Алексей Недогонов - Дорога моей земли
Последний отбой
Вой сирены свистящ и режущ.Рокочет вражеский самолет.В электрический сумрак бомбоубежищдевочка молча с куклой идет.Она по камням стучит башмаками,спокойная девочка.
В этот миггулкими медленными шагамиавиабомбыидут над нами —к Арбату от Каменного —напрямик…
К рассвету лишь девочка услыхалаголос диктора над собой:«Угрозавоздушногонападенияминовала.Отбой!»
…Скоро счастливый рассвет настанет,когда сквозь вражеский буреломпоследний залп орудийный грянетнад последнимосвобожденным селом.
И наш автоматчикс гневом солдатав последнийвойны напряженный час,в последней атакеиз автоматавыстрелит в немцапоследний раз.
И над чужою страноюросчеркзенитки нашеймглу рассечет:последнийфашистскийбомбардировщик,объятый пламенем,упадет.
И русским женщинамв их волненьеот радостизатуманит глазасчастливая,щедрая, как исцеленье,последняя,медленная слеза.
И людипоследний раз из подвалавыйдут.И мир огласится трубой:«Угрозавоздушногонападенияминовала.Отбой!»
Измаильская обл., г. Болград, 1944 г.
Храм святого Николая
На самом централь-
ном куполе русские зодчие
установили крест, который
возвышается над турецким
полумесяцем как символ
победы христианства.
Над шипкинскими облаками,где воздух, словно лед,лилов,звонарь играет языкамишестнадцати колоколов
Неуловимые рыданьяпод сводом старых изразцов —глухие отзвуки преданья —плач над могилой мертвецов.
Нет, не рыданья, а воскресшийбессмертный реквием солдат,чьи имена,как грани флешей,на белом мраморе лежат.
И мне казалось, мне казалось,что звуков медная волнаглубин моей души касалась —ее невидимого дна.
Она,как горный гул обвала,над пылью трав,над сном орлато плакала,то ликовала,то замирала,то росла…
Стоял великий храм,в багрянецсентябрьских зорь и звезд зажат.— Сними пилотку, сталинградец,здесь наши прадеды лежат!..
Сквозь звуки летмы слышим, внуки,и бой,и бегство янычар,и русских труб литые звуки,и ликование болгар.
Здесь все с нечеловечьей жаждойхранит следы былых легенд:и кость картечника, и каждыйтравой поросший ложемент,
и скалотвесныеотсеки,что будто срезаныножом,и крест, поставленный навеки,на полумесяце чужом…
Я к храму шел боями славы —сквозь Сталинград,сквозь огнь и дым, —и я оружьем добыл правостать на колени перед ним.
Шипка — София, 1944 г.
На Шипке спокойно
На большом перевале, где тучи висят,где зигзагами мчатся автомобили,повстречался прославленный русский солдатс незнакомым стрелком, поседевшим от пыли.
Знак приветствия. Краткий солдатский привал.Вещмешки на камнях. Перекур с разговором.И казалось — смотрел на друзей переваллюбопытным, и долгим, и искренним взором.
И казалось — прихлынули в память годавеличавых баталий, сраженья и войны;и казалось солдатам, что здесь навсегдаутвердилась свобода:на Шипке спокойно.
На родных языках говорили ониздесь, на бранной земле, породнившись навеки…Может быть, повторилась в сентябрьские днивстреча та, что была в девятнадцатом веке?
…Гул мотора до них донесли ветерки.И болгарский солдат обратился с улыбкой:— Это русские. Наши штурмовики! —Самолеты, как слава, летели над Шипкой.
На крутых виражах проходили они:словно почесть в тот миготдавали пред боемхрабрым воинам русско-турецкой войны —и болгарским дружинам, и русским героям.
Передать ли восторг двух старинных друзей?Слабым светом познаний и тщетных усилий?!Эта встреча, достойная кисти твоей,ждет тебя, молодой баталист наших дней, —живописец войны, Верещагин Василий!
Тернов, 1944 г.
Слова говорят
Солдат утоляет жаждув знойные холода.По-русски и по-болгарскимы говорим — вода.
Разрежь на троих буханку,чтоб воин в теле окреп…По-русски и по-болгарскимы произносим — хлеб.
Кроме железных нервов,нам в помощь железо дано:по-русски и по-болгарскипушка — слово одно.
Когда мы идем в атаку,над боем разносят ветрапо-русски и по-болгарскивоинственный клич: «Ура!»
Мы доживем до победы,и встретит нас торжество,по-русски и по-болгарскисмысл одинаков его.
Мы в мирный час ликованипоставим на стол вино:по-русски и по-болгарскиравно пьянит оно.
После могучих походовпусть облетит весь мирдвух славянских народовпобедоносный пир!
1944 г.
Плацдарм
Осадные ночи плацдарма:атаки — волна за волной.Получен приказ командарма —держаться любою ценой.
На помощь идет переправапод жарким крылом батарей.Морава,Морава,Морава,сомкни берега поскорей!
Пред немцами и усташами,у чертова края реки,по горло в земле,под дождями,под бомбами,под снегамиработали наши полки.
Два дняот огнягрохотаньесужало надежд островок:от немца до нас расстоянье —на добрый солдатский плевок.
Во тьме неокрепшей и хрупкойштык в штык.На КП генералглухой телефонною трубкойсолдатский окоп подпирал.
Враги донимают гранатой,вступает в работу приклад…В седьмой батарее и в пятойголодными пушки стоят.
Но вот навели переправу —тревожный, спасительный нерв, —лавиною через Моравуна выручку хлынул резерв.
А следом металл и известье:к побоищу трудной землиснарядные ящики вместес московскою «Правдой» пошли.Был натиск движенья неистов!..
Не раз я видал на войне,как танк со статьей журналистоввводили в прорыв наравне.
1944 г.
Партизан возвращается домой
Пел он устало и грустно(шел он походкою тяжкой,в правой руке карабин,в левой руке цветы):«Милая мама,слезы твоигорячее пули усташской,я пулю скорее приму,чем видеть, как плачешь ты».
…Он сто контратак немецкихвыдержал в южных планинах,в лесах голодал,в снегах коченел,под горными ливнями мок…
Увидел он дом свой —слеза сверкнулав очах его соколиных,он зубы сжал,но заплакатьдаже от счастья не мог.
В маленькой Сербии плакатьодни лишь камни умеют,люди — нежней и суровей.Мы смогли их понять.…И терпеливая старая сербкабросилась сыну на шею:так обнимаетсвоих сыновейнашарусская мать.
Югославия, 1944 г.
Пропавший без вести
