Николай Некрасов - Стихотворения

ПАПАША

Я давно замечал этот серенький дом,В нем живут две почтенные дамы,Тишина в нем глубокая днем,Сторы спущены, заперты рамы.А вечерней порой иногдаЗдесь движенье веселое слышно:Приезжают сюда господаИ девицы, одетые пышно.Вот и нынче карета стоит,В ней какой-то мужчина сидит;Свищет он, поджидая кого-то,Да на окна глядит иногда.Наконец, отворились ворота,И, нарядна, мила, молода,Вышла женщина…

«Здравствуй, Наташа!Я уже думал – не будет конца!»– Вот тебе деньги, папаша! –Девушка села, цалует отца.Дверцы захлопнулись, скрылась карета,И постепенно затих ее шум.»Вот тебе деньги!» Я думал: что ж это?Дикая мысль поразила мой ум.Мысль эта сердце мучительно сжала.Прочь, ненавистная, прочь!Что же, однако, меня испугало?Мать, продающая дочь,Не ужасает нас, так почему же?..Нет, не поверю я!.. изверг, злодей!Хуже убийства, предательства хуже…Хуже-то хуже, да легче, верней,Да и понятней. В наш век утонченныйИзверги водятся только в лесах.Это не изверг, а фат современный –Фат устарелый без места, в долгах.Что ж ему делать? Другого закона,Кроме дендизма, он в жизни не знал,Жил человеком хорошего тонаИ умереть им желал.Поздно привык он ложиться,Поздно привык он вставать,Кушая кофе, помадиться, бриться,Ногти точить и усы завивать;Час или два перед тонким обедомНевский проспект шлифовать.Смолоду был он лихим сердцеедом:Долго ли денег достать?С шиком оделся, приставил лорнеткуК левому глазу, прищурил другой,Мегом пленил пожилую кокетку,И полилось ему счастье рекой.Сладки трофеи нетрудной победы –Кровные лошади, повар-француз…Боже! какие давал он обеды –Роскошь, изящество, вкус!Подлая сволочь глотала их жадно.Подлая сволочь?.. о, нет!Всё, что богато, чиновно, парадно,Кушало с чувством и с толком обед.Мы за здоровье хозяина пили,Мы цаловалися с ним,Правда, что слухи до нас доходили…Что нам до слухов – и верить ли им?Старый газетчик, в порыве усердия,Так отзывался о нем:»Друг справедливости! жрец милосердия!»То вдруг облаял потом, –Верь, чему хочешь! Мы в нем не заметилиПодлости явной: в игре он платил.Муза! воспой же его добродетели!Вспомни, он набожен был;Вспомни, он руку свою тороватуюВечно раскрытой держал,

Даже Жуковскому что-то на статуюПо доброте своей дал!Счастье, однако, на свете непрочно –Хуже да хуже с годами дела.Сил ему много отпущено, точно;Да красота изменять начала.Он уж купил три таинственных банки:Это – для губ, для лица и бровей,Учетверил благородство осанкиИ величавость походки своей;Ходит по Невскому с палкой, с лорнетомСорокалетний герой.Ходит зимою, весною и летом,Ходит и думает: «Черт же с тобой,Город проклятый! Я строен, как тополь,Счастье найду по другим городам!»И, рассердись, покидает Петрополь…Может быть, ведомо вам,Что за границей местами есть воды,Где собирается множество дам –Милых поклонниц свободы,

Дам и отчасти девиц,Ежели дам, то в замужстве несчастных;Разного возраста лиц,Но одинаково страстных, –Словом, таких, у которых талантЖалкою славой прославиться в светеИ за которых Жорж СандПеред мыслителем русским в ответе.Что привлекает их в город такой,Славный не столько водами,Сколько азартной игройИ… но вы знаете сами…Трудно решить. Говорят,Годы терпенья и плена,Тяжких обид и досадВдруг выкупает измена;Ежели так, то целительность водНе подлежит никакому сомненью.Бурно их жизнь там идет,Вся отдана наслажденью,

Оригинален наряд, –Дома одеты, а в людиПолураздеться спешат:Голые спины и голые груди!(Впрочем, не к каждой из дамЭти идут укоризны:Так, например, только лечатся тамСкромные дочери нашей отчизны…)Наш благородный геройТам свои сети раскинул,Там он блистал еще годик-другой,Но и оттудова сгинул.Лет через восемь потомОн воротился в Петрополь,Всё еще строен, как тополь,Но уже несколько хром,То есть не хром, а немножкоСтала шалить его левая ножка –Вовсе не гнулась! ШагалЕю он словно поленом,То вдруг внезапно болталВ воздухе правым коленом.Белый платочек в руке,Грусть на челе горделивом,Волосы с бурым отливом –И ни кровинки в щеке!Плохо!..

А вкусы так пошлы и груоы,Дай им красавчика, кровь с молоком…Волк, у которого выпали зубы,Бешено взвыл; огляделся кругомДа и решился… Трудами питатьсяНет ни уменья, ни сил,В бедности гнусной открыто признатьсяПеред друзьями, которых кормил,И удалиться с роскошного пира –Нет! добровольно геройСанктпетербургского модного мираНе достигает развязки такой.Молод – так дело женитьбой поправит,Стар – так игорный притон заведет,

Вексель фальшивый составит,В легкую службу пойдет,Славная служба! Наш старый красавецЧуть не пошел было этой тропой,Да не годился… Вот этот мерзавец!Под руку с дочерью! Весь завитой,Кольца, лорнетка, цепочка вдоль груди…Плюньте в лицо ему, честные люди!Или уйдите хоть прочь!Легче простить за поджог, за покражу –Это отец, развращающий дочьИ выводящий ее на продажу!..»Знаем мы, знаем – да дела нам нет,Очень горяч ты, любезный поэт!»

Музыка вроде шарманкиОднообразно гудит,Сонно поют испитые цыганки,Глупый цыган каблуками стучит.Около русой НаташиПять молодых усачейПьют за здоровье папаши.Кажется, весело ей.Смотрит спокойно, наивно смеется.Пусть же смеется всегда!Пусть никогда не проснется!Если ж проснется, что будет тогда?Нож ли ухватит, застонет ли тяжкоИ упадет без дыханья, бедняжка,Сломлена ужасом, горем, стыдом?Кто ее знает! Не дай только божеБыть никому в ее коже, –Звать обнищалого фата отцом!

ПЛАЧ ДЕТЕЙ

Равнодушно слушая проклятьяВ битве с жизнью гибнущих людей,Из-за них вы слышите ли, братья,Тихий плач и жалобы детей?

«В золотую пору малолетстваВсё живое – счастливо живет,Не трудясь, с ликующего детстваДань забав и радости берет.Только нам гулять не довелосяПо полям, по нивам золотым:Целый день на фабриках колесаМы вертим – вертим – вертим!

Колесо чугунное вертится,И гудит, и ветром обдает,Голова пылает и кружится,Сердце бьется, всё кругом идет:Красный нос безжалостной старухи,Что за нами смотрит сквозь очки,По стенам гуляющие мухи,Стены, окна, двери, потолки,Всё и все! Впадая в исступленье,Начинаем громко мы кричать:…Погоди, ужасное круженье!Дай нам память слабую собрать!Бесполезно плакать и молиться –Колесо не слышит, не щадит:Хоть умри – проклятое вертится,Хоть умри – гудит – гудит – гудит!

Где уж нам, измученным в неволе,Ликовать, резвиться и скакать!Если б нас теперь пустили в поле,Мы в траву попадали бы – спать.Нам домой скорей бы воротиться…Но за чем идем мы и туда?..Сладко нам и дома не забыться:Встретит нас забота и нужда!Там, припав усталой головоюК груди бледной матери своей,Зарыдав над ней и над собою,Разорвем на части сердце ей…»

НА ВОЛГЕ

(Детство Валежникова)

Не торопись, мой верный пес!Зачем на грудь ко мне скакать?Еще успеем мы стрелять.Ты удивлен, что я приросНа Волге: целый час стоюНедвижно, хмурюсь и молчу.Я вспомнил молодость моюИ весь отдаться ей хочуЗдесь на свободе. Я похожНа нищего: вот бедный дом,Тут, может, подали бы грош.Но вот другой – богаче: в немАвось побольше подадут.И нищий мимо; между темВ богатом доме дворник-плутНе наделил его ничем.Вот дом еще пышней, но тамЧуть не прогнали по шеям!И, как нарочно, всё селоПрошел – нигде не повезло!Пуста, хоть выверни суму.Тогда вернулся он назадК убогой хижине – и рад,Что корку бросили ему;Бедняк ее, как робкий пес,Подальше от людей унес

И гложет… Рано пренебрегЯ тем, что было под рукой,И чуть не детскою ногойСтупил за отческий порог,Меня старались удержатьМои друзья, молила мать,Мне лепетал любимый лес:Верь, нет милей родных небес!Нигде не дышится вольнейРодных лугов, родных попей,И той же песенкою полнБыл говор этих милых волн.Но я не верил ничему.Нет, – говорил я жизни той, –Ничем не купленный покойПротивен сердцу моему…

Быть может, недостало сил,Или мой труд не нужен был,Но жизнь напрасно я убил,И то, о чем дерзал мечтать,Теперь мне стыдно вспоминать!Все силы сердца моегоИстратив в медленной борьбе,Не допросившись ничегоОт жизни ближним и себе,Стучусь я робко у дверейУбогой юности моей:– О юность бедная моя!Прости меня, смирился я!Не помяни мне дерзких грез,С какими, бросив край родной,Я издевался над тобой!Не помяни мне глупых слез,Какими плакал я не раз,Твоим покоем тяготясь!Но благодушно что-нибудь,На чем бы сердцем отдохнутьЯ мог, пошли мне! Я устал,В себя я веру потерял,И только память детских днейНе тяготит души моей…

Я рос, как многие, в глуши,У берегов большой реки,Где лишь кричали кулики,Шумели глухо камыши,Рядами стаи белых птиц,Как изваяния гробниц,Сидели важно на песке;Виднелись горы вдалеке,И синий бесконечный лесСкрывал ту сторону небес,Куда, дневной окончив путь,Уходит солнце отдохнуть.

Я страха смолоду не знал,Считал я братьями людей,И даже скоро пересталБояться леших и чертей.Однажды няня говорит:»Не бегай ночью – волк сидитЗа нашей ригой, а в садуГуляют черти на пруду!»И в ту же ночь пошел я в сад.Не то чтоб я чертям был рад,А так – хотелось видеть их.Иду. Ночная тишинаКакой-то зоркостью полна,Как будто с умыслом притихВесь божий мир – и наблюдал,Что дерзкий мальчик затевал!И как-то не шагалось мнеВ всезрящей этой тишине.Не воротиться ли домой?А то как черти нападутИ потащат с собою в пруд,И жить заставят под водой?Однако я не шел назад.Играет месяц над прудом,И отражается на немБереговых деревьев ряд.Я постоял на берегу,Послушал – черти ни гу-гу!

Я пруд три раза обошел,Но черт не выплыл, не пришел!Смотрел я меж ветвей деревИ меж широких лопухов,Что поросли вдоль берегов,В воде: не спрятался ли там?Узнать бы можно по рогам.Нет никого! Пошел я прочь,Нарочно сдерживая шаг.Сошла мне даром эта ночь,Но если б друг какой иль врагЗасел в кусту и закричал,Иль даже, спугнутая мной,Взвилась сова над головой, –Наверно б мертвый я упал!Так, любопытствуя, давилЯ страхи ложные в себеИ в бесполезной той борьбеНемало силы погубил.Зато добытая с тех порПривычка не искать опорМеня вела своим путем,Пока рожденного рабомСамолюбивая судьбаНе обратила вновь в раба!

О Волга! после многих летЯ вновь принес тебе привет.Уж я не тот, но ты светлаИ величава, как была.Кругом всё та же даль и ширь,Всё тот же виден монастырьНа острову, среди песков,И даже трепет прежних днейЯ ощутил в душе моей,Заслыша звон колоколов.Всё то же, то же… только нетУбитых сил, прожитых лет…

Уж скоро полдень. Жар такой,Что на песке горят следы,Рыбалки дремлют над водой,

Усевшись в плотные ряды;Куют кузнечики, с луговНесется крик перепелов.Не нарушая тишиныЛенивой, медленной волны,Расшива движется рекой.Приказчик, парень молодой,Смеясь, за спутницей своейБежит по палубе: онаМила, дородна и красна.И слышу я, кричит он ей:»Постой, проказница, ужоВот догоню!..» Догнал, поймал, –И поцалуй их прозвучалНад Волгой вкусно и свежо.Нас так никто не цаловал!Да в подрумяненных губахУ наших барынь городскихИ звуков даже нет таких.

В каких-то розовых мечтахЯ позабылся. Сон и знойУже царили надо мной.Но вдруг я стоны услыхал,И взор мой на берег упал.Почти пригнувшись головойК ногам, обвитым бечевой,Обутым в лапти, вдоль рекиПолзли гурьбою бурлаки,И был невыносимо дикИ страшно ясен в тишинеИх мерный похоронный крик –И сердце дрогнуло во мне.

О Волга!., колыбель моя!Любил ли кто тебя, как я?Один, по утренним зарям,Когда еще всё в мире спитИ алый блеск едва скользитПо темно-голубым волнам,Я убегал к родной реке.Иду на помощь к рыбакам,Катаюсь с ними в челноке,

Брожу с ружьем по островам.То, как играющий зверок,С высокой кручи на песокСкачусь, то берегом рекиБегу, бросая камешки,И песню громкую поюПро удаль раннюю мою…Тогда я думать был готов,Что не уйду я никогдаС песчаных этих берегов.И не ушел бы никуда –Когда б, о Волга! над тобойНе раздавался этот вой!

Давно-давно, в такой же час,Его услышав в первый раз,Я был испуган, оглушен.Я знать хотел, что значит он, –И долго берегом рекиБежал. Устали бурлаки,Котел с расшивы принесли,Уселись, развели костерИ меж собою повелиНеторопливый разговор.»Когда-то в Нижний попадем? –Один сказал. – Когда б попастьХоть на Илью…» – Авось придем, –Другой, с болезненным лицом,Ему ответил. – Эх, напасть!Когда бы зажило плечо,

1 Тянул бы лямку, как медведь,А кабы к утру умереть –Так лучше было бы еще… –Он замолчал и навзничь лег.Я этих слов понять не мог,Но тот, который их сказал,Угрюмый, тихий и больной,С тех пор меня не покидал!Он и теперь передо мной:Лохмотья жалкой нищеты,Изнеможенные чертыИ, выражающий укор,Спокойно-безнадежный взор…Без шапки, бледный, чуть живой,Лишь поздно вечером домойЯ воротился. Кто тут был –У всех ответа я просилНа то, что видел, и во снеО том, что рассказали мне,Я бредил. Няню испугал:»Сиди, родименькой, сиди!Гулять сегодня не ходи!»Но я на Волгу убежал.

Бог весть, что сделалось со мной?Я не узнал реки родной:С трудом ступает на песокМоя нога: он так глубок;Уж не манит на островаИх ярко-свежая трава,Прибрежных птиц знакомый крикЗловещ, пронзителен и дик,И говор тех же самых волнИною музыкою полн!

О, горько, горько я рыдал,Когда в то утро я стоялНа берегу родной реки,И в первый раз ее назвалРекою рабства и тоски!..

Что я в ту пору замышлял,Созвав товарищей-детей,Какие клятвы я давал –Пускай умрет в душе моей,Чтоб кто-нибудь не осмеял!

Но если вы – наивный бред,Обеты юношеских лет,Зачем же вам забвенья нет?И вами вызванный упрекТак сокрушительно жесток?..

Унылый, сумрачный бурлак!Каким тебя я в детстве знал,Таким и ныне увидал:Всё ту же песню ты поешь,Всё ту же лямку ты несешь,В чертах усталого лицаВсё та ж покорность без конца……………………………………..………………………………….

Прочна суровая среда,Где поколения людейЖивут и гибнут без следаИ без урока для детей!Отец твой сорок лет стонал,Бродя по этим берегам,И перед смертию не знал,Что заповедать сыновьям.И, как ему, – не довелосьТебе наткнуться на вопрос:Чем хуже был бы твой удел,Когда б ты менее терпел?Как он, безгласно ты умрешь,Как он, бесплодно пропадешь,Так заметается пескомТвой след на этих берегах,Где ты шагаешь под ярмом,Не краше узника в цепях,Твердя постылые слова,От века те же: «раз да два!»С болезненным припевом «ой!»И в такт мотая головой…

НА СМЕРТЬ ШЕВЧЕНКО