Данте Алигьери - Божественная комедия

Песнь пятая

Так я сошел, покинув круг начальный,Вниз во второй; он менее, чем тот,Но больших мук в нем слышен стон печальный.

Здесь ждет Минос[55], оскалив страшный рот;Допрос и суд свершает у порогаИ взмахами хвоста на муку шлет.

Едва душа, отпавшая от бога,Пред ним предстанет с повестью своей,Он, согрешенья различая строго,

Обитель Ада назначает ей,Хвост обвивая столько раз вкруг тела,На сколько ей спуститься ступеней.

Всегда толпа у грозного предела;Подходят души чередой на суд:Промолвила, вняла и вглубь слетела.

«О ты, пришедший в бедственный приют, —Вскричал Минос, меня окинув взглядомИ прерывая свой жестокий труд, —

Зачем ты здесь, и кто с тобою рядом?Не обольщайся, что легко войти!»И вождь в ответ: «Тому, кто сходит Адом,

Не преграждай сужденного пути.Того хотят — там, где исполнить властныТо, что хотят. И речи прекрати».

И вот я начал различать неясныйИ дальний стон; вот я пришел туда,Где плач в меня ударил многогласный.

Я там, где свет немотствует всегдаИ словно воет глубина морская,Когда двух вихрей злобствует вражда.

То адский ветер, отдыха не зная,Мчит сонмы душ среди окрестной мглыИ мучит их, крутя и истязая.

Когда они стремятся вдоль скалы,[56]Взлетают крики, жалобы и пени,На господа ужасные хулы.

И я узнал, что это круг мученийДля тех, кого земная плоть звала,Кто предал разум власти вожделений.

И как скворцов уносят их крыла,В дни холода, густым и длинным строем,Так эта буря кружит духов зла

Туда, сюда, вниз, вверх, огромным роем;Там нет надежды на смягченье мукИли на миг, овеянный покоем.

Как журавлиный клин летит на югС унылой песнью в высоте надгорной,Так предо мной, стеная, несся круг

Теней, гонимых вьюгой необорной,И я сказал: «Учитель, кто они,Которых так терзает воздух черный?»

Он отвечал: «Вот первая, взгляни:Ее державе многие языкиВ минувшие покорствовали дни.

Она вдалась в такой разврат великий,Что вольность всем была разрешена,Дабы народ не осуждал владыки.

То Нинова венчанная жена,Семирамида, древняя царица;Ее земля Султану отдана.

Вот нежной страсти горестная жрица,[57]Которой прах Сихея оскорблен;Вот Клеопатра, грешная блудница.

А там Елена, тягостных временВиновница; Ахилл, гроза сражений,Который был любовью побежден;

Парис, Тристан». Бесчисленные тениОн назвал мне и указал рукой,Погубленные жаждой наслаждений.

Вняв имена прославленных молвойВоителей и жен из уст поэта,Я смутен стал, и дух затмился мой.

Я начал так: «Я бы хотел ответаОт этих двух,[58] которых вместе вьетИ так легко уносит буря эта».

И мне мой вождь: «Пусть ветер их пригнетПоближе к нам; и пусть любовью молитИх оклик твой; они прервут полет».

Увидев, что их ветер к нам неволит:«О души скорби! — я воззвал. — Сюда!И отзовитесь, если Тот позволит!»[59]

Как голуби на сладкий зов гнезда,Поддержанные волею несущей,Раскинув крылья, мчатся без труда,

Так и они, паря во мгле гнетущей,Покинули Дидоны скорбный ройНа возглас мой, приветливо зовущий.

«О ласковый и благостный живой,Ты, посетивший в тьме неизреченнойНас, обагривших кровью мир земной;

Когда бы нам был другом царь вселенной,Мы бы молились, чтоб тебя он спас,Сочувственного к муке сокровенной.

И если к нам беседа есть у вас,Мы рады говорить и слушать сами,Пока безмолвен вихрь, как здесь сейчас.

Я родилась над теми берегами,[60]Где волны, как усталого гонца,Встречают По с попутными реками.

Любовь сжигает нежные сердца,И он пленился телом несравнимым,Погубленным так страшно в час конца.

Любовь, любить велящая любимым,Меня к нему так властно привлекла,Что этот плен ты видишь нерушимым.

Любовь вдвоем на гибель нас вела;В Каине[61] будет наших дней гаситель».Такая речь из уст у них текла.

Скорбящих теней сокрушенный зритель,Я голову в тоске склонил на грудь.«О чем ты думаешь?» — спросил учитель.

Я начал так: «О, знал ли кто-нибудь,Какая нега и мечта какаяИх привела на этот горький путь!»

Потом, к умолкшим слово обращая,Сказал: «Франческа, жалобе твоейЯ со слезами внемлю, сострадая.

Но расскажи: меж вздохов нежных дней,Что было вам любовною наукой,Раскрывшей слуху тайный зов страстей?»

И мне она: «Тот страждет высшей мукой,Кто радостные помнит временаВ несчастии; твой вождь тому порукой.

Но если знать до первого зернаЗлосчастную любовь ты полон жажды,Слова и слезы расточу сполна.

В досужий час читали мы однаждыО Ланчелоте сладостный рассказ;[62]Одни мы были, был беспечен каждый.

Над книгой взоры встретились не раз,И мы бледнели с тайным содроганьем;Но дальше повесть победила нас.

Чуть мы прочли о том, как он лобзаньемПрильнул к улыбке дорогого рта,Тот, с кем навек я скована терзаньем,

Поцеловал, дрожа, мои уста.И книга стала нашим Галеотом![63]Никто из нас не дочитал листа».

Дух говорил, томимый страшным гнетом,Другой рыдал, и мука их сердецМое чело покрыла смертным потом;

И я упал, как падает мертвец.

Песнь шестая