Борис Корнилов - Стихотворения
1934
ЕЛКА
Рябины пламенные грозди,и ветра голубого вой,и небо в золотой коростенад неприкрытой головой.И ничего —ни зла, ни грусти.Я в мире темном и пустом,лишь хрустнут под ногою грузди,чуть-чуть прикрытые листом.Здесь всё рассудку незнакомо,здесь делай всё — хоть не дыши,здесь ни завета,ни закона,ни заповеди,ни души.Сюда как бы всего к истоку,здесь пухлым елкам нет числа.Как много их…Но тут же сбокуеще одна произросла,еще младенец двухнедельный,он по колено в землю врыт,уже с иголочки,нательнойзеленой шубкою покрыт.Так и течет, шумя плечами,пошатываясь,ну, живи,расти, не думая ночамио гибели и о любви,что где-то смерть,кого-то гонят,что слезы льются в тишинеи кто-то на воде не тонети не сгорает на огне.Живи —и не горюй,не сетуй,а я подумаю в пути:быть может, легче жизни этоймне, дорогая, не найти.А я пророс огнем и злобой,посыпан пеплом и золой, —широколобый,низколобый,набитый песней и хулой.Ходил на праздник я престольный,гармонь надев через плечо,с такою песней непристойной,что богу было горячо.Меня ни разу не встречализаботой друга и жены —так без тоски и без печалиуйду из этой тишины.Уйду из этой жизни прошлой,веселой злобы не тая, —и в землю втоптана подошвой —как елка — молодость моя.
1934
ИЗ АВТОБИОГРАФИИ
Мне не выдумать вот такого,и слова у меня просты —я родился в деревне Дьяково,от Семенова — полверсты.Я в губернии Нижегородскойв житие молодое попал,земляной покрытый коростой,золотую картошку копал.Я вот этими вот рукамиземлю рыли навоз носил,и по Керженцуи по Камея осоку-траву косил.На твое, земля,на здоровье,теплым жиром, земля, дыши,получай лепешки коровьи,лошадиные голяши.Чтобы труд не пропал впустую,чтобы радость была жива —надо вырастить рожь густую,поле выполоть раза два.Черноземное поле на озимьвсё засеять,заборонить,сеять — лишнего зернышка наземьпонапрасну не заронить.Так на этом огромном светепрорастала моя судьба,вся зеленая,словно этиподрастающие хлеба.Я уехал.Мне письма слалио картофеле,об овсе,о свином золотистом сале, —как одно эти письма все.Под одним существуя небом,я читал, что овсу капут…Как у вас в Ленинграде с хлебоми по скольку рублей за пуд?Год за годоммне письма слалио картофеле,об овсе,о свином золотистом сале, —как одно эти письма все.Под одним существуя небом,я читал, что в краю такоммы до нового хлебас хлебом,со свининою,с молоком,что битком набито в чулане…Как у вас в Ленинграде живут?Нас, конечно, односельчаневсе зажиточными зовут.Наше дело теперь простое —ожидается урожай,в гости пить молоко густоеобязательно приезжай…И порадовался я с ними,оглядел золотой простор,и одно громадное имяповторяю я с этих пор.Упрекните меня в изъяне,год от годумы всё смелей,все мы гордые,мы, крестьяне,дети сельских учителей.До тебя, моя молодая,называя тебя родной,мы дошли,любя,голодая,слезы выплакав все до одной.
<1935>
«Спичка отгорела и погасла…»
Спичка отгорела и погасла —Мы не прикурили от нее,А луна — сияющее масло —Уходила тихо в бытие.И тогда, протягивая руку,Думая о бедном, о своем,Полюбил я горькую разлуку,Без которой мы не проживем.Будем помнить грохот на вокзале,Беспокойный,Тягостный вокзал,Что сказали,Что не досказали,Потому что поезд побежал.Все уедем в пропасть голубую,Скажут будущие: молод был,Девушку веселую, любую,Как реку весеннюю любил…Унесет онаИ укачает,И у ней ни ярости, ни зла,А впадая в океан, не чает,Что меня с собою унесла.Вот и всё.Когда вы уезжали,Я подумал,Только не сказал,О реке подумал,О вокзале,О земле, похожей на вокзал.
<1935>
«В Нижнем Новгороде с откоса»
В Нижнем Новгороде с откосачайки падают на пески,все девчонки гуляют без спросаи совсем пропадают с тоски.
Пахнет липой, сиренью и мятой,небывалый слепит колорит,парни ходят — картуз помятый,папироска во рту горит.
Вот повеяло песней далёкой,ненадолго почудилось всем,что увидят глаза с поволокой,позабытые всеми совсем.
Эти вовсе без края просторы,где горит палисадник любой,Нижний Новгород, Дятловы горы,Ночью сумрак чуть-чуть голубой.
Влажным ветром пахнуло немного,лёгким дымом, травою сырой,снова Волга идёт как дорога,вся покачиваясь под горой.
Снова тронутый радостью долгой,я пою, что спокойствие — прах,что высокие звёзды над Волгойтоже гаснут на первых порах.
Что напрасно, забытая рано,хороша, молода, весела,как в несбыточной песне, Татьянав Нижнем Новгороде жила.
Вот опять на песках, на паромахночь огромная залегла,дует запахом чахлых черёмух,налетающим из-за угла,
тянет дождиком, рваною тучейобволакивает зарю, —я с тобою на всякий случайровным голосом говорю.
Наши разные разговоры,наши песенки вперебой.Нижний Новгород, Дятловы горы,Ночью сумрак чуть-чуть голубой.
Разговор
Верно, пять часов утра, не боле.Я иду — знакомые места…Корабли и яхты на приколе,и на набережной пустота.Изумительный властитель тронаи властитель молодой судьбы —Медный всадник поднял першерона,яростного, злого, на дыбы.Он, через реку коня бросая,города любуется красой,и висит нога его босая, —холодно, наверное, босой!Ветры дуют с оста или с веста,всадник топчет медную змею…Вот и вы пришли на это место —я вас моментально узнаю.Коротко приветствие сказали,замолчали, сели покурить…Александр Сергеевич, нельзя лис вами по душам поговорить?Теснотой и скукой не обижу:набережная — огромный зал.Вас таким, тридцатилетним, вижу,как тогда Кипренский написал.И прекрасен и разнообразен,мужество, любовь и торжество…Вы простите — может, я развязен?Это — от смущенья моего!Потому что по местам окрестнымот пяти утра и до шестивы со мной — с таким неинтересным —соблаговолили провести.Вы переживёте бронзы тленьеи перемещение светил, —первое своё стихотвореньея планиде вашей посвятил.И не только я, а сотни, может,в будущие грозы и боивам до бесконечия умножатлюди посвящения свои.Звали вы от горя и обмановв лёгкое и мудрое житьё,и Сергей Уваров и Романовполучили всё-таки своё.Вы гуляли в царскосельских соснах —молодые, светлые года, —гибель всех потомков венценосныхвы предвидели ещё тогда.Пулями народ не переспоря,им в Аничковом не поплясать!Как они до Чёрного до моряудирали — трудно описать!А за ними прочих вереница,золотая рухлядь, ерунда —их теперь питает заграница,вы не захотели бы туда!Бьют часы уныло… Посветало.Просыпаются… Поют гудки…Вот и собеседника не стало —чувствую пожатие руки.Провожаю взглядом… Виден слабо…Милый мой, неповторимый мой…Я иду по Невскому от Штаба,на Конюшенной сверну домой.
1936
