Вячеслав Лейкин - Действующие лица (сборник)

«Дремота опутала нас, как лоза…»

Дремота опутала нас, как лоза,Свинцом затекла поясница.Мы спать улеглись и закрыли глаза,И время нам начало сниться.

И то, как минута тащилась, и то,Как час извернулся мгновеньем,В отверзии сна, как в лучах шапито,Не стало для нас откровеньем.

Мы время ютили в пустых словесах,Винили в малейшей напасти.Нам стрелки в ручных, как скотина, часахЕго разрезали на части.

– Вот, – думали мы, – не идея, не вещь,А нечто, предмет измеренья;Впилось незаметно, раздулось, как клещ,Не муча ни слуха, ни зренья,

И всё, и пропало, и нет его, нет.И лишь иногда, временамиСветает, смеркается, гасится свет…Но только потом, через тысячу лет,Поймёшь, как сурово за весь этот бредГосподь посмеялся над нами.

15 ноября

«Ничего не бывает даром-м-морда!» —прозвучало как бы с небес.Возможно, из недр, похоже, своих, в общем,вышло довольно внятно.Точно не ангел, они молчат, но вроде бы и не бес.Зажмурил глаза, а там никого, какие-то злые пятна.

Потягивает поверить, хорошо бы узнать, во что.Между прочим, через неделю будет месяц до двадцать второго.Некто, возникший словно из шляпы, предлагает сыграть в очко,Очкастый и тухлый, как рыболов с картины В. Г. Перова.

«Господи, – говорю, – пощади. Хотя бы лет пять скости».А он себе знай шурует повдоль, персть попирая посохом.Красота, привычно осклабясь, пытается мир спастиДоселе неведомым этому миру способом.

Видимость мыслей и мнимость бед непросто соединить,Как, допустим, свинью и, скажем, кота в колеснице царя Адмета.И всё бы сошлось по уму, по шву, но не пролезает нить,И признаков больше, правду сказать, чем самого предмета.

Утешься впрок, упечалься вспять, незримой слезой стеки;В этом сумраке ночи не разглядеть, в упор не ущупать фарта.Но до двадцать второго через неделю сущие пустяки,А там хоть чем, хоть рукой подать до света, до птиц, до марта.

По замкнутой трассе едва семеня,С мурлом о небывшем судача,Мой бог оказался умнее меня,И это – навряд ли удача.

Во всём своему потакая уму,Он то не горит, то не тонет.Он тоньше, хотя бы уже потому,Что лишней заботой не донят.

Незримое нечто он тайно сгустит,Им тайно отравит фужер твой,И слово сомлеет, и смех загрустит,И дар твой окажется жертвой.

Он в мыслях отточием, в недрах торчком,Он в горле, и в зеркале он же,А я, совокупный, слабею очкомНа перестраховочной лонже.

Мой ангел-хранитель, мой гений земной,Рекущий грешно и невнятно,Мой бог оказался не очень-то мной,Но кто проиграл, непонятно.

«Воистину поэт: всё в дело, всё в огранку…»

Я памятник себе воздвиг.

Не наступите.

Воистину поэт: всё в дело, всё в огранку,Божественный укол учуяв спозаранку,Нанизывает мир на копьецо зрачка.Всё владит в мерный стих – баранку ли, вагранку,Апрель в Ессентуках и монорим сверчка.Воистину похож, не опытом, но ликом,Скользящим вдоль чела сканирующим бликом,Мерцанием в глазу классических химер…А местность возбуждать неукротимым кликомЕсть тысячи ходов, вот первый, например:Подкрашенной водой плеснуть по трафарету,Лукаво надписать: «Себе, анахорету»,С три короба наврать, как некогда Улисс,И наконец, вопя – «Карету мне, карету!»Вдруг выскочить в носках из северных кулис.Одышливый, с лицом бескрайним, как полати,Как Бенедиктов, глух, как Вяземский, в халате,Он в Риме был бы гусь, в Афинах гусевед,Предмету вопреки умеющий некстатиТо звук перенапрячь, то перепудрить свет.Воистину судьба: не ведая препоны,Уже при жизни стричь завидные купоны,И вдруг сплошной клистир и ацидофилин,Эрато извела помпоны на тампоны,И надувной Пегас уплыл, как цеппелин.

«Мир от меня отстал. Возможно, что забыл…»

Мир от меня отстал. Возможно, что забыл.Сказать ли – повезло? Не знаю, не уверен.Неволюсь тем, что есть. Так, глядя на кобыл,Судьбу благодарит тяжелобрюхий мерин.

Так басенной лисе не в тему виноград,Так песенный сурок забил на савояра.Мир от меня уплыл: ни терний, ни наград,Лишь зеркало из тьмы подмаргивает яро.

Напрасно я считал, что нет меня средиУгрюмых долбунов, заносчивых и хитрых.Напрасно я себе командовал: «Следи» —Но не было меня ни в перечнях, ни в титрах.

Надменность красоты, насмешливость умаНапрасно я ценил и примерял напрасно.Навязчивый, как стыд, как вера, как чума,Кидался на рожон и выглядел непраздно.

Сошло. На нет и с рук. Искомая строкаКолеблется едва, влекома тёмным даром.И всё-таки я жив. Невыносим пока.И ласково дышу на ладан перегаром.

Достаточно свободные стихи про что угодно

Про свободные стихи

Мой приятель ТуловищевСочинял изумительные стихи:Чеканная рифма,Упругий ритм,И мыслям при этом былодовольно просторно.Но однаждынекий развинченный типИз тех, которые,Когда все резко сделают«Кру-гом!»,Оказываются впереди,Сказал ему: – Туловищев,Ваши стихи, конечно,вполне и весьма,Но слишком традиционны.Мой приятель опечалилсяи спросил:– А что же мне делать?– Пишите свободным стихом.– Мой стих свободен, —Гордо ответил Туловищев, —Он зависит толькоОт состояния моих мыслей.– Вы ошибаетесь, уважаемый.Свободный стих – это жанр,В котором нет местаОковам чугунного метраИ бренчащим болванчикам рифм.– Свобода – это неряшливость, —Грустно заметил мой приятель,Но к совету прислушался…Однажды в конце октябряЯ зашёл к Туловищеву домой.Он сидел весь в бинтах и гипсеИ переписывал «Онегина»Свободным стихом.– Поэзия рафинируется, —Сказал он мне доверительно, —Ни оков, ни болванчиков,Только мысль,Голая и естественная,Как задница павиана.– Что с тобой случилось?Эти бинты, этот гипс…– Хотел улететь на юг, —Ответил он с горечью, —Браконьеры не дали.– Туловищев, ты сошёл с ума! —Воскликнул я в отчаянии.– Я знаю, мне говорили.Но как жизни прибавилось,Как прибавилось жизни,Если б ты знал.

Про корни

Вертлявые шелушащиеся корниВыползают на поверхность,Снуют в неподвижной траве,Цепляются за камни и стволы,Греются на песчаном обрыве,Скрывая в незримых недрахСвязующее начало.Не так ли слова,Жужжащие, свистящие, блеющие,Сплетающиеся в речь,Порхающие в листвевечерних газет,Образующие бессмысленныесозвучия,Таят в неведомых недрахНепостижимую связь?Что единит сыча и сычуг,Лебёдку и лебеду,Сирень и сирену?Допустим, возможно вообразитьИз окон клубаКлубы табачного дыма, —Но куда мы пристроим клубни?Допустим, можно соединитьЖабу и жабры —Но при чём здесь жабо?Можно представить старину Лота,Играющего с дочерьми в лотоНа фоне цветущего лотоса,Но это будет всего лишьУсловное суесловие,Эквилибр с эквивалентами,Вензеля левизны…Однажды дерево рухнетИ корни взлетят на поверхность,Являя своё единство.Однажды пустое созвучьеИсполнится странного смыслаИ обретёт свободу.Не так ли запрошлым летомТвою фату кружевнуюС моей фатовской гримасойСвязал равнодушный Фатум?

Про время

Вдруг примерещилосьИ как-то сразу окантовалось,Будто я пережил время.Не какое-то отдельно проименованное,Типа время страстей человеческих,Время разбрасывать камниИли, скажем, время цветущей жимолости,А нормальное время,Озвученное петухами и курантами,Неторопливо стекающее по четвёртой оси.

И вот оно прекратилось, а я продолжаюсь.Его не стало, а меня когда ещё хватятся.В сущности, ничего не переменилось,Разве что стал внимательнее к своим отражениямИ завтрашний день перестал казатьсяТаким уж неотвратимо отвратительным.

А не далее как вчераИли теперь уже неважно когдаЯ слышал сквозь случайную щель,Как врач говорил какой-то неясной женщине,Что в принципе это излечимо,Но есть ли смысл.Женщина плакала,И я не вполне уверен, что от счастья.Попытался тихонько подплакать,Но не получилось, не вышло,Времени не хватило.

Про выбор