Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения
VI ЦВЕТОЧКИ С ПУСТЫРЯ
Посвящаю тени Ф.П. Карамазова
ВступлениеЛюблю ходить по пустырям,Средь сорных трав и хлама:Там все составлено из драм,Там что ни шаг, то драма.
Беззубый белый гребешок,Клочки турецкой шалиИ бесподошвенный носок –Мне много рассказали.
Скрывались долго вы в пыли,Ненужные предметы,И, наконец, во мне нашлиЛюбовного поэта.
Из пышных спален и дворцовИ из глухих хибарокСудьба приносит мертвецовПустырику в подарок.
И – завершенности любя, –Люблю я вас, огрызки!И Жизнь, и Смерть идут, губя!Все к Пустырю мы близки!
6 декабря 1908 Москва ПлевочекЛюбо мне, плевку-плевочку,По канавке грязной мчаться,То к окурку, то к пушинкеСкользким боком прижиматься.Пусть с печалью или с гневомЧеловеком был я плюнут,Небо ясно, ветры свежи,Ветры радость в меня вдунут.В голубом речном простореС волей жажду я обняться,А пока мне любо — быстроПо канавке грязной мчаться.
март 1907 Старый сюртукЯ старый, скромный сюртучок.Потерт. Изъеден молью.Повешен в темный уголок,В унылое подполье.
Здесь пауки во мне кишат,И – под покровом мрака –Супругов самочки едятСейчас же после брака.
И вот вишу я на крючкеВ подпольном заточеньиИ вижу только в паучкеВселенной отраженье.
Декабрь 1908 КОСТЬЯ – обглоданная кость.Мною брезгуют собаки.Но во мне таится злость,Как паук во мраке.Мне лежать здесь не всегда:Станут возле двое драться, –Постараюсь я тогдаПод руку попасться.Обезумеет рука,Череп чей-то вкусно хряснет;Пропадет моя тоска,Злость моя погаснет.Попаду затем я в судДля свидетельства о драке,А потом меня начнутВновь глодать собаки.
Декабрь 1908 ВеснаНа весенней травке падаль…Остеклевшими глазамиСмотрит в небо, тихо дышит,Забеременев червями.
Жизни новой зарожденьеЯ приветствую с улыбкой,И алеют, как цветочки,Капли сукровицы липкой.
6 декабря 1908 Москва Влюбленный скелетЯ давно уж на погосте.Ноют тлеющие кости.Гроб мой тих, и глух, и нем.Приходи, соседка, в гости:Истомился я совсем.
Здесь в могильной клыбелиЩели глаз в глазные щели,Полны страсти, мы вонзим.От любви мы в жизни тлели,А в могиле догорим!
Май 1908 Молитва гадаЯ – гад. Я все поганюДыханьем уст гнилыхИ счастлив, если ранюНевинных и святых.
Любовь и благородствоМне любо осквернять,Я лишь свое уродствоМогу благословлять.
Мой горб – моя отрада,Он мне всего милей,И нет прекрасней смрада,Чем смрад души моей.
Влюбленными глазамиСмотрю на гниль своюИ черными словамиСоздателя пою.
Хвала Тебе, Всесильный,За то, что я урод,За то, что червь могильныйВо мне живом живет,
За то, что я не знаюК Тебе любви живой,За то, что презираюЯ рай пресветлый Твой!
27 апреля 1910 Москва Ретроспективные воспоминанияНа свет родился я впервые птицеядом,Свирепым пауком;Имел я восемь лап, был переполнен ядомИ жил в лесу глухом.
Я бережно растил лоснящееся брюхоСреди сетей тугихИ терпеливо ждал, когда птенец иль мухаЗапутается в них.
Тогда я, не спеша, в испуганную гостьюСвой я переливалИ, жаждою томясь и сладостною злостью,Горячий труп сосал.
Цвело в моей душе, в моем паучьем телеНемного чувств тогда:Лишь ярый гнев да страх во мне всегда горели,Да похоть иногда.
Я часто издали горящими глазамиСмотрел на паучих,Я восхищался их роскошными телами,Но я боялся их.
Однажды видел я, как самкою наряднойРастерзан был сосед,И стал с тех пор смотреть на брак я безотрадноИ горестно на свет.
И, проведя всю жизнь отшельником смиренным,Я в должный час издох.Мой ядовитый труп раздавлен был надменнымНажатьем чьих-то ног.
Но вот опять живу, опять на свете беломТомлюсь под игом мук;На этот раз одет я человечьим телом,Но все же я – паук!
Как и тогда, я зол, и боязлив, и жаден,Живу в глухих углах,И если вижу я родных свирепых гадин,Меня объемлет страх.
Встает тогда в мозгу жизнь прежде прожитая,И меркнет разум мой,И воскресает вновь душа паучья, злаяВ груди моей больной.
Мне хочется тогда в углу укромном скрыться,И паутину ткать,И ядовитым ртом в немую жертву впиться,И кровь сосать, сосать!
12-17 июня 1910 МоскваЗАКЛЮЧЕНИЕ
Текели-ли!
Гигантские белые птицы то и дело
вылетают из-за завесы и исчезают
с вечным криком – Текели-ли!
Э.По
Я проклял путь, который мне отмерен,Отверг услады скованной ЗемлиИ – между льдин безжизненных затерян,
На Полюс Вечный правлю корабли.Все тихо спит под саваном тумана,Лишь птицы с криками: «Текели-ли!» –
Навстречу мне над гладью океанаЛетят, блистая смертной белизной…Их криком сердце напоследок пьяно.
И пьян, и весел белый парус мой!Как я, бестрепетно он вдаль стремитсяИ празднует прощание с Землей.
Мне ваш привет, неведомые птицы,Родней всего, что бросил я вдали,И пусть туда, назад, мой крик домчится,
Чтоб чуждо там пропеть: «Текели-ли!»Пускай – как все, – он будет там непонят,Пуская не долетит он до Земли
И в океане сумрачном потонет,Надежду обману в последний раз…Мне все равно! Мой дух уже не стонет,
Огонь сомнений навсегда погас.Сомкнулись веки под холодной пылью…Звучит, как музыка, прощальный час…
Растут в душе сверкающие крылья…Придвинулась к лицу немая твердь…И с радостью последнего усилья,
Открыв глаза, я вижу лик Твой – Смерть!
Январь 1908 МоскваТРЕУГОЛЬНИК
Вторая книга стихов 1912-1921
I ПРЕЛЕСТИ ЗЕМЛИ
Я люблю мою темную землю
Ф.Сологуб
Прелести землиПрекрасен лес весною на рассвете,Когда в росе зеленая трава,Когда березы шепчутся, как дети,И — зайца растерзав, летит в гнездо сова.
Прекрасно поле с золотистой рожьюПод огневым полуденным лучомИ миг, когда с девическою дрожьюКолосья падают под режущим серпом.
Прекрасен город вечером дождливым,Когда слезятся стекла фонарейИ в темноте, в предместье молчаливом,Бродяги пробуют клинки своих ножей.
Прекрасна степь, когда — вверху мерцая,Льют звезды свет на тихие снега,И обезумевшая волчья стаяТерзает с воем труп двуногого врага.
16 июня 1912 Москва Слава буднямЧудесней сказок и балладЯвленья жизни повседневной —И пусть их за мечтой-царевнойПоэты-рыцари спешат!
А мне милей волшебных розПыльца на придорожной травке,Церквей сияющие главкиИ вздохи буйные берез.
Пускай других к себе влекутНедосягаемые башни, —Люблю я быт простой, домашнийИ серый будничный уют.
Мелькнув, как огненный язык,Жар-птичьи крылья проблистали, –Но я люблю земные далиИ галок суетливый крик.
Жар-птица в небо упорхнет,Но я не ринусь вслед за нею.К земле любовью пламенеюИ лишь о ней душа поет.
Поет, ликует и — молясь,Благословляет все земное:Прохладу ветра, ярость зноя,Любовь и грусть, цветы и грязь!
Февраль 1914 Петербург ВеснаИсступленные быкиНа дворе ревут о тёлках,Облака светлы, легки,Пух зеленый на ветёлках.
Стали бабьи голосаПереливней и страстнее,Стали выше небесаИ темней в садах аллеи,
По полям шныряют псы,Уязвленные любовью,Наливаются овсыИзумрудной, чистой кровью.
И на всю живую тварьЛьет свой свет благословенныйЗатокудрый, мудрый царь,Наш хранитель во Вселенной!
Март 1914 Петербург Дары осениС тихой радость приемлюЩедрой осени дары:В небе рдяные ковры,Златом устланную землюИ туманы вечеровНад затишьями лугов.
Устремив бесцельно взорыВ ненаглядную лазурь,Уношусь душой от бурьВ безмятежные просторы –Волен, чист и одинокИ от битв земных далек!
Октябрь 1919 Москва Во дни войныДуша поет, не замечая,Что ныне петь бы ей не след,Что всюду – страшная и злая –Война зажгла кровавый свет.
Но пусть войной живет рассудок…Все так же радостно дыша,Красой лазурных незабудокПолна поющая душа.
В ответ шипению шрапнелиИ гулу пушек и мортирЯ тихим голосом свирелиПровозглашу: «Прекрасен Мир!»
Прекрасны гибкие травинка,Селенья, рощи и поля,И над полями паутинки,И все, что нам дает земля.
Пускай же демон бранной буриТерзает человечью плоть, –Я верю: вечен свет лазуриИ мудро-благостен Господь!
Октябрь 1914 Петербург Во дни борьбыНет ни разлада, ни унынияИ все в природе, как всегда:Все те ж на небе ризы синиеИ звезд алмазных череда.
Все с той же грустью усладительнойНа землю льется лунный свет,Все к той же цели ослепительнойЗа солнцем мчится рой планет.
И так же с веток листья падают,Чтоб новым листьям место дать, –И всюду нас в природе радуютЗакон, согласье, благодать…
Октябрь 1919 Москва На пляжеНашатавшись по грязным притонам,Опозорив себя в кабаках,Нынче глупым, невинным тритономЯ лежу на прибрежных песках.
Вижу женщин в купальных костюмах,Голых ног розовеющий цвет,Но ни смуты в разнеженных думах,Ни желаний пылающих нет!
Август 1913 Териоки Безжеланная любовьНавсегда ушла любимая –И в душе царит покой,Снова тело нелюдимоеНаслаждается собой.
Нет ни боли в нем, ни страстности,Ни стремленья обладать.Сладко стынуть в тихой ясности,Не желать, не ожидать.
Я не скуп: придет любимая –Вновь я сердце разбужу,Тело, похотью томимое,С телом пламенным свяжу.
Не придет – я так же радостноОдиночество приму, –Жить на свете белом сладостноИ с людьми, и одному!
Февраль 1915 Петербург Тоска по родинеЯ сын мулатки и француза,Родился я на корабле;Мне поцелуй священный музаНапечатлела на челе.Попав в Париж, забыл я скороРодимый мой Мадагаскар,И сладок стал мне яд позораИ оргий бешеных угар.В ночных загаженных вертепах,Абсентом горло опалив,Под звуки песенок нелепыхЯ был беспечен и счастлив.А после пьянства — спозаранкаСонет изящный был готов,И получал я по два франкаЗа строчку сделанных стишков.Так, не любя и не страдая,Быть может, долго жил бы я,Когда б не встреча роковая,Когда бы не судьба моя!На сцене, в маленьком шантанеУвидел женщину я разИ, полн таинственных желаний,Свести с неё не мог я глаз.Она густым контральто пела,Я слов её не понимал,Но вся душа во мне горелаИ руки я, дрожа, сжимал.Она едва ль была красива,Но на вопрос мой, кто она, —Ответила: «Тананариво!» —И стал я пьян, как от вина.С тех пор не знаю я покоя,Я бросил сумрачный Париж,Где все и всё вокруг чужое —Дворцы, слова и гребни крыш.Теперь я жду лишь парохода,Чтоб плыть скорей в Мадагаскар,Где ждет меня любовь, свободаИ новых, дивных песен дар!
Сентябрь 1913, Петербург В Австралии Часто копишь деньги, – копишь долго и с трудом, Да в живот продажной девке вдруг и Спустишь всё дотла. АрхилохПод солнцем овцы дремлют тупо,Шалаш мой душен, словно печь,Роняет время капли скупоИ нечем мне себя развлечь.
Я думал, будучи в дороге:Увижу резвых кенгуру,И гор неведомых отроги,И темнокожих дев игру.
Но кенгуру ушли в пустыни,Мечтам моим пришлось отцвесть –И в австралийских дебрях ныне,Как и в Европе, надо есть.
Приехав, я в Мельбурне шумномВ один веселый дом попал,Напился пьян и, став безумным,Роман с девицей завязал.
Она пила, как воду, виски,Курила много папирос,Болтала что-то по-английскиИ морщила забавно нос.
Но я столь жгучих наслажденийНе знал в парижском кабаре,Всю ночь нам пел разврата генийИ смолк на утренней заре.
Я кошелек, грустя, пощупал:Увы! там не было монет…Сиял небесный синий купол,Часы звонили на обед…
И вот слугою скотоводаЖиву один, среди овец,Далек Мельбурн, любовь, свобода –И денег не пришлет отец.
Томлюсь в моем уединеньи,Тоскую в знойной тишине,Порой пишу стихотвореньяО милой, о родной стране.
О даме, встреченной в Мельбурне,Мечтаю до потери сил:Я не видал очей лазурней,Я женщин жгучей не любил!
Как только месячную платуЗа труд мой адский получу,Опять восторгу и развратуСебя я радостно вручу.
Лаская пламенные груди,Целуя алые уста,Забуду я часы безлюдий,Забуду я, как жизнь пуста!
Январь 1915 Петербург Египетский раб Посв. Н.П. ХлебниковуЯ – бедный раб. Жестокой палкойМоя изранена спина.Одна отрада в жизни жалкойМне чашка мутного вина.
Писцы находят пропитаньеВ чертогах царских без труда,А мне – работа, и страданье,И бесконечная нужда.
Но в месяц трудовой однаждыИ я бываю богачом,Когда, томясь от сладкой жажды,В присяду за столом.
Служанка пальмовую водкуВ большой амфоре принесет –И чаша первая мне глоткуОгнем приятным обожжет.
А от второй – мечты лихиеЗакружат голову мою,И я – забыв побои злые, –Как птица, песню запою.
Сосед мой пьяный засмеется,Хозяин крикнет: «Замолчи!» –– А завтра снова мне придетсяТаскать на вышку кирпичи…
Август 1918 Орел Шудра …мы силу любви Одной невозможностью мерим. З.Н. ГиппиусШудра темный, в низшей кастеЯ рожден, чтоб жить рабомИ смирять порывы страстиОтреченьем и трудом.
На божественных брахмановЯ очей не смел поднятьИ о тайне божьих плановНе дерзал и помышлять.
Духом зависти не мучимИ трудясь в чужих полях,Перед кшатрием могучимПовергался я во прах.
И питаясь черствым хлебомИз оборышей зерна,Я склонялся перед небом,Где царила тишина.
А когда мне дхарма шудрыСтановилась тяжела,Я твердил себе, что мудрыВ Божьем мире все дела.
Но теперь мечтой мятежнойВзволновал мне демон кровьИ внушил к браманке нежнойБезрассудную любовь.
Златопламенные кудриИ лазурь ее очейНе дают покоя шудреВ раскаленной тьме ночей.
Мне змея своим укусомПринесла бы меньше бедНо недаром я ИндусомРодился на белый свет.
Коль она с презренным шудройВновь затеет разговор,Отверну от златокудройМой горящий жадно взор.
Пусть багряной розой ранаВ сердце гибнущем цветет, –Никогда на дочь браманаЖалкий раб не посягнет.
Сам Господь воздвиг вначалеСтены, грани между каст, –И, дающий нам печали,Он ли помощи не даст?
Он ли чистым дуновеньемПламень злой не угасит,Он ли сладостным забвеньемНашу боль не утолит?
Но коль будет роковуюДочь брамана длить игру,Я смертельно затоскуюИ безропотно умру.
Слышал я о пальме чудной,Дивной пальме Талипот,Что в тиши лесов безлюднойВ одиночестве растет.
Эта пальма цветом нежнымПокрывается лишь разИ в уборе белоснежномПознает свой смертный час.
Так и шудра, темный, пленный,В мир загробный перейдетОдинокий, но блаженный,Словно пальма Талипот!
Март 1916 Петербург Завет бедняку Paupertatis onus pacienter ferre memento У. Лэнгли («Piers the Plowman»)Полюби свое грубое платьеИ в дешевой харчевне обед,Площадной потаскушки объятьяИ коптилки мигающий свет.
Полюби свою горькую бедность,Преклонись пред суровой судьбой,Пусть наложит смертельную бледностьНа лицо твое голод лихой.
Не бунтуй, не желай, не завидуй,Непрестанно весь мир славословь,Не порочь себя злою обидой,Но да будет с тобою любовь.
Эта бедная жизнь неповторна, –Значит: вся она – сладостный дар,Значит, – скорбь человечья позорнаИ достойна презренья и кар.
И лохмотья, и язвы земныеСлаще ангельских песен в раю, –Так люби ж твои дни горевыеИ голодную бедность твою!
Февраль 1915 ПетербургII ГЛУХИЕ УГЛЫ