Мирослав Немиров - 164 или где-то около того
И главно — как быстро! И главно — как необратимо,
Как равномерно-стремительно и неостановимо
Так оно будет с душой, обязательно! точно!
Так оно будет однажды когда-нибудь, щас ты увидел воочью;
И никто не поможет! никак! ничем!
Ничем и теперь никогда!
Вот чего ты понимаешь сознанием взорванным всем:
Даже весточки малой теперь им на землю туда
Не передать, чтобы узнали как ты теперь ты там.
Весточки даже хоть крошечной не передать братанам.
Отныне — никак никогда!
Ну и там далее много ещё всякого про воздушные мытарства понаписано — не буду публиковать. Не готов.
1992: 1998; 1999; 2000
Мороз имеет форму — шарообразную
***
Мороз имеет форму — шарообразную.
Это если без ветра. С ветром
Мороз имеет форму нагроможденья безобразного
Разнообразных сплющенных предметов,
Железных, ржавых, с рваными краями,
Автомобильное, короче, тут намёк на кладбище.
Но не такое, кое мирно бы покоилось, а вот такое, кое прямо —
Вообрази! — со страшной силой всей громадой мчащееся
С ужасной силою и грохотом, ревущее и рвущее,
С железным лязгом, громом, воем, хохотом;
Свои все панцыри железные израстопыря, нагло прущее,
Сметая всё с пути, так, что аж просто ох ты о!
…
Итак, он опускается — тяжёлый ветер.
Приземистый, приплюснутый как будто, вечер.
Пургой стираемый старательно с лица земли, как опечатка, город.
Покрытые обветренною коркой ветви,
Они — как точно загипсованы по горло.
Начинается ночь, тьма.
Это зима, зима.
Начинается тьма, ночь —
Никто из вас ни в чём не сможет (не схочет!) помочь.
Начинается ночь, ночь.
Как же, суку, её превозмочь!
Начинается тьма, тьма.
Ох ты мамочка, мама, ма, ма…
январь 1993 — 16 января 2009
Двурогая луна
***
Двурогая луна
У ней над головой.
И вот, мы видим, всходит над ней она!
Пот бежит по спине ледяной,
Всё остальное и прочее тоже ойой — ойойой;
Эта, короче, которая выше описана, эта, которая на
Пляшет, короче, столе, — имя её: Клодетта,
Ясное дело, конечно, а как же она
Может ещё называться, когда поразительно столь, что надето
То одеянье, которо на ней; всё в кружавчиках, в пене их; и, вот, ребята, вот это —
Это и есть жанмарэ, дартаньян, монтекристо, монмартрт, монпанрас,
Всякие прочи парижские тайны, которые нас
Бедных угрюмых совков так о! эх! поражали
Через своё синема, и Мишель же Мерсье! И Клаудия Кардинале!
И остальное шипучее всё и блистючее, кое бельфранс;
Или ещё вот отличное слово имеется — этуаль.
Сразу сиянье сияющее слышим мы в нём, но оно — сквозь вуаль;
Сразу сияние в нём — но такое как дымчатое; ну, как ног
Ох, увлекательнейшее нам известно, бывает, мерцание и свечение — через чулок
Чёрный, что, кстати, по ихнему же называется также — муар,
Также — нуар; итд; (что воспел, кста сказать, — Ренуар)
Лоск глянцявитый неяркий, угар, о! кошмар, о! пожар!
Ну, а мораль из всего из сего вытекающая… Да какая мораль? Только: ох!
Ибо, в общем, обычный являясь лох,
Как и в семьмисяттретьем, так и вот сейчас, рот разиня, сижу и смотрю.
И одно только «ох» вышссказанное повторяю. И в завершение — повторю.
1993. По материалам французского кинематографа.
... И вот вот так они сидят
***
... И вот вот так они сидят,
Являясь будто кипячёный лимонад.
Еще верней, они как будто бы варёный лук.
Семидесятые вокруг
Своей тухлятиной смердят,
Да добавляется людями то и дело «пук» да «пук-пук-пук».
Семидесятые — ох, презираю!
Вонючую их спёртую тухлятину!
Умом, конечно, что они, их обитатели, не виноваты, — понимаю;
Но, сука, вонько же! Ох как непродыхательно!
И это (оп) ещё тебе одно (оп) обвинение, совок!
Вон сколь людей своей пердятиною провонять ты смог.
Да так, что до сих пор они такими и остались —
Те, кто тогда ещё твоим зловоньем надышались.
1993 07
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
***
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
1993 11
Сиреневый, серебряный, жемчужный, весь переливающийся
***
Сиреневый, серебряный, жемчужный, весь переливающийся,
Цвет, коий есть отличный, и амбивалентный, гад —
Одновременно и весны и осени; и люди все, охуеваючичи,
На это дело типа всячески глядят;
Сиреневый, лиловый, серебристо-фиолетовый,
Цветами этими зазывными природа прям с утра вовсю роскошествует.
И каждый спрашивает сам себя: к чему бы это?
И понимает: просто так! Весна! Такая вот она хорошая!
Жемчужный, серебристый, перламутровый, переливающийся;
Не побоюсь такого слова — весь опалесцирующий;
Такой, короче матово мерцающе-сияющий, —
Вот он каков, апреля цвет, его туманной сырости;
Серебристый; да. Цвета русалки.
Такая скользкая которая, такая водоплавающая;
Ну, далее оно само напрашивается: там про покупку алко-,
Чего-то содержащего, чтоб жизнь пошла ну вот такая уж ваще;
Что...
и т. д.
1994.04
Джаз, сия музыка небрежная, нарядная
***
Джаз, сия музыка небрежная, нарядная,
Сия шикарная. Она подпрыгивает.
Она наяривает и раскачивается в радио, —
Ведь это лето! Это лето, вот, вокруг, и всё вот так вот обстоит,
Как будто здесь — Америка! Её просперити!
Да впрочем, фигле то просперити, — как просто молодость!
И трам–парам (тут не придумал), трам-дурам, и те проспекты все
ТурАдамдам (тут не придумал тоже) — йа! вот так всё тойсть; —
Ведь это лето. Да ещё и девушки! И в летних сумерках
Их ноги золотистым светятся, и в полумраке сумерек мерцают,
Такие золотистые, и скользкие, и узкие, —
Как точно шпроты в масле, вот как прям они таинственно мерцают!
Ведь это лето! Лето жёлтое, и лето бежевое, выжженное;
Ведь это лето, южное ужасно всё такое,
Оно и палевое, и оно и рыжее, —
Вот оно лето, ежели когда (так редко!) есть, — оно такое.
Ведь это — лето! И оно такое, будто бы вокруг шестидесятые,
Ещё невинные; начало их; которые залиты солнцем так,
Которые восторгом наступающего будущего обуятые,
Которым самое есть верное название — это по-английски: «соммер тайм»;
Которы времена, конечно, глупости и бедности,
Зато невинности и беззаботности.
Чему и посвящаю я, как получилось, этот стих,
Посколь вот именно вот этого мне ох как не хватает, летних их
Дней, мне, погрязшему в конвейерном труде, в его угрюмой злобности;
— и т.д.
1994 июль; 2000, август, 2004, апрель.
Вот и лето, блять, вжик!
***
Вот и лето, блять, вжик! —
Как и не было его.
Вот и осень — хуяк-пиздык!
Так, ребята. Ого ого-го.
Вот и осень, друзья, на дворе!
Хоппана! Хопцаца!
Вот и осень уже теперь,
Так что заплакать аж хочется.
Ах, ребята, как тучи сдвигаются
На политическом небосклоне!
Ах как что ж то на нас надвигается
Со всей силой своей неуклонной!
Ох, ребята, газет начитаешься,
Так трясутся аж просто руки, —
Ведь бывает же, что и сбывается,
Чего они пишут в них, суки!
Ох, ребята, сдвигаются тучи
На горизонте Отчизны!
Очень многие хочут мучить —
Вот в чём бед корень жизни.
Есть немало, кого так растащило,
Что готовы аж выстраиваться в очередь
Мучить. Лозунг их: а чё? а Чикатило?
Чем мы хуже? Нам тоже хочется!
Отомстить за своё уебанство
Чтоб хоть как хоть кому, люди
Есть такие, кто жаждет вот чем заняться:
Сажать на кол, вырывать груди,
Разны прочи применять заморочки
Книжки из «Молот ведьм» любимой.
