Дмитрий Быков - Блаженство (сборник)
«Среди пустого луга…»
Среди пустого луга,В медовой дымке дняЛежит моя подруга,Свернувшись близ меня.
Цветет кипрей, шиповник,Медвяный травостой,И я, ее любовник,Уснул в траве густой.
Она глядит куда-тоПоверх густой травы,Поверх моей косматойУснувшей головы —
И думает, какаяИз центробежных силРазмечет нас, ломаяОстатки наших крыл.
Пока я сплю блаженно,Она глядит туда,Где адская гееннаИ черная вода,
Раскинутые руки,Объятье на крыльце,И долгие разлуки,И вечная – в конце.
Пока ее гееннойПугает душный зной —Мне снится сон военный,Игрушечный, сквозной.
Но сны мои не вещи,В них предсказаний нет.Мне снятся только вещи,И запахи, и цвет.
Мне снится не разлука,Чужая сторона,А заросли, излукаИ, может быть, она.
И этот малахитныйКовер под головой —С уходом в цвет защитный,Военно-полевой.
Мне снятся автоматы,Подсумки, сапоги,Какие-то квадраты,Какие-то круги.
Стихи о принцессе и свинопасе
Над пейзажем с почти прадедовской акварели —Летний вечер, фонтан, лужайка перед дворцом,На которой крестьяне, дамы и кавалерыПоздравляют героев с венцом и делу концом,Над счастливым финалом, который всегда в запасеУ Творца в его поэтической ипостаси(Единение душ, замок отдался ключу), —Над историей о принцессе и свинопасеОпускается занавес раньше, чем я хочу.
Поначалу принцессе нравится дух навоза,И привычка вставать с ранья, и штопка рванья —Так поэту приятна кондовая, злая прозаИ чужая жизнь, пока она не своя.Но непрочно, увы, обаянье свиного духаИ стремленье интеллигента припасть к земле:После крем-брюле донельзя хороша краюха,Но с последней отчетливо тянет на крем-брюле.А заявятся гости, напьются со свинопасом —Особливо мясник, закадычнее друга нет, —Как нажрется муж-свинопас да завоет басом:«Показать вам, как управляться с правящим классом?Эй, принцесса! Валяй минет… пардон… менуэт!Потому я народ! У народа свои порядки!Никаких, понимаешь, горошин. А ну вперед!»Он заснет, а она втихаря соберет манаткиИ вернется к принцу, и принц ее подберет.
Или нет. Свинопас научится мыться, бриться,Торговать свининой, откладывать про запас —Свинопасу, в общем, не так далеко до принца,В родословной у каждого принца есть свинопас…Обрастет брюшком, перестанет считать доходы —Только изредка, вспоминая былые годы,Станет свинкой звать, а со зла отбирать ключиИ ворчать, что народу и бабам вредны свободы.Принц наймется к нему приказчиком за харчи.
Есть и третий путь, наиболее достоверный:Ведь не все ж плясать, не все голоском звенеть.Постепенно свыкаясь с навозом, хлевом, таверной,Свинопасом, стадом, – принцесса начнет свинеть.Муж разлегся на солнцепеке, принцессу чешет —Или щиплет, когда заявится во хмелю, —Та начнет обижаться, хрюкать, а он утешит:«Успокойся, милая, я ведь тебя люблю!»
Хорошо мне бродить с тобою по кромке леса.Середины нет, а от крайностей Бог упас.Хорошо, что ты, несравненная, не принцесса,Да и я, твой тоже хороший, не свинопас.Вечно рыцарь уводит подругу у дровосека,Или барин сведет батрачку у батрака,И уж только когда калеку любит калека —Это смахивает на любовь, да и то слегка.
«Всякий раз, как пойдет поворот к весне…»
Всякий раз, как пойдет поворот к веснеОт зимы постылой,Кто-то милый думает обо мнеСо страшной силой.
Чей-то взгляд повсюду за мной следит,Припекая щеку.Сигарета чувствует – и чудит,Обгорая сбоку.
Кто-то следом спустится в переход,В толпе окликнет,Или детским именем назовет,Потом хихикнет,
Тенью ветки ляжет на потолок,Чирикнет птичкой,То подбросит двушку, то коробокС последней спичкой —
За моим томленьем и суетойСледит украдкой:Словно вдруг отыщется золотой,Но за подкладкой.
То ли ты, не встреченная покаВ земной юдоли,Опекаешь, значит, издалека,Чтоб дожил, что ли, —
То ли впрямь за мной наблюдаетБог Своим взором ясным:То подбросит двушку, то коробок,То хлеба с маслом,
Ибо даже самый дурной поэт,В общем и целом,Подтверждает вечный приоритетДуши над телом.
Вариации-4
Как всякий большой поэт, тему отношений с Богом он разворачивает как тему отношений с женщиной.
А. Эткинд1. Сказка
В общем, представим домашнюю кошку, выгнанную на мороз.Кошка надеялась, что понарошку, но оказалось — всерьез.Повод неважен: растущие дети, увеличенье семьи…Знаешь, под каждою крышей на свете лишние кошки свои.
Кошка изводится, не понимая, что за чужие места:Каждая третья соседка – хромая, некоторые — без хвоста…В этом она разберется позднее. Ну, а пока, в январе,В первый же день она станет грязнее всех, кто живет во дворе.
Коль новичок не прошел испытанья — не отскребется потом,Коль не сумеет добыть пропитанья – станет бесплатным шутом,Коль не усвоил условные знаки – станет изгоем вдвойне,Так что, когда ее травят собаки, кошки на их стороне.
В первый же день она скажет дворовым, вспрыгнув на мусорный бак,Заглушена гомерическим ревом местных котов и собак,Что, ожиданием долгим измаян – где она бродит? Пора! —К ночи за нею вернется хозяин и заберет со двора.
Мы, мол, не ровня! За вами-то сроду вниз не сойдет человек!Вам-то помойную вашу свободу мыкать в парадной вовек!Вам-то навеки – полы, батареи, свалка, гараж, пустыри…Ты, что оставил меня! Поскорее снова меня забери!
Вот, если вкратце, попытка ответа. Спросишь, платок теребя:«Как ты живешь без меня, вообще-то?» Так и живу без тебя —Кошкой, обученной новым порядкам в холоде всех пустырей,Битой, напуганной, в пыльном парадном жмущейся у батарей.
Вечер. Детей выкликают на ужин матери наперебой.Видно, теперь я и Богу не нужен, если оставлен тобой,Так что, когда затихает окраина в смутном своем полусне,Сам не отвечу, какого хозяина жду, чтоб вернулся ко мне.
Ты ль научил меня тьме бесполезных, редких и странных вещей,Бросив скитаться в провалах и безднах нынешней жизни моей?Здесь, где чужие привычки и правила, здесь, где чужая возня, —О, для чего ты оставил (оставила) в этом позоре меня?!
Ночью все кошки особенно сиры. Выбиты все фонари.Он, что когда-то изгнал из квартиры праотцев на пустыри,Где искривились печалью земною наши иссохшие рты,Все же скорее вернется за мною, нежели, милая, ты.
1994
2. Указательное
Сейчас, при виде этой, дикорастущей,И этой садовой, в складках полутеней,И всех, создающих видимость райской кущи,И всех-всех-всех, скрывающихся за ней, —Я думаю, ты можешь уже оставитьСвои, так сказать, ужимки и прыжкиИ мне наконец спокойно предоставитьНе о тебе писать мои стишки.Теперь, когда в тоннеле не больше света,Чем духа искусства в цирке шапито,Когда со мной успело случиться это,И то, и из-за тебя персонально – то,И я растратился в ругани, слишком слышной —В надежде на взгляд, на отзвук, хоть на месть, —Я знаю, что даже игры кошки с мышкойМеня бы устроили больше, чем то, что есть. Несчастная любовь глядится раемИз бездны, что теперь меня влечет.Не любит – эка штука! Плавали, знаем.Но ты вообще не берешь меня в расчет.И ладно бы! Не я один на светеМолил, ругался, плакал на крыльце, —Но эти все ловушки, приманки эти!Чтоб все равно убить меня в конце!Дослушай, нечего тут. И скажешь прочим,Столь щедрым на закаты и цветы,Что это всех касается. А впрочем,Вы можете быть свободны – ты и ты,Но это все. Какого адресатаЯ упустил из ложного стыда?А, вон стоит, усата и полосата, —Отчизна-мать; давай ее сюда!Я знаю сам: особая услада —Затеять карнавал вокруг одра.Но есть предел. Вот этого – не надо,Сожри меня без этого добра.Все, все, что хочешь: язва, война, комета,Пожизненный бардак, барак чумной, —Но дай мне не любить тебя за это —И делай, что захочется, со мной.
«Сирень проклятая, черемуха чумная…»