Шауль (Саул) Черниховский - Избранные стихи Черниховского
Надобно их пригласить. Да славится давший нам память!
После же ужина мы посмотрим списки другие:
Списки живых, приглашенных на Элькину свадьбу. Пожалуй,
Что-нибудь спутали мы, позабыли кого-нибудь. Как бы
Гнева не вышло, досады какой! их вовек не избудешь...
Ну, помолимся, Меир..."
А после ужина вместе
Сели все трое рядком: Мордехай, и Элька, и тетя
Фрейда. (Жена Мордехая, хозяйка славная Хьена,
Все по хозяйству металась, ужасно спешила, и кругом
Шла у нее голова.) На террасе сидели. Очками
Нос оседлал Мордехай и список держал приглашенных.
Имя за именем он с расстановкой читал и заметки
Вписывал сбоку. Читал он, — они же молчали и шили.
"Ну-с, Агайманы. Тут двое: Халецкий и старый Лисовский.
С давних времен мы друзья. Наверно приедут на свадьбу...
Каменка. Выходцы там из Добруджи живут, староверы —
Все огородники. Вот уж где хлеба-то много в амбарах!
Речка там — Конка, что в Днепр впадает. И в Каменке двое:
Цирлин (горячка такая, что страх!) и Литинский (забавник,
Первый остряк — и родня мне). Наверно приедут на свадьбу...
Вот я боюсь за Токмак! Там грязища, народ же — разбойник.
Вдруг да письмо не дошло Кагарницкому Шмуэль-Давиду?
Старый, давнишний приятель; наверно приедет на свадьбу...
Так: Лопатиха Большая. Богатое место. Винецкий
Может оставить амбар: ведь в хедере вместе учились!
Верный, истинный друг: наверно приедет на свадьбу.
Вот и Большая Михайловка. Много в ней доброй пшеницы,
Много и всякого люда. Так слушайте список, вникайте.
Реб Моисей Коренблит, с пятью сыновьями, конечно;
Вольф Пятигорский, мучник, и Лейба Пятовский, как порох
Вспыльчивый; Гордин, наш маскил[47], и сын его Яня; Литровник
Яков; Серебреник Еся — хороший купец и процентщик.
Все ведь приятели наши: наверно приедут на свадьбу!
Скельки; сельцо небольшое, но славится медом и воском;
Трое там: Бринь, да Хмельницкий, да милая тетушка Ентель.
Вот уж друзья — так друзья: наверно приедут на свадьбу!
Верхний Рогачик; ну, там — одни гончары да горшени;
В списке: Хотинский Рефуэл да Бер Лебединский с Ципарским.
Тоже друзья и родня: наверно приедут на свадьбу.
Ну-с, а теперь Янчикрак. Тут — Вольф Хациревич. Уж этот —
Брата родного милее: наверно приедет на свадьбу.
Дальше — село Белозерка, что "Малым Египтом" зовется.
Здесь — Богуславские (двое) да жулик один, Лиховецер.
Все дорогие друзья: наверно приедут на свадьбу.
Вот Серогозы, Подгаец. Село Маньчикуры: Литровник
Залман, веселый бедняк, и Венгеров — великий законник.
Это все люди свои: наверно приедут на свадьбу.
Дальше идут хутора у Алешек (какие арбузы!).
Значатся: Рейнов-заика; Ямпольский — ужасный мечтатель.
Оба — родня и друзья: наверно приедут на свадьбу.
Дальше — Каховка, село, известное ярмаркой славной:
Оленов, старый невежда, — и Карп, вольнодумец изрядный.
Тоже приятели наши: наверно приедут на свадьбу."
Так он сидел, разъяснял, отмечал и вычеркивал. Молча
К ним благовонная ночь глядела в открытые окна.
И собралися малютки — хасиды Зиждителя мира:
Бабочки, мошки, жуки, комары, шелкопряды, поденки
В плясках и танцах вились над свечою в подсвечнике медном.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Пятница, суббота и конец субботы
В пятницу, в день шестой, заскрипели ворота, калитки,
В тучах поднявшейся пыли явились повозки да брички,
Все — к мордехаевой хате, а в бричках престранные вещи:
Будто и нет никого, лишь груды материй да платьев.
В грудах же прятались гостьи от солнца и пыли дорожной.
Или собаки залают — спешат уж и Фрейда, и Элька
С матерью (с ними — служанки) навстречу подъехавшей бричке.
Зорик, облезший пес, навострит отвислые уши,
Мчится навстречу повозке, несется, из сил выбиваясь,
Словно вся жизнь от того зависит, и с яростью дикой
Брешет на крепких мужицких коней, рычит, завывает,
Скачет на задних лапах, пугливых девиц устрашая...
С гостьи снимается пыльник, пальто, и башлык, и накидка.
После — вуаль и косынка — и видно теперь, кто приехал.
Тут начинаются крики, объятия, визг, поцелуи.
Стихнет — и снова начнется: возня, пискотня, щебетанье,
Охи, и вздохи, и слезы от радости... Вдруг затихает:
В хату впорхнули девицы — и к зеркалу прямо. Двенадцать
Девушек съехалось нынче потешиться счастием Эльки.
Все из ближайших селений к субботе явились "цум фершпиль"[48].
Элька заранее всем приготовила им помещенья
В разных ближайших домах — у родных, у друзей, у соседей.
Девушек съехалось только двенадцать, из ближних селений,
Возле Подовки лежащих; другие с отцами своими
И с матерями попозже приехали, прямо на свадьбу.
В день седьмой, в субботу, с утра, поденщица гоя
Отколупала у печки всю глину[49], открыла заслонку
И осторожно достала поставленный с вечера кофий.
(Так уж у Хьены велось: по субботам, для праздника, — кофий).
Сели за кофий к столу лишь свои, домашние. С ними —
Только чернявая Геня, любимая Эльки подруга.
Наскоро выпили кофий, слегка закусили. Мужчины
Тотчас пошли к бет-медреш[50], а девушки стол убирали:
Грязную сняли посуду и тщательно крошки стряхнули
Прочь со скатерти белой, украшенной белой каймою.
После отправились в сад, окружавший дом Мордехая.
Садик был невелик, три дорожки, и то нешироких,
Но Мордехая он тешил: у прочих еврейских построек
Вовсе садов не бывает, дворы — точно лысое темя.
В садике фруктов немного, для дома — и то не хватает.
Все ж Мордехаю приятно покушать собственных фруктов.
Принято было гостей водить по средней дорожке,
Прочие две огородом служили. Там справа и слева
Между деревьями грядки тянулись. На грядках — петрушка,
Лук и укроп ароматный, фасоль на высоких тычинах,
В сотне одежек своих — капуста, горох шаловливый,
Редька, морковь-каротель и хрен, вызывающий слезы.
Там же — подсолнечник, гордо глядящий на солнце, и тыквы.
Что до деревьев, то чаще — ветвистые яблони, груши,
Но попадаются также багровые вишни; крыжовник
Тычет колючки свои, за одежду хватая прохожих;
Есть одинокая слива и белые две шелковицы.
Если ж по средней дорожке пройти до конца, то упрешься
В тесный большой полукруг подстриженных желтых акаций.
Элька — невеста вела подругу милую Геню
Прямо в любимый свой угол, под старой развесистой ивой.
Густо в нем разрослись лопухов широкие листья,
В синих цветочках цикорий, крапива... Укромно и тихо.
Там и присели подруги. А Геня ласкается к Эльке:
"Ну, расскажи мне, Элька: красив твой жених?" —
"Вот увидишь!" —
Элька ответила ей, и розы на щечках зардели.
"Что он тебе подарил?" — "Разумеется, серьги с браслеткой". —
"Ну, а ты?" — "Я — часы. И сшила для тефилин[51] сумку:
Бархат лилового цвета; на нем золотыми шелками
Щит Давида; кругом — жениха и отца его имя
Бледно-зеленым шелком; подкладка внутри голубая;
Шнур на завязки пошел розоватый с большими кистями".
"Письма писал он тебе?" —
"Ну, конечно, и сколько же писем!" —
"Ты отвечала?" — "Ну да. Учитель двоюродных братьев
Письма мои сочинял, а я сама их писала". —
"Элька, ну, покажи мне, что пишет жених! Интересно!" —
"Геня, зачем? Твой жених напишет тебе — прочитаешь". —
Геня ласкается, просит: "Ну, дай мне прочесть..." Побежала
Элька домой и вернулась, неся драгоценные письма.
Геня ее обняла, а та нараспев ей читает:
"Бог да воззрит на тебя и мир Свой тебе да дарует.
Моей дорогой невесте:
"Вот получил я письмо, о радость моя, — и прозрели
"Очи мои, и разверзлись зарею пред солнцем той вести,
"Что прочитал я в письме. Бесконечная радость взыграла
"В сердце моем и в утробе, узнавши, что ты здорова.
"Да увеличит Господь достоянье твое многократно,
"Дни Он твои да продлит в приятности; если же будет
"Благо тебе — то и мне, и веселье твое — мне веселье.
"Словно широкотекущий поток, напояющий злаки,
"Так же взыграл и во мне поток благотворного счастья
"Из-за письма твоего; напояют сердечные гряды
"Шумные токи веселья; и радости дух мой исполнен,
"Ибо я вижу, что ты мои упредила желанья
"Прежде, чем высказал я, — ты просишь писать постоянно.
"Сердца дух моего, раскинувши крылья, несется
"Тысячекратно воздать за твои дорогие подарки.
"Спросишь, пожалуй, откуда такая любовь, что подобна
