Велимир Хлебников - Том 2. Стихотворения 1917-1922
«Мощные, свежие донага!..»*
Мощные, свежие донага!Прочь из столетия онаго!Куда, точно зуб Плеве взрывом СозоноваИли Каляева, не знаю, не помню,Вонзилось занозой все человечество.В черные доски зеркального хлева,Точно желтым зубом Плеве,Щепкою белой нечистиВъелося в дерево времени все человечество.Выстрелом порван чугуннымВоин верный знати,Он на прощание плюнулВ лица живымЗубом своим.Захохотал! Нате!Пора, уж пора!Прочь от былого!Приходит пораСолнцелова!Идемте, идемте в веков камнеломню!Срывать незабудки грядущих столетий.Мы небопёки – зачем же половы?Не надо гнилого, не надо соломы.Желтые прочь старые зубы.Мы ведь пшеницы грядущего сеятели.Мы голубые проводим окопы.(Но бьют, точно плети,Зубы умершего деятеля.)Эй! Настежь сердец камнеломни!Мы времякопы, время – наша удаль!А не холопы сгнивших веков,А не носители затхлых оков.Мы нищи и кротки, вдохновений Продуголь,На рынках торгуем незабудкамиИ сумасшедших напевов нашими дудками,И по всем векам, под всеми курганами,Бродим слепыми цыганами,Палкой стучать, слепые глаза подымаяК гневному небу Мамая!
1920, 1921-1922
Продума путестана*
Огневицы оконДворца для толп.Серый пол,Четыре точки.Труба самоголоса,Столы речилища,За круглым решетом железаПеснекрики, тенекрылья у плеч,Алошар игрополя,Снегополя пляски теней,Тенебуда у входа,Руку для тенейПротянувшая к тенеполю.Книгощетки снегополя,Железный самоголосКует речеложи отмеренную ярость.Око путестанаВысоким снегополемСветит вдали.
<1920>, 1921
«Чавкая сладости, слушали люди…»*
Чавкая сладости, слушали людиРечи безумца.Снежные белые груди,Лысина думца.
1920
«И вечер темец…»*
И вечер темец,И тополь земец,И мореречи,И ты далече!
<1920>
Море*
Бьются синие которыИ зеленые ямуры.Эй, на палубу, поморы,Эй, на палубу, музуры,Голубые удальцы!Ветер баловень – а-ха-ха! –Дал пощечину с размаха,Судно село кукорачь,Скинув парус, мчится вскачь.Волны скачут лата-тах!Волны скачут а-ца-ца!Точно дочери отца.За морцом летит морцо.Море бешеное взыы!Море, море, но-но-но!Эти пади, эти кручиИ зеленая крутель.Темный волн кумоворот,В тучах облако и мраБелым баловнем плывут.Моря катится охава,А на небе виснет зга.Эта дзыга синей хляби,Кубари веселых волн,Море вертится юлой,Море грезит и моргуетИ могилами торгует.Наше оханное судноПолететь по морю будно.Дико гонятся две влагиОбе в пене и белаге,И волною КоковаСбита, лебедя глава.Море плачет, море вакает,Черным молния варакает.Что же, скоро стихнет взаНаша дикая гроза?Скоро выглянет варажаИ исчезнет ветер вражий?Дырой диль сияет в небе,Буря шутит и шиганит,Небо тучи великанит.Эй, на палубу, поморы,Эй, на палубу, музуры,Ветер славить, молодцы!Ветра с морем неладыДоведут нас до беды.Судно бьется, судну ва-ва!Ветер бьется в самый корог,Остов бьется и трещит.Будь он проклят, ветер-ворог,От тебя молитва щит.Ветер лапою ошкуяСнова бросится, тоскуя,Грозно вырастет волна,Возрастая в гневе старом,И опять волны ударомВся ладья потрясена.Завтра море будет отеть,Солнце небо позолотит.Буря – киш, буря – кши!Почернел суровый юг,Занялась ночная темень.Это нам пришел каюк,Это нам приходит неман.Судну ва-ва, море бяка,Море сделало бо-бо.Волны, синие борзые,Скачут возле господина,Заяц тучи на руке.И волнисто-белой грудьюГрозят люду и безлюдью,Полны злости, полны скуки.В небе черном серый кукиш,Небо тучам кажет шиш.Эй ты, палуба лихая,Что задумалась, молчишь?Ветер лапою медвежейНас голубит, гладит, нежит.Будет небо голубо,А пока же нам бо-бо.Буря носится волчком,По-морскому бога хая.А пока же, охохонюшки,Ветру молимся тихонечко.
1920, 1921
«Восток, он встал с глазами Маяковского…»*
Восток, он встал с глазами Маяковского,С когтями песен на боку.А я опять торчу, как ось Минковского,На сходе народов в Баку.Гонец детей – их нет, но будут, –Чтоб клюнуть молотом по чуду, Я есмь! Я был! Я буду!
1 сентября 1920
«Видите, персы, вот я иду…»*
Видите, персы, вот я идуПо Синвату к вам.Мост ветров подо мной.Я Гушедар-мах,Я Гушедар-мах, пророкВека сего и несу в рукеФрашокёрети (мир будущего).Ныне, если целуются девушка и юноша, –Это Матия и Матиян, первые вставшиеИз каменных гробов прошлого.Я Вогу Мано – благая мысль.Я Аша Вагиста – лучшая справедливость.Я Кшатра Вайрия – обетованное царство.Клянемся волосами Гурриэт эль Айн,Клянемся золотыми устами Заратустры –Персия будет советской страной.Так говорит пророк!
1920
«Ваши глаза – пустые больничные стены…»*
Ваши глаза – пустые больничные стены.И пламя глаз огненных,Как Востока народы в Баку.Какая рана в нее вогнана? –Мадонну на веревке тянут к кабаку.
1920
«Тейлоризация правительств…»*
Тейлоризация правительств,И горца Habeas corpus,За поясом в оправе,Учитель равенства – кинжал.
1920
«Шахсейн-вахсейн! – и мусульмане…»*
Шахсейн-вахсейн! – и мусульманеУдаром кулака поютНа книгах загорелых грудей,И версты черных глаз,И черный шелк кудрей младенца –Как много ночей юга!Железа стук цепей…
1920
«Цыгане звезд…»*
Цыгане звездРаскинули свой стан.Где круглых башен стадо?Они упали в Дагестан.И принял горный ДагестанЖелезно-белых башен табор.А завтра чуть утро умчатсяШатры их белых башен.
<1920>, 1921
«Россия, хворая, капли донские пила…»*
Россия, хворая, капли донские пилаУстало в бреду.Холод цыганский…А я зачем-то бредуКанта учитьПо-табасарански.Мукденом и Калкою,Точно больными глазами,Алкаю, алкаю.Смотрю и бредуПо горам горя,Стукаю палкою.
1920
«Ручей с холодною водой…»*
Ручей с холодною водой,Где я скакал, как бешеный мулла, Где хорошо.Чека за 40 верст меня позвала на допрос.Ослы попадались навстречу.Всадник к себе завернул.Мы проскакали верст пять.«Кушай». – Всадник чурек отломил золотистый,Мокрый сыр и кисть голубую вина протянул на ходу,Гнездо голубых змеиных яиц,Только матери нет.Скачем опять, на ходуКушая неба дары.Кони трутся боками, ремнями седла.Улыбка белеет в губах моего товарища.«Кушай, товарищ», – опять на ходу протянулась рука с кистью глаз моря.Так мы скакали вдвоем на допрос у подножия гор.И буйволов сухое молоко хрустело в моем рту,А после чистое вино в мешочках и золотистая мука.А рядом лес густой, где древний стволБыл с головы до ног окутан хмурым хмелем,Чтоб лишь кабан прошиб его, несясь как пуля.Чернели пятна от костров, зола белела, кости.И стадо в тысячи овец порою, как потоп,Руководимо пастухом, бежало нам навстречуЧерными волнами моря живого.Вдруг смерклось.Темное ущелье. Река темнела рядом,По тысяче камней катила голубое кружево.И стало вдруг темно, и сетью редких капель,Чехлом холодных капельПокрылись сразу мы. То грозное ущельеВдруг стало каменною книгой читателя другого,Открытое для глаз другого мира.Аул рассыпан был, казались саклиБуквами нам непонятной речи.Там камень красный подымался в небоНа полверсты прямою высотой, кем-то читаемой доныне.Но я чтеца на небе не заметил.Хотя, казалось, был он где-то около,Быть может, он чалмой дождя завернут был.Служебным долгом внизу река шумела,И оттеняли высоту деревья-одиночки.А каменные ведомости последней тьмы тем летКрасны, не скомканы стояли.То торга крик? Иль описание любви и нежной и туманной?Как пальцы рук, над каменной газетой белели облака.К какому множеству столетийОкаменелых новостей висели правильно строки?Через день Чека допрос окончила ненужный,И я уехал.Овраги, где я лазил, мешки русла пустого, где прятались святилища растений,И груша старая в саду, на ней цветок богов – омела раскинула свой город,Могучее дерево мучая древней кров<ью> другой, цветами краснея, –Прощайте все.Прощайте, вечера, когда ночные боги, седые пастухи, в деревни золотые вели свои стада.Бежали буйволы и запах молока вздымался деревом на небоИ к тучам шел.Прощайте, черно-синие глаза у буйволиц за черною решеткою ресниц,Откуда лились лучи материнства и на теленка и на людей.Прощай, ночная темнота,Когда и темь и буйволыОдной чернели тучей,И каждый вечер натыкался я рукойНа их рога крутые,Кувшин на головеПечальнооких женС медлительной походкой.
<1920>. 1921