Сборник - Волшебная лютня. Зарубежная баллада
Свитезянка
Баллада
Кто этот юноша скромный, прекрасный,Рядом с ним дева кто эта,Идут по берегу Свитези яснойВ проблесках лунного света?
Дева ему предлагает малины,Он ей цветов предлагает;Знать, то виновник девичьей кручины;Видно, по ней он вздыхает.
Каждую ночь я в условную поруТут их под дубом встречаю.Здешний стрелок он и рыщет по бору;Кто эта дева – не знаю.
Скрылась – куда? И откуда? ПонынеЭто никто не узнает.Всходит она, как цветок на трясине,Искрой ночной пропадает.
«Друг мой, скажи мне, зачем ты скрываешь?Тайна к чему нам пустая?Что за тропинку глухую ты знаешь?Где твоя кровля родная?
Лето минуло, дождлива погода,Лист пожелтел на вершинах, —Буду ль всегда твоего я приходаЖдать на прибрежных долинах?
Полно блуждать, словно облачко дыма,Серной мелькать молодою,Лучше останься ты с тем, кем любима!Милая, следуй за мною!
Домик мой здесь недалеко; раздольноВ нем меж кустами ольшины;Там молока и плодов с нас довольно,Всякой довольно дичины».
«Стой! Стой! Отвечу пред гордым мужчиной,Вспомня отцовский обычай:В голосе вашем привет соловьиный,В сердце же помысл лисичий.
Страшно! Любви я не верю, робею;Хитрый обман злонамерен.Может быть, я и была бы твоею,Только ты будешь ли верен?»
Юноша пал на колени, хватаетЗемлю, клянется ей светом,Ясной луною и адом… Кто знает,Будет он верен обетам?
«Этим обетам будь верен, мой милый!Кто нарушает подобный,Здесь ему горе, и там, за могилой,Горе душе его злобной».
Дева венок свой надела в смущенье,Смолкла, махнула рукоюИ, поклонившись стрелку, в отдаленьеСкрылась знакомой тропою.
Он ей вослед, но напрасны старанья!Сколько стрелок ни метался,Дева исчезла, как ветра дыханье;Он одинокий остался.
Где он? Свернул незнакомой тропою…Гнется трясина живая,Тихо кругом, лишь трещит под ногоюИзредка ветка сухая.
Вот и к воде подошел он в смущенье,Взоры блуждают без цели…По лесу ветер завыл в отдаленье…Волны, кипя, зашумели…
Льются и плещут, кипя и сверкая…О, это призрак напрасный:Чудная дева всплыла, разверзаяВлагу на Свитези ясной!
В каплях чело ее мягче сияетРоз белоснежных завоя,Легче тумана покров обвиваетТело ее неземное.
«Юноша, юноша нежный, прекрасный, —Дева взывает с упреком, —Что ты тут бродишь у Свитези яснойВ полночь в раздумье глубоком?
Юного сердца порывы так жарки,Ты околдован мечтою…Может быть, речи вертлявой дикаркиБыли насмешкой пустою?
Слушай и верь мне: с тоскою расставшись,Брось этот призрак печальный:Здесь оживешь ты; здесь будем, обнявшись,Плавать по влаге кристальной;
Будешь, как резвая ласточка, шибкоВолн по верхам прикасаться,Либо, доволен и весел, как рыбка,День весь со мною плескаться.
Ночью ж, на дне серебристой купелиПод зеркалами живыми,Нежась на мягкой лилейной постели,Тешиться снами златыми!»
То, не касаясь до влаги стопами,Радугой блещет лучистой,То, погружаясь, играет с волнами,Пеною брызжет сребристой.
Юноша к ней; но, опомнясь, с разбегуХочет прыгнуть и не хочет:В ноги к нему подкатившись по брегу,Нежно волна их щекочет.
Льнет и щекочет так сладко-игриво,Так в нем душа замирает,Будто бы руку ему торопливоМилая тайно сжимает.
Вмиг позабыты душой омраченнойКлятвы пред девой лесною:К гибели мчится стрелок ослепленный,Новой взманен красотою…
Мчится и смотрит, и смотрит и мчитсяСледом коварного тока,Синяя бездна дрожит и кружится,Берег остался далеко.
Рук белоснежных он ищет руками.Очи в очах утопают.Хочет к устам прикоснуться устами,Волны бегут и сверкают.
Вдруг ветерок пропорхнул, разгоняяТучки сребристой завесу;Юноша смотрит, черты узнавая…Ах, это дева из лесу!
«Где же обет твой священный, мой милый?Кто нарушает подобный,Здесь ему горе и там, за могилой,Горе душе его злобной.
Где тебе мчаться равниною водной,С бездной играть голубою?Бренное тело землею холодной,Очи закроются тьмою.
А у знакомого дуба скитатьсяБудет душа твоя злая;Тысячу лет суждено ей терзаться,В пламени адском сгорая!»
Слышит стрелок эти речи в смущенье,Взоры блуждают по цели,По лесу ветер завыл в отдаленье,Волны, кипя, зашумели.
Мечутся волны толпой разъяренной,Плещут, клокочут и стонут,Пасть разверзается хляби бездонной,Дева и юноша тонут.
Волны поныне и в брызгах, и в пенеПлещут, исполнены гнева;Мчатся по ним две знакомые тени —Юный стрелок то и дева!
Воевода
Поздно ночью из походаВоротился воевода.Он слугам велит молчать;В спальню кинулся к постели:Дернул полог… В самом деле!Никого; пуста кровать.
И, мрачнее черной ночи,Он потупил грозны очи,Стал крутить свой сивый ус…Рукава назад закинул,Вышел вон, замок задвинул;«Гей ты, – кликнул, – чертов кус!
А зачем нет у забораНи собаки, ни затвора?Я вас, хамы!.. Дай ружье;Приготовь мешок, веревкуДа сними с гвоздя винтовку.Ну, за мною!.. я ж ее!»
Пан и хлопец под заборомТихим крадутся дозором,Входят в сад – и сквозь ветвей,На скамейке у фонтана,В белом платье, видят, паннаИ мужчина перед ней.
Говорит он: «Все пропало,Чем лишь только я, бывало,Наслаждался, что любил:Белой груди воздыханье,Нежной ручки пожиманье…Воевода все купил.
Сколько лет тобой страдал я,Сколько лет тебя искал я!От меня ты отперлась.Не искал он, не страдал он,Серебром лишь побряцал он,И ему ты отдалась.
Я скакал во мраке ночиМилой панны видеть очи,Руку нежную пожать;Пожелать для новосельяМного лет ей и весельяИ потом навек бежать».
Панна плачет и тоскует,Он колени ей целует,А сквозь ветви те глядят,Ружья наземь опустили,По патрону откусили,Вбили шомполом заряд.
Подступили осторожно.«Пан мой, целить мне не можно, —Бедный хлопец прошептал, —Ветер, что ли, плачут очи,Дрожь берет; в руках нет мочи,Порох в полку не попал». —
«Тише ты, гайдучье племя!Будешь плакать, дай мне время!Сыпь на полку… Наводи…Цель ей в лоб. Левее… выше.С паном справлюсь сам. Потише;Прежде я; ты погоди».
Выстрел по саду раздался,Хлопец пана не дождался;Воевода закричал,Воевода пошатнулся…Хлопец, видно, промахнулся:Прямо в лоб ему попал.
Будрыс и его сыновья
Три у Будрыса сына, как и он, три литвина,Он пришел толковать с молодцами.«Дети! седла чините, лошадей проводитеДа точите мечи с бердышами.
Справедлива весть эта: на три стороны светаТри замышлены в Вильне похода.Паз идет на поляков, а Ольгерд на пруссаков,А на русских Кестут воевода.
Люди вы молодые, силачи удалые(Да хранят вас литовские боги!),Нынче сам я не еду, вас я шлю на победу;Трое вас, вот и три вам дороги.
Будет всем по награде: пусть одинв НовеградеПоживится от русских добычей.Жены их, как в окладах, в драгоценныхнарядах,Домы полны, богат их обычай.
А другой от пруссаков, от проклятыхкрыжаков,Может много достать дорогого,Денег с целого света, сукон яркого цвета,Янтаря – что песку там морского.
Третий с Пазом на ляха пусть ударитбез страха;В Польше мало богатства и блеску,Сабель взять там не худо; но уж, верно,оттудаПривезет он мне на дом невестку.
Нет на свете царицы краше польскойдевицы.Весела, что котенок у печки,И, как роза, румяна, а бела, что сметана;Очи светятся, будто две свечки!
Был я, дети, моложе, в Польшу съездиля тожеИ оттуда привез себе женку;Вот и век доживаю, а всегда вспоминаюПро нее, как гляжу в ту сторонку».
Сыновья с ним простились и в дорогупустились.Ждет-пождет их старик домовитый.Дни за днями проводит, ни одинне приходит.Будрыс думал: уж, видно, убиты!
Снег на землю валится, сын дорогоюмчится,И под буркою ноша большая.«Чем тебя наделили? что там? Ге!не рубли ли?»«Нет, отец мой; полячка младая».
Снег пушистый валится; всадник с ношеюмчится,Черной буркой ее покрывая.«Что под буркой такое? Не сукно лицветное?»«Нет, отец мой; полячка младая».
Снег на землю валится, третий с ношеюмчится,Черной буркой ее прикрывает.Старый Будрыс хлопочет и спросить ужне хочет,А гостей на три свадьбы сзывает.
Примечания
