Сергей Соловьев - Собрание Стихотворений
Надо отметить, что Италия сыграла значимую роль в истории семьи Соловьева. Мать поэта, Ольга Коваленская, в 1879 г. училась живописи у художника флорентийской художественной Академии, для нее, по свидетельству сына, Италия стала «второй родиной». Сам Соловьев провел с семьей в Италии зиму 1890–1891 гг., побывав в Сорренто, Риме, Флоренции и Бордитере[276]. Неудивительно, что путешествие по Италии, с которым связана многогранная и художественно зрелая поэма Италия (1914), стало поводом для полной переоценки ценностей и для внутреннего переосмысления своего искусства и его идейных основ, что и отразилось в оценке поэта своих предыдущих сочинений. Поэма Италия, написанная большей частью онегинской строфой, оказалась высшим результатом стремления Соловьева к «обретению концептуального поэтического единства». В ней реализовались его требования формальной точности и стихотворного разнообразия и, одновременно, динамика переосмысления его религиозных я философских убеждений. Поэтическое путешествие по Италии стало также стимулом для глубокого размышления о красоте я святости, о собственной жизни и о судьбах своей семьи:
Страна цветов! в мечтах влюбленныхХраню я, как заветный клад,Твоих фиалок благовонныхЧуть слышный, легкий аромат;Златовоздушные мимозы,Вдоль стен виющиеся розыИ рощи пальм по склонам гор.Их каждый год сечет топорВ священный дар, на праздник Рима.Олива, искривись от мук,Простерла узловатый сук,В листве из голубого дыма.В ее тени ронял ХристосРосу окровавленных слез.
Здесь мой отец мечтой упорной.Забыв о настоящем зле,От жизненной юдоли чернойЛетел к своей святой земле.И пели пальмы и маслиныЕму о рае ПалестиныИ трогали его до слез.Не чаял он грядущих грозИ брату слал привет любовныйНа север, в темную Москву…А тот, во сне и наявуГорел идеею церковной,За что его равно бранилБезбожник и славянофил.
Неслучайно новый поэтический сборник, четвертый, вышедший в 1914 г., куда и вошла поэма Италия, получил название Возвращение в дом отчий, которое красноречиво указывало на возвращение поэта к подлинным истокам, семейным, христианским.
Сборник был посвящен другу отца поэта, епископу Трифону, и само посвящение засвидетельствовало о коренных изменениях в мировоззрении поэта. Это сильно отражено, например, в стихотворении В Галиции:
Там веры совершались чудеса,Там ждет давно народ многострадальный,Там нас зовут Богемии печальнойПриветливо шумящие леса.
В 1915 г. Соловьев принимает духовный сан и в феврале 1916 г. рукоположен в священники. Отказ от предыдущих философских убеждений, от языческого эдонизма, от любимого классика Гёте, от концепций неохристианства (от Мережковского до антропософии) отражен в его религиозной книге Богословские и критические очерки (1916).
В поэтической перспективе отмечается также значительная перемена, которая хорошо вырисовывается, если сравнить, например, поэму Италия с циклом Призраки Италии 1922 года. Классический контекст поэмы Италия, написанный еще верным поклонником Гёте, сменяется медитативным, элегическим тоном поэта-священника; холодную симметрию классических форм и идеалов сменяют платоническая тема дантевской VitaNuova и образ святого Франциска. Конечно, в данном переходе орошается и новый подход к русской классической поэзии. Теперь ощутимо влияние позднего, «религиозного» Пушкина, философской лирики Баратынского. Критикой указано и возможное знакомство Соловьева с Фракийскими элегиями В. Г.Теплякова[277]. Интересно еще отметить, как комплексный образ Италии и ее духовный пласт важны для творческих и идейных тенденций позднего Соловьева, когда он редактирует незавершенный брюсовский перевод вергилиевой Энеиды, доводит его до конца (кн. VIII — ХII) и размышляет о значении и судьбе вечного города Рима (см. его стихотворение 1924 г. Эней у берегов Лациума).
Довольно трудно проследить дальше сложное и противоречивое развитие идейных и религиозных убеждений Соловьева, от «всплеска патриотизма и мессианических чаяний»[278] военного времени, когда поэт еще отстаивает преимущество православия перед католицизмом, до восторженного восприятия католицизма (особенно после поездки 1915 г. в Галицию), когда он по стопам дяди, Вл. Соловьева, стал поддерживать примирение и сближение церквей. Чуть позже, после Февральской революции, Соловьев стал призывать к воссоединению церквей во вселенской церкви, к восстановлению единства с Римом. Победу большевизма Соловьев истолковал как торжество антиевропейских и антихристианских начал. В этой перспективе он не мог приветствовать скифство и восприятие Блоком и Белым русской революции, как не мог приветствовать и новые славянофильские настроения в русской духовной культуре. После окончания Духовной академии в 1918 г. Соловьев переселился в Саратовский край, где жил и служил два года. Об этом периоде он писал в поэме Чужбина (1922). После переезда в Балашов произошел окончательный распад семьи: жена его бросила, и Соловьев вернулся в Москву один. Здесь в 1920 г. он не без долгих колебаний принял решение перейти в католицизм и вошел в общину католиков восточного обряда[279]. После кратковременного возвращения в 1921 г. в лоно православия, в 1924 г. Соловьев окончательно переходит в католицизм и становится католическим священником восточного обряда. Дочь поэта Наталья Сергеевна отмечает: «Силу выдержать все испытания давала религия. В начале 20-х годов Соловьев перешел в католичество, которое воспринималось как сохранившаяся твердыня веры. Католические священнослужители подвергались жестоким гонениям, и перемену конфессии в такое время можно понять как стремление к мученичеству. В 1926 г. С. М. Соловьев становится вицеэкзархом греко-католиков, главой официально не зарегистрированной общины в Москве. При этом “западником” он не стал, сохраняя веру во Вселенскую церковь и особое предназначение России»[280].
В стихотворении 1918 г., обращенном к А. В. Карташеву, Он не лжет — этот ангел на площади града Петрова…, Соловьев, как точно отметил И. Вишневецкий, синтезирует собственную историософскую концепцию, которая лежит в основе его искусства и мировоззрения, явно проектируется в его биографии[281]. История у Соловьева — динамическое противопоставление «хтонического, природного, и мироустроящего, государственнического начал» (тут явное влияние позднего Пушкина, Медного всадника); собственное участие в истории воспринято Соловьевым как «странствие или путь в образах троянско-энеевского мифа» и, наконец, восприятие Рима — как «первого и главного исторического основания вселенской Теократии»[282].
Отсюда у Соловьева органическое понимание творчества и жизни в их разных проявлениях. Отсюда его экуменический пафос, который до известной степени сближает его с Вячеславом Ивановым на основе идей Владимира Соловьева[283], идеализация Рима, что подтверждается аналогичными интересами обоих поэтов в области классической филологии, изучения античного и христианского наследия, эстетики античного театра.
Что касается дальнейшего собственно творческого пути Соловьева, помимо преподавания античной литературы в Брюсовском институте и потом в Московском университете, он примыкает к группе московских «неоклассиков» (А. Эфрос. К. Липскеров. С. Парнок и др.), участвует в альманахе Лирический круг (М., 1922), куда вошел его отклик на смерть А. Блока, стихотворение Стирфорс (герой романа Диккенса Жизнь Дэвида Копперфильда) с намеком на роль Блока в его жизни. Последняя прижизненная публикация стихов Соловьева появилась в альманахе Никитинские субботники в 1926–1927 гг. Одновременно он все интенсивнее занимается прозой, много переводит из античных (Сенека, Вергилий, Эсхил и т. д.) и из новых авторов (от Шекспира до Гёте и Мицкевича). В 1923 г. он заканчивает фундаментальный труд о дяде, Жизнь и творческая эволюция Владимира Соловьева, который был опубликован лишь в 1977 г. в Брюсселе. В то же время он занимался писанием мемуаров. Известные его Воспоминания об Александре Блоке были напечатаны в 1925 г. в Ленинграде в книге Письма Александра Блока.
Дальше Соловьев, как католический священник, был отстранен от преподавания и в феврале 1931 г. арестован и приговорен к 10 годам лагерей с заменой на ссылку в Казахстан. Из-за тяжелого психического состояния и благодаря ходатайству Максима Горького он был перевезен в психиатрическую больницу недалеко от Москвы (ст. Столбовая), позже перешел в больницу имени Кащенко. В августе 1941 г. он был эвакуирован в Казань, где и скончался 2 марта 1942 г.
