Эмиль Верхарн - Стихи
Перевод Г. Шенгели
Тот, кто дает дурные советы
Вдоль по дорогам, меж дюн и болот,Рыщет и свищетТот, кто дурные советы дает.
Ездит в двуколке зеленого цвета,Ездит по хляби, где тонет сапог,И сумасшедшая ждет его где-тоНа перекрестках размокших дорог.Делая дело свое втихомолку,Он оставляет ей лошадь, двуколку…Лошадь пасется, а ливень молотитРжавую воду в соседнем болоте…Тучи висят, как сырые лохмотья.
В каждой деревне, как вечер придет,Ждут, что появится бог весть откудаТот, кто дурные советы дает.
С гнусной ухмылкой, со взглядом косящимХодит, он, бродит по фермам пропащим,Где поселилась лихая беда,Где безысходна нужда.Стукнет в ворота неведомый кто-то…Кто это — друг или враг?Он тут как тут, когда бледный хозяинСмотрит в тоске, нищетою измаян,На помертвелый очаг.Стерто лицо, и одежда — дрянцо…Он достает из карманаБаночки, банки, флаконы и склянкиС ядами, зельями, с пакостью разной.Гаденький, сморщенный и безобразный,Вроде крестьянин, а все ж — не поймешь:Скользкой повадкой он очень похожНа шарлатана.Тихо гнусавит свои заклинанья,Словно читает святое писанье.
Шепотом сладким, назойливо страстным,Он подстрекает к поступкам опасным.Тех, чья земля — лишь коряги да кочки,Он соблазняет поодиночке;Хочет втереться в доверье, проныра,К людям, которым, когда им не спится,Мнится, что пялит пустые глазницыСмерть из просторов зловещего мира.
Если заложен твой дом или продан,Крысами и нищетою изглодан,Лампа погасла и выхода нет, —Он подает тебе мудрый совет:Дескать, не худо бы броситься с ходуВ омут, в стоячую, липкую воду;Выбрав местечко, где топь глубока,Плюхнуться на своего двойника!
А стариков, чья бессильная плотьВяло висит на скелете,Словно лоскут, что терзают и рвутВетры в течение десятилетий,Не устает он шпынять и колоть:Тех — сыновьями, а тех — дочерьми,Что оставляют отца за дверьми,Как ты их в детстве ни холь, ни корми…
Девушек он уговаривать мастерК пропасти сделать последний шажок.В сердце девчонки, чей взгляд — как ожог,Он распаляет порочные страсти.Ум ее бедный он держит в плену,Яд обещаний вливая ей в ухо.Хочет он, подлый, чтоб самка и шлюхаВ ней задушили и мать и жену.Чтобы была она только товаром,Мертвая — словно на старом погостеКамни да кости.Он присоветовал ростовщикамСоки сосать из несчастного края,Все разъедая, как опухоль злая,Все прибирая к рукам.Он им советы дает по дешевке,Учит их гнусной паучьей сноровкеСтискивать жертву, попавшую в сеть,Им, превращающим в золото хлам,Льстит он, твердя, что самим королямВласти подобной вовек не иметь.
Он хоть кого доведет до греха.Часто случается под воскресенье —Пламя охватит селенье:Красного кто-то пустил петуха!Сжечь все дотла! Когда колоколаСпят и, бесстрастна, нема и глуха,Смотрит лишь ночь на людские дела,Он выбирает гумно иль сарай:Здесь поджигай!Ставит он метки, проворный и юркий,На штукатурке.
Всех окропляет и ядом и желчью,В души вселяет он ненависть волчью.Мерзко хихикая: «Всем насолю!»Он отвращение к жизни внушаетИ на свиданье прийти приглашаетК старой-осине: «Припас я петлю…Дерном я холмик потом устелю…»Так он блуждает по жалким и голымПризрачным селам;По деревням, где встречают дрожаДни платежа;
Проклятый всеми и всеми хулимый,Но неизбывный и неистребимый —С клячей, с двуколкой, с безумною нищей,Что его ждет там, где по голенищеВ хляби сапог утопает, где хлесткийВетер беснуется на перекрестке.
Перевод В. Шора
Песня безумного
Я тот, чьи прорицанья страшны,Как рев набата с башни.
Три савана, снегов белей,Среди полейПрошли походкою людей.
И каждый факел нес горящий,И косу, и топор блестящий.
Но глаз увидел только мой,Что над землейПылают небеса бедой.
Осуждены и всходы и поля, —Напрасны слезы и мольбы, —ГрядетПора, когда себе зобыДобычей воронье набьет.
Я тот, чьи прорицанья страшны,Как рев набата с башни.
Плоды в садах гниют и распухают;Побеги на ветвях,Обугливаясь, отмирают;Трава горит, и в закромахРостки пускает семя;Все лживо: солнце, тучи, время.Отравлены равнины, и над нимиЗакат, в огне и серном дыме,Махает крыльями своими.Под тихий свод церквейПоходкою людей,Сплоченных волею одною,Входили саваны чредою,И все, кто в храме был,Не находя в молитве сил,Бежали прочь, потупив взор.Но только в голове моейС тех порВсегда звучат, гремят раскатыБезумно бьющего набата.
Я тот, чьи прорицанья страшны,Как рев набата с башни.
Напрасно станут лбы и рукиСтучаться в грудь судьбы, продляЕще на много лет борьбу и муки.Пощады нет у ней:Осуждены и всходы и поля.
Кто скажет мне, когда они умрут?А вдруг воскреснет день, когда,Как в прежние года,Под светлым небом будет хлеб наградойЗа древний труд?
Но забегать вперед не надо.
И мимо саваны проходят,Снегов белей,И говорят в тиши полейДруг с другом языком людей.
Перевод Ю. Корнеева
Нищие
Когда руками зимних днейПоля, селенья, пашни сжаты,Среди бескрайности полей,Бессильной яростью объяты,На сумасшедших нищие похожи.
Отяжелев от сырости ночной,Шагают колеей пустынной,Их сухари в воде размокли дождевой,На шляпах грязь, как сажи слой,Как своды, сгорблены их спины,Движенья скованы тоской.
Их полдень застает во рвах,Покрытых желтою листвою;Они устали прятать страх,Стоять с протянутой рукою, —И вот, когда полей просторыОденет сумрак забытья.Они внезапно, точно воры,Встают у сонного жилья.
На сумасшедших нищие похожи.
Идут, идут в немую даль,В глазах угрюмых и голодныхВсе та же тусклая печаль —Уныние равнин бесплодных.Весною, вдоль зеленой нивы,В лохмотьях, тягостно, ленивоОни плелись, и птиц пугалСведенных челюстей оскал;А вот теперь,Когда декабрь, как зверь,Кусает вереск, рвет кустыИ в дикой злостиПокойников тревожит на погосте,Застыли нищие во власти немотыНа паперти, от грязи черной,Угрюмо, мрачно и упорноЗастыли, как кресты.
На сумасшедших нищие похожи.
Ярмо невзгод им спины гнет,На шляпах грязь, как сажи слой,Их на распутьях ветер ждетИ дождевой поит водой.Они покоя не находят,Уходят и опять приходят,И день и ночь тревожно бродятПо всем дорогам и путям.
Судьбой отмечены навеки,Слепцы, глухие и калеки,Стучат их палки в такт шагам,Как звон унылый, похоронный,Как голос нищеты бессонной.
Чужою жалостью заклеймены,Своим измучены уделом,Они измождены, истощеныДушой и теломДо предела.
Когда, похожие на жителей могил,Иссохшие, голодные, без сил,Они, оглядываясь на малейший шорох,Спешат укрыться, в темных норах,Как звери, страхом обуяны, —Отчаянье, древней, чем океаны,Глядит из их открытых глаз,В которых свет почти погас.И те, кто в предрассветной мглеПриходит их предать земле,Звенящей в кандалах мороза,Боятся их окостенелых лиц,Где вечная угрозаСверкает из-под сомкнутых ресниц.
Перевод Ф. Венцель
