Андрей Белый - Золото в лазури

Июль 1901

Серебряный Колодезь

КЛАДБИЩЕ

Осенне-серый меркнет день.Вуалью синей сходит тень.

Среди могил, где все — обман,вздыхая, стелится туман.

Береза желтый лист стряхнет.В часовне огонек блеснет.

Часовня заперта. С тоскойтам ходит житель гробовой.

И в стекла красные глядит,и в стекла красные стучит.

Умерший друг, сойди ко мне:мы помечтаем при луне,

пока не станет холоднакроваво-красная луна.

В часовне житель гробовойк стеклу прижался головой…

Кроваво-красная лунауже печальна и бледна…

Ноябрь 1898

Москва

БАГРЯНИЦА В ТЕРНИЯХ

РАЗЛУКА

Мы шли в полях. Атласом мягким рвалоодежды наши в дуновенье пьяном.На небесах восторженно пылаловсё в золоте лиловом и багряном.

Я волновался страстно и мятежно.Ты говорил о счастье бытия.Твои глаза так радостно, так нежноиз-под очков смотрели на меня.

Ты говорил мне: «Будем мы, как боги,над миром встанем… Нет, мы не умрем».Смеялись нам лазурные чертоги,озарены пурпуровым огнем.

Мы возвращались… Ты за стол садился.Ты вычислял в восторге мировом.В твое окно поток червонцев лился,ложился на пол золотым пятном.

Вот отчетливо спит в голубомконтур башни застывший и длинный.Бой часов об одномнеизменно-старинный.

Так недавно бодрил ты меня,над моею работой вздыхая,среди яркого дняраскаленного мая.

Знал ли я, что железный нас рокразведет через несколько суток…Над могилой венокголубых незабудок.

Не замоет поток долгих летмое вечное, тихое горе.Ты не умер — нет, нет!..Мы увидимся вскоре.

На заре черных ласточек лёт.Шум деревьев и грустный, и сладкий…С легким треском мигнетогонечек лампадки.

Закивает над нами сирень…Не смутит нас ни зависть, ни злоба…И приблизится день —день восстаний из гроба.

За опустевший стол я вновь садился.Тоскуя, думал, думал об одном.В твое окно поток червонцев лился,ложился на пол золотым пятном…

Казалось мне, что ты придешь из садамне рассказать о счастье бытия…И я шептал: «Тебя, тебя мне надо…О, помолись! О, не забудь меня!..

Я вечно жду… Сегодня ты мне снился!..О жизнь, промчись туманно-грустным сном!»Я долго ждал… Поток червонцев лилсяв твое окно сияющим пятном.

1903

«Могилу их украсили венками…»

Незабвенной памяти М.С. и О.М. Соловьевых

Могилу их украсили венками.Вокруг без шапок мы в тоске стояли.Восторг снегов, крутящийся над нами,в седую Вечность вихри прогоняли.

Последний взмах бряцавшего кадила.Последний вздох туманно-снежной бури.Вершину ель мечтательно склонилав просвете ослепительной лазури.

1903

Москва

СВ. СЕРАФИМ

Посвящается Нине Петровской

Плачем ли тайно в скорбях,грудь ли тоскою теснима —в яснонемых небесахмы узнаем Серафима.

Чистым атласом пахнет,в небе намотанном.Облаком старец сойдет,нежно разметанным.

«Что с тобой, радость моя,—радость моя?..»

Смотрит на насликом туманным, лилейным.Бледно-лазурный атласв снежно-кисейном.

Бледно-лазурный атластихо целует.Бледно-лазурный атласв уши нам дует:

«Вот ухожу в тихий час…Снова узнаете горе вы!..»С высей ложится на насотблеск лазоревый.

Легче дышатьпосле таинственных знамений.Светит его благодатьтучкою алого пламени.

1903?

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ

Посвящается М.С. Соловьеву

Задохлись мы от пошлости привычной.Ты на простор нас звал.Казалось им — твой голос необычныйбезумно прозвучал.

И вот, когда надорванный угас тынад подвигом своим,разнообразные, бессмысленные кастыпричли тебя к своим.

В борьбе с рутиною свои потратил силы,но не разрушил гнет…Пусть вьюга снежная венок с твоей могилыс протяжным стоном рвет.

Окончилась метель. Не слышен голос злобы.Тиха ночная мгла.Над гробом вьюга белые сугробыс восторгом намела.

Тебя не поняли… Вон там сквозь сумрак шаткийпунцовый свет дрожит.Спокойно почивай: огонь твоей лампадкимне сумрак озарит.

1903

Москва

ОЖИДАНИЕ

Посвящается С.М. Соловьеву

Как невозвратная мечта,сверкает золото листа.Душа полна знакомых дум.Меж облетающих аллейпризывно-грустный, тихий шумо близости священных дней.Восток печальный мглой объят.Над лесом, полные мечты,благословенные перстызнакомым заревом стоят.Туманный, красно-золотойна нас блеснул вечерний лучбезмирно-огненной струейиз-за осенних, низких туч.Душе опять чего-то жаль.Сырым туманом сходит ночь.Багряный клен, кивая вдаль,с тоской отсюда рвется прочь.И снова шум среди аллейо близости священных дней.

Август 1901

Серебряный Колодезь

ПРИЗЫВ

Памяти М.С. Соловьева

Призывно грустный шум ветровзвучит, как голос откровений.От покосившихся крестовна белый снег ложатся тени.

И облако знакомых грезлетит беззвучно с вестью милой.Блестя сквозь ряд седых берез,лампада светит над могилой

пунцово-красным огоньком.Под ослепительной луноючасовня белая, как днем,горит серебряной главою.

Там… далеко… среди равнинстаринный дуб в тяжелой мукестоит затерян и один,как часовой, подъявший руки.

Там, далеко… в полях шумити гонит снег ночная вьюга…И мнится — в тишине звучитдавно забытый голос друга…

Старинный дуб порой вздохнетс каким-то тягостным надрывом…И затрепещет, и заснетсреди полей глухим порывом.

1903

Москва

ЗНАЮ

Посвящается О.М. Соловьевой

Пусть на рассвете туманнознаю — желанное близко…Видишь, как тает нежданноОбраз вдали василиска?Пусть все тревожно и странно…Пусть на рассвете туманнознаю — желанное близко.

Нежен восток побледневший.Знаешь ли — ночь на исходе?Слышишь ли — вздох о свободе —вздох ветерка улетевший —весть о грядущем восходе?

Спит кипарис онемевший.Знаешь ли — ночь на исходе?

Белые к сердцу цветы явновь прижимаю невольно.

Эти мечты золотые,эти улыбки святыев сердце вонзаются больно…

Белые к сердцу цветы явновь прижимаю невольно.

Август 1901

ВОЗМЕЗДИЕ

Посвящается Эллису

Пусть вокруг свищет ветер сердитый,облака проползают у ног.Я блуждаю в горах, — позабытый,в тишине замолчавший пророк.

Горький вздох полусонного кедра.Грустный шепот: «Неси же свой крест…»Черный бархат истыкан так щедробесконечностью огненных звезд.

Великан, запахнувшийся в тучу,как утес, мне грозится сквозь мглу.Я кричу, что осилю все кручи,не отдам себя в жертву я злу.

И всё выше и выше всхожу я.И всё легче и легче дышать.Крутизны и провалы минуя,начинаю протяжно взывать.

Се, кричу вдохновенный и дикий:«Иммануил грядет! С нами Бог!»Но оттуда, где хаос великий,раздается озлобленный вздох.

И опять я подкошен кручиной.Еще радостный день не настал.Слишком рано я встал над низиной,слишком рано я к спящим воззвал.

И бегут уж с надеждою жгучейна безумные крики мои,но стою я, как идол. над кручей,раздирая одежды свои.

Там… в низинах… ждут с верой денницу.Жизнь мрачна и печальна, как гроб.Облеките меня в багряницу!Пусть вонзаются тернии в лоб.

Острым тернием лоб увенчайте!Обманул я вас песнью своей.Распинайте меня, распинайте.Знаю жаждете крови моей.

Нa кресте пригвожден. Умираю.На щеках застывает слеза.Кто-то, Милый, мне шепчет: «Я знаю»,поцелуем смыкает глаза.

Ах, я знаю — средь образов горныхпропадет сиротливой мечтой,лишь умру, — стая воронов черных,что кружилась всю жизнь надо мной.

Пригвожденный к кресту, умираю.На щеках застывает слеза.Кто-то, Милый, мне шепчет: «Я знаю».Поцелуем смыкает уста.

Черный бархат, усеянный щедромиллионами огненных звезд.Сонный вздох одинокого кедра.Тишина и безлюдье окрест.

Октябрь 1901