПа

А серый бесёнок удачи

Сидит у меня на плече.

(Вадим Шефнер. Северный склон)

Не дружим со змием креплёным

И водка у нас не в чести.

В дешёвые вина влюблённым

Положено трезвость блюсти.

Однажды, вернувшись из бани,

Мы сели отведать шашлык.

Его запивать Гурджаани

Я с юности давней привык.

Закуску аджикой приправим —

Во рту огнедышащий ад.

Его мы зальем Саперави

(по крепости — как лимонад).

Тот вечер забуду едва ли!

Такой не приснится уют.

Рекою лилось Цинандали,

Фонтаном пульсировал Брют.

Но тут я заметил спросонок

При утреннем первом луче,

Что маленький серый бесёнок

Сидит у меня на плече.

В глаза виноватые глядя,

Сказал укоризненно бес:

«Напился до чёртиков, дядя!»,

Хвостом помахал — и исчез.

Во сне это было, не знаю,

Иль вправду случилось со мной,

Но только шашлык запиваю

Теперь минеральной водой.

Обожая красоток и деньги,

Я ещё подрабатываю в литейке!

(Игорь Шкляревский. Тайник)

Мне встречались такие красотки,

Что тянули последние соки.

Я уж так их обхаживал яро,

Что не стало хватать гонорара.

Чтоб водились карманные деньги,

Я решил подработать в литейке.

Хоть гудят поясница и плечи,

На свиданья спешу каждый вечер.

Рандеву, вечеринки, круизы...

А в итоге — финансовый кризис.

Чтоб красоток кормить в ресторане,

Я оформился сторожем в бане.

Чтобы дамы не дали отставки,

Стал вахтёром ещё на полставки.

Пусть с поэзией сяду в галошу,

Но красоток, не ждите, не брошу!

ЛИПА 3

Я женщина — начало всех начал:

Я песня жизни, радости и света.

И это мне, мечте своей, сонеты —

Дневник любви — Петрарка посвящал.

(Алла Беженова. Не измени себе)

Петрарка благосклонно прочитал

Мои стихи. Слеза на лист упала.

И, зачеркнув «Лаура», крупно — «АЛЛА»

В сонете, не колеблясь, написал.

Во мне

Батый с Кучумом слушают Шопена,

Еретики на праведном огне

Во мне сгорают.

(Василий Вернадский. Коснись травы)

Похоже, отравился в ресторане.

Всю душу выворачивает мне.

Как Жанна д’Арк на площади в Руане,

Горит закуска в нутряном огне.

В желудке — точно битва при Грюнвальде.

Гудит живот, как ротный барабан.

Не то в поход собрался Гарибальди,

Не то кого-то топчет Тамерлан.

Дам сто очков любому корифею.

Мой организм настроен, как орган.

Звучат внутри то «Страсти по Матфею»,

То шейк, то болеро, то хор цыган.

Готов переносить мученья стойко.

Зато душа на все лады поёт!

Но врач сказал: «Три раза в день касторка,

Диета, сон, режим — и всё пройдёт».

Фотогеничные поэты,

Чей внешний облик вам знаком.

Значительные их портреты

Над незначительным стихом...

Всё отстоится, устоится,

Осядет пыли полоса.

Немногие проступят лица

И различатся голоса.

(Константин Ваншенкин. Десятилетье)

Не претендуя на безгрешность,

Открою маленький секрет:

Кто благороднее на внешность,

Тот бесталанней как поэт.

Когда промчится век ХХ-й

И накипь унесёт волной,

Проступит профиль лысоватый

И чёткий нимб над головой.

Катилась дробным звуком тишина...

То дятел с ходу оседлал осинку

И носом, словно пальцем на машинке,

Выстукивал на ветке письмена.

(Игорь Грудев. Маятник)

Я, как осинку, кресло оседлал

И над машинкою застыл вопросом...

«Давай, во что-нибудь ударим носом!» —

мне дятел, как коллега, подсказал.

Жить на земле и радостно, и страшно...

Подумать только — с женщиной иду.

(Павел Голосов. Возраст верности)

Ходил я и в заказник на рыбалку,

И с лейтенантом ночью в караул,

Бульдога год выгуливал по парку —

И никогда, представьте, не струхнул.

А вот сейчас — как перед рукопашной:

Из ваты ноги, голова в бреду.

Впервые в жизни мне до жути страшно...

Подумать только — с женщиной иду.

Бегут хозяйки на базар вприпрыжку.

Друзья к пивбару тянутся гуськом.

А мне за буржуазную отрыжку

Одна дорога — прямо на местком.

А там посмотрят на меня недобро,

И схватит от предчувствия тоска,

Что если мне пересчитают рёбра,

Не хватит одного наверняка.

Мы пахали. Боронили.

Мы и сеяли

В землю самое отборное

Зерно...

Виноград, я знаю, вырастет

На Севере!

Будет лучшее — заморское — вино.

(Николаи Дружининский. Вокзальные берёзы)

Пели вы

Назло космическому холоду,

Что на Марсе

Будут яблони цвести...

Кукурузу и лозу

Везли под Вологду...

Вы пахали —

И уборку вам вести!

Город мой, трубочистов твоих

Мне до ужаса не хватает.

Трубочистов и трубачей

И, конечно же, трубадуров.

(Лидия Жданова. Я не могу привыкнуть к листопаду)

Парафразы — моя любовь.

Не сердитесь, прошу пардона.

Позарез не хватает мне

Парфюмерии из Парижа.

У любви секретный пароль

И особая партитура.

Вызывают твои глаза

С парабеллумом параллели.

Город мой! Мы идём по тебе,

Как под парусом паровозы.

Мчимся взапуски на пари

В старом парке, как по паркету.

Не хватает до слёз парней.

А порою — без всех изысков —

Просто — пары пареных реп.

И, конечно же, пародистов.

Я как-то встретил муравья

В лесу у ёлки.

У муравья судьба своя —

Таскать иголки...

А в муравьином царстве их

Сидит царица.

Там беззаконие у них

Вовсю творится.

Одни иголки на горбу

Всю жизнь таскают.

Покорно приняли судьбу,

Не возникают.

Другие — меньше их всегда

Их жизнью правят.

И нет им Божьего суда,

И нет управы.

(Анатолий Иванов. Возвратите подснежники)

Я раз держал нелёгкий путь

Сквозь частый ельник

И сел немного отдохнуть

На муравейник.

И полчаса не усидел

На нём спокойно.

Пора бы положить предел

Их беззаконью!

Я животом к земле приник

В иголках ржавых —

И увидал звериный лик

Самодержавья.

Внутри — роскошные дворцы,

Правленье банка...

Царят помещики, купцы,

Суды, охранка...