Павел Антокольский - Стихотворения и поэмы

319. «Есть время подлое, когда любой успех…»

Есть время подлое, когда любой успех                      Блестит соблазномИ, обольщая всех, легко марает всех                      Бесчестьем грязным.

Все убаюканы в дремоте роковой.                      Никто не дышит.И честный человек теряет облик свой,                      Как губка выжат.

Он перед подлостью и хитростью поник                      С самозабвеньем.И он качается, как зыблемый тростник                      Под дуновеньем.

Гуляют, празднуют — открытого лица                      Нигде не встретим.Поют, едят и пьют в палатах подлеца,                      Довольны этим.

Министр позвал гостей. Преступный пир хорош!                      Сластей отведав,Хохочет общество. Но бьет немая дрожь                      Великих дедов.

Все разделяют срам, все молча смотрят вниз,                      Дурь без исхода.Вдруг запоет труба: «Республика, вернись!                      Восстань, Свобода!»

Фанфара грянула. Вокруг переполох,                      Как будто этоНочного пьяницу заставшие врасплох                      Лучи рассвета.

320. ТЕМ, КОМУ СНИТСЯ МОНАРХИЯ

Я — сын республики и сам себе управа.Поймите: этого не голосуют права.Вам надо назубок запомнить, господа:Не выйдет с Францией ваш фокус никогда.Еще запомните, что все мы, парижане,Деремся и блажим Афинам в подражанье;Что рабских примесей и капли нет в кровиУ галлов! Помните, что, как нас ни зови,Мы дети гренадер и гордых франков внуки.Мы здесь хозяева! Вот суть моей науки!Свобода никогда нам не болтала зря.И эти кулаки, свой правый суд творя,Сшибали королей, сшибут прислугу быстро.Наделайте себе префектов и министров,Послов и прочее! Роднитесь меж собой!Толстейте, подлецы! Пускай живет любойВ наследственном дворце среди утех и шуток.Старайтесь тешить нрав и ублажать желудокИ благоденствуйте, швыряя серебром,—Пожалуйста! Мы вас за горло не берем.Грехи отпущены. Народ презренье копит.Он спину повернул и срока не торопит.Но нашей вольности не трогать, господа!Она живет в сердцах, спокойна и тверда,И знает все дела, ошибки и сужденья,И ждет вас! Эта речь звучит ей в подтвержденье.Попробуй кто-нибудь, посмей коснуться лишь —Увидишь сам, куда и как ты полетишь!Пускай и короли, воришек атаманы,Набьют широкие атласные карманыБюджетом всей страны и хлебом нищих, ноПрава народные украсть им не дано.Республику в карман не запихнете, к счастью!Два стана: весь народ — и клика вашей масти.Голосовали мы — проголосуем впредь.Прав человеческих и богу не стереть.Мы — суверен страны. Нам все-таки угодноЦарить, как хочется, и выбирать свободно,И списки составлять из нужных нам людей.Мы просим в урны к нам не запускать когтей!Не сметь мошенничать, пока здесь голосуют!

А кто не слушает, такой гавот станцуют,Так весело для них взмахнут у нас смычки,Что десять лет спустя быть им белей муки!

321. РАССТРЕЛЯННЫЕ

Свершилось. Всюду смерть. Не надо жалких фраз.К проклятой той стене придем в последний раз.Всё вихрем сметено. Запомним эту дату.Воскликнул человек: «Прощай, мой брат!» — солдату.Сказала женщина: «Мой муж убит, а мне,Виновен он иль нет, осталось встать к стене.Раз мы делили с ним всю жизнь нужду и горе,Раз муж товарищем мне был, то я не спорю.Вы мужа отняли, пришел и мой конец.Стреляйте прямо в грудь. Спасибо за свинец».На черных площадях лежат вповалку трупы.Шло двадцать девушек. Конвой забрал всю группу.Но песня девушек, живая прелесть ихВстревожили толпу. И общий гомон стих.Прохожий удивлен: «Куда же вы, красотки?»— «Нас гонят на расстрел», — раздался голос                                                                                 кроткий.В казарме мрачный гул. Казарма заперта.Но кажется, что гром ворочает врата,Ведущие в ничто. Ни вскрика, ни рыданий.Как будто смерть сама стыдится страшной дани,А тысячи спешат из мрака и нуждыНа волю вырваться — и гибелью горды.Они спокойны. Всех к стене поставят рядом.Вот внучка с дедушкой. Старик с померкшим                                                                     взглядом.А внучка весело кричит команду: «Пли!»

Они свой горький смех с презреньем пронеслиВ конце трагедии, как знамя. В чем же дело?Иль жизнь им не мила, иль кровь похолодела?Задумайся о них, мыслитель и пророк!Пришел чудесный май, пришел для сердца срокВ цветенье, в радости блаженной раствориться.Ведь эта девушка смеяться мастерица.Проснулось бы дитя при солнечных лучах.Согрелся бы старик, что в декабре зачах.Ведь эти существа, ведь эти парижанеМогли бы услыхать пчелиное жужжанье,И пенье ранних птиц, и аромат цветов.Ведь каждый юноша влюбиться был готов…Но в долгожданный миг весеннего расцветаПришла безглазая и прекратила это!Внезапно выросла на черном их пути!Могли бы воплями всё небо потрясти,Призвать на помощь всех, провозглашая всюдуПозор карателям, проклятье самосуду,Иль ползать у стены, или в толпе пропасть,Укрыться, убежать, взмолиться и проклясть,Завыть от ужаса… Нет! Не было в том нужды.Всему, что свершено, они остались чужды.Не крикнули: «Постой! На помощь! Пощади!»Не ужаснулись, что могила впереди.Как будто весть о ней давно в мозгу звенелаИ яма братская в самой душе чернела.Смерть, здравствуй!                          С нами жить — невыносимо им.

Что же мы сделали согражданам своим?Мы разоблачены. Кто мы такие с вами,Что перед этими кладбищенскими рвамиУ них ни жалобы, ни вздоха не нашлось?Мы плачем — только мы. А им не надо слез.Откуда этот мрак? Но ни тревогой поздней,Ни поздней жалостью не уничтожишь розни.Как защитили мы тех женщин? Как и гдеТрепещущих детей лелеяли в нужде?Работу дали им, читать их научили?Не дали ничего — и ярость получили!Ни света, ни любви! И в нищете нагойБыл голоден один и замерзал другой.Горит ваш Тюильри, в отместку подожженный!И вот от имени всей голытьбы сраженнойЯ объявляю вам, бездушные сердца,Что мертвое дитя дороже нам дворца.Вот почему они так грозно погибали,Не жаловались нам и шеи не сгибали,Шли равнодушные, веселые впередИ молча рухнули, когда настал черед.Приговоренные расстреляны сегодня.Нужда безвыходна — но гибель безысходней.………………………………………Поймите! Саваны покрыли их тела.Я говорю, что тень содеянного злаВисит над обществом, безжизненным отныне.Что их предсмертный смех грознее, чем унынье.Что должен трепетать живущий человекПред этой легкостью уйти от нас навек!

322. ВО МРАКЕ

Волна! Не надо! Прочь! Назад! Остановись!Ты никогда еще так не взлетала ввысь!Но почему же ты угрюма и жестока?Но почему кричит и воет пасть потока?Откуда ливень брызг, и мрак, и грозный гул?Зачем твой ураган во все рога подул?Валы вздымаются и движутся, как чудо…Стой! Я велю тебе! Не дальше, чем досюда!Всё старое — закон, столбы границ, узда,Весь мрак невежества, вся дикая нужда,Вся каторга души, вся глубь ее кручины,Покорность женщины и власть над ней мужчины,Пир, недоступный тем, кто голоден и гол,Тьма суеверия, божественный глагол,—Не трогай этого, не смей сдвигать святыни!Молчи! Я выстроил надежные твердыниВкруг человечества! Крепка моя стена!Но ты еще рычишь? Еще растешь, волна?Кипит водоворот, немилосердно воя.Вот старый часослов, вот право вековое,Вот пляшет эшафот на гребне волн крутых…Не трогай короля! Увы, король — бултых.Не оскорбляй святых, не подступай к ним близко!Стой — это судия! Стой — это сам епископ!Сам бог велит тебе, — прочь, осади назад!..Как? Ты не слушаешь? Твои валы грозятУничтоженьем — мне, моей ограде мирной?

Ты думал, я прилив, — а я потоп всемирный!

Шарль Бодлер