Александр Твардовский - Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы
Что пошли на Соловки.
– Их не били, не вязали,
Не пытали пытками,
Их везли, везли возами
С детьми и пожитками.
А кто сам не шел из хаты,
Кто кидался в обмороки, —
Милицейские ребята
Выводили под руки…
– Будет нам пить,
Будет дурить…
– Исус Христос
Чудеса творил…
– А кто платил,
Когда я да не платил?..
– Отчего ты, божья птичка,
Хлебных зерен не клюешь?
Отчего ты, невеличка,
Звонких песен не поешь?
Отвечает эта птичка:
– Жить я в клетке не хочу.
Отворите мне темницу,
Я на волю полечу…
– Будет нам пить,
Будет дурить.
Пора бы нам одуматься,
Пойти домой, задуматься:
Что завтра пропить?
– Исус Христос
По воде ходил…
– А кто платил,
Когда я не платил?
За каждый стог,
Что в поле метал,
За каждый рог,
Что в хлеву держал,
За каждый воз,
Что с поля привез,
За собачий хвост,
За кошачий хвост,
За тень от избы,
За дым от трубы,
За свет и за мрак,
И за просто, и за так…
– Знаем! Сам ты не дурак,
Хлеб-то в воду ночью свез:
Мол, ни мне, ни псу под хвост.
Знаем! Сами не глупей.
Пей да ешь, ешь да пей!
– Сорок лет тому назад
Жил да был один солдат.
Тут как раз холера шла,
В день катала полсела.
Изо всех один солдат
Жив остался, говорят.
Пил да ел, как богатырь,
И по всем читал псалтырь,
Водку в миску наливал,
Делал тюрьку и хлебал,
Все погибли, а солдат
Тем и спасся, говорят.
– Трулля-трулля-трулля-ши!..
Пропил батька лемеши,
А сынок —
Топорок,
А дочушка —
Гребенек,
А матушка,
Того роду,
Пропила
Сковоро́ду.
Па-алезла под печь:
«Сынок, блинов нечем печь…»
– Все кричат, а я молчу:
Все одно – безделье.
А Илье-то Кузьмичу —
Слезки, не веселье…
– Подноси, вытаскивай,
Угощенье ставь!
– До чего он ласковый,
Добродушный стал.
Дескать, мы ж друзья-дружки,
Старые соседи.
Мол, со мной на Соловки
Все село поедет…
– Слышь, хозяин, не жалей
Божью птичку в клетке.
Заливай, пои гостей,
Дыхай напоследки!..
Загудели гости смутно,
Встал, шатаясь, Моргунок,
Будто пьян, на воздух будто,
Потихоньку – за порог.
Над дорогой пыль висела,
Не стихал собачий лай.
Ругань, песни…
– Трогай, Серый.
Где-нибудь да будет край…
Глава 3
Далеко стихнуло село,
И кнут остыл в руке,
И синевой заволокло,
Замглилось вдалеке.
И раскидало конский хвост
Внезапным ветерком,
И глухо, как огромный мост,
Простукал где-то гром.
И дождь поспешный, молодой,
Закапал невпопад.
Запахло летнею водой,
Землей, как год назад…
И по-ребячьи Моргунок
Вдруг протянул ладонь.
И, голову склонивши вбок,
Был строг и грустен конь.
То конь был – нет таких коней!
Не конь, а человек.
Бывало, свадьбу за пять дней
Почует, роет снег.
Земля, семья, изба и печь,
И каждый гвоздь в стене,
Портянки с ног, рубаха с плеч —
Держались на коне.
Как руку правую, коня,
Как глаз во лбу, берег
От вора, мора и огня
Никита Моргунок.
И в ночь, как съехать со двора,
С конем был разговор,
Что все равно не ждать добра,
Что без коня – не двор;
Что вместе жили столько лет,
Что восемь бед – один ответ.
А конь дорогою одной
Везет себе вперед.
Над потемневшею спиной
Белесый пар идет.
Дождь перешел. Следы копыт
Наполнены водой.
Кривая радуга висит
Над самою дугой…
День на исходе. Моргунку
Заехать нужно к свояку:
Остановиться на ночлег,
Проститься как-никак.
Душевной жизни человек
Был Моргунков свояк.
Дружили смолоду, с тех пор,
Как взяли замуж двух сестер.
Дружили двадцать лет они,
До первых до седин,
И песни нравились одни,
И разговор один…
Хозяин грустный гостю рад,
Встречает у ворот:
– Спасибо, брат. Уважил, брат. —
И на крыльцо ведет.
– Перед тобой душой открыт,
Друг первый и свояк:
Весна идет, земля горит, —
Решаться или как?..
А Моргунок ему в ответ:
– Друг первый и свояк!
Не весь в окошке белый свет,
Я полагаю так…
Но тот Никите говорит:
– А как же быть, свояк?
Весна идет, земля горит,
Бросать нельзя никак.
Сидят, как прежде, за столом.
И смолкли. Каждый о своем.
Забились дети по углам.
Хозяйка подает
С пчелиным «хлебом» пополам
В помятых сотах мед.
По чарке выпили. Сидят,
Как год, и два, и три назад.
Сидят невесело вдвоем,
Не поднимают глаз.
– Ну что ж, споем?..
– Давай споем
В последний, может, раз…
Дружили двадцать лет они,
До первых до седин,
И песни нравились одни,
И разговор один.
Посоловелые слегка,
На стол облокотясь,
Сидят, поют два мужика
В последний, значит, раз…
О чем поют? – рука к щеке,
Забылись глубоко.
О Волге ль матушке-реке,
Что где-то далеко?..
О той ли доле бедняка,
Что в рудники вела?..
О той ли жизни, что горька,
А все-таки мила?..
О чем поют, ведя рукой
И не скрывая слез?
О той ли девице, какой
Любить не довелось?..
А может, просто за столом
У свояка в избе
Поет Никита о своем
И плачет о себе.
У батьки, у матки
Родился Никита,
В церковной сторожке
Крестился Никита.
Семнадцати лет
Оженился Никита.
На хутор пошел,
Отделился Никита.
– В колхоз не желаю, —
Бодрился Никита.
До синего дыму
Напился Никита.
Семейство покинуть
Решился Никита…
Куда ж ты поехал,
Никита, Никита?
Глава 4
От деда слышал Моргунок —
Назначен срок всему:
Здоровью – срок, удаче – срок,
Богатству и уму.
Бывало, скажет в рифму дед,
Руками разведя:
– Как в двадцать лет
Силенки нет, —
Не будет, и не жди.
– Как в тридцать лет
Рассудка нет, —
Не будет, та́к ходи.
– Как в сорок лет
Зажитка нет, —
Так дальше не гляди…
Сам Моргунок, как все, сперва
Не верил в дедовы слова.
Хватился – где там двадцать лет! —
А богатырской силы нет.
И, может быть, была б она,
Когда б харчи да не война.
Глядит, проходят тридцать лет, —
Ума большого тоже нет.
А был бы ум, так по уму —
Богатство было бы ему.
Глядит, и скоро – сорок лет, —
Богатства нет, зажитка нет;
Чтоб хлебу на год вволю быть,
За сало салу заходить;
Чтоб быть с Бугровым запросто,
Всего того опричь:
«Здоров, Никита Федорыч!..» —
«Здоров, Илья Кузьмич!..»
А угостить, – так дым трубой,
Что хочешь ешь и пей!
Чтоб рядом он сидел с тобой
На лавке на твоей;
Чтоб толковать о том о сем,
Зажмурясь песни петь,
Под ручку чтоб, да с ним вдвоем
Пойти хлеба смотреть…
И предсказанью скоро срок,
А жил негромко Моргунок.
Был Моргунок не так умен,
Не так хитер и смел,
Но полагал, что крепко он
Знал то, чего хотел…
Ведет дорога длинная
Туда, где быть должна
Муравия, старинная
Муравская страна.
И в стороне далекой той —
Знал точно Моргунок —
Стоит на горочке крутой,
Как кустик, хуторок.
Земля в длину и в ширину —
Кругом своя.
Посеешь бубочку одну,
И та – твоя.
И никого не спрашивай,
Себя лишь уважай.
Косить пошел – покашивай,
Поехал – поезжай.
И все твое перед тобой,
Ходи себе, поплевывай.
Колодец твой, и ельник твой,
И шишки все еловые.
Весь год – и летом и зимой,
Ныряют утки в озере.
И никакой, ни боже мой, —
Коммунии, колхозии!..
И всем крестьянским правилам
Муравия верна.
Муравия, Муравия!
Хо-рошая страна!..
И едет, едет, едет он,
Дорога далека.
Свет белый с четырех сторон
И сверху – облака.
По склонам шубою взялись
Густые зеленя,
И у березы полный лист
Раскрылся за два дня.
И розоватой пеной сок
Течет со свежих пней.
Чем дальше едет Моргунок,
Тем поле зеленей.
И день по-летнему горяч,
Конь звякает уздой.
Вдали взлетает грузный грач
Над первой бороздой.
Пласты ложатся поперек
Затравеневших меж.
Земля крошится, как пирог, —
Хоть подбирай и ешь.
И над полями голубой
Весенний пар встает.
И трактор водит за собой
Толпу, как хоровод.
Белеют на поле мешки
С подвезенным зерном.
И старики посевщики
Становятся рядком.
Молитву, речь ли говорят
У поднятой земли.
И вот, откинувшись назад,
Пошли, пошли, пошли…
За плугом плуг проходит вслед,
Вдоль – из конца в конец.
– Тпру, конь!.. Колхозники ай нет?..
– Колхозники, отец…
Чуть веет вешний ветерок,
Листвою шевеля.
Чем дальше едет Моргунок,
Тем радостней земля.
Земля!..
От влаги снеговой
Она еще свежа.
Она бродит сама собой
И дышит, как дежа.
Земля!..
Она бежит, бежит
На тыщи верст вперед.
Над нею жаворонок дрожит
И про нее поет.
Земля!
Все краше и видней
Она вокруг лежит.
И лучше счастья нет, – на ней
До самой смерти жить.
Земля!
На запад, на восток,
На север и на юг…
Припал бы, обнял Моргунок,
