Эдуард Асадов - Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник)
День Победы в Севастополе
Майский бриз, освежая, скользит за ворот,Где-то вздрогнул густой корабельный бас,Севастополь! Мой гордый, мой светлый город,Я пришел к тебе в праздник, в рассветный час.
Тихо тают в Стрелецкой ночные тени,Вдоль бульваров, упруги и горячи,Мчатся первые радостные лучи,Утро пахнет гвоздиками и сиренью.
Но все дальше, все дальше лучи бегут,Вот долина Бельбека: полынь и камень.Ах, как выли здесь прежде металл и пламень,Сколько жизней навеки умолкло тут!..
Поле боя, знакомое поле боя,Тонет Крым в виноградниках и садах,А вот здесь, как и встарь, – каменистый прахДа осколки, звенящие под ногою.
Где-то галькой прибой шуршит в тишине.Я вдруг словно во власти былых видений.Сколько выпало тут вот когда-то мне,Здесь упал я под взрывом в густом огне,Чтоб воскреснуть и жить для иных сражений.
О мое поколенье! Мы шли с тобойРади счастья земли сквозь дымы и беды.Пятна алой зари на земле сухой –Словно память о тяжкой цене победы.
Застываю в молчании, тих и суров.Над заливом рассвета пылает знамя…Я кладу на дорогу букет цветовВ честь друзей, чьих уже не услышать словИ кто нынешний праздник не встретит с нами…
День Победы! Он замер на кораблях,Он над чашею Вечное вскинул пламя,Он грохочет и бьется в людских сердцах,Опаляет нас песней, звенит в стихах,Полыхает плакатами и цветами.
На бульварах деревья равняют строй.Все сегодня багровое и голубое.Севастополь, могучий орел! Герой!Двести лет ты стоишь над морской волной,Наше счастье и мир заслонив собою!
А когда вдоль проспектов и площадейВетераны идут, сединой сверкая,Им навстречу протягивают детей,Люди плачут, смеются, и я светлейНи улыбок, ни слез на земле не знаю!
От объятий друзей, от приветствий женщин,От цветов и сияния детских глазНет, наверно, счастливее их сейчас!Но безжалостно время. И всякий разПриезжает сюда их все меньше и меньше…
Да, все меньше и меньше. И час пробьет,А ведь это случится же поздно иль рано,Что когда-нибудь праздник сюда придет,Но уже без единого ветерана…
Только нам ли искать трагедийных слов,Если жизнь торжествует и ввысь вздымается,Если песня отцовская продолжаетсяИ вливается в песнь боевых сынов!
Если свято страну свою берегутЧесть и Мужество с Верою дерзновенной,Если гордый, торжественный наш салют,Утверждающий мир, красоту и труд,Затмевает сияние звезд вселенной.
Значит, стужи – пустяк и года – ерунда,Значит, будут цветам улыбаться люди,Значит, счастье, как свет, будет жить всегдаИ конца ему в мире уже не будет!
1984 г.Прощай, Ленинград…
Мой строгий, мой ласковый Ленинград,Ты вновь теперь назван Санкт-Петербургом.Не важно: я рад иль не очень рад,Но я, как и в юности, – твой солдат,Оставшийся самым вернейшим другом.
А почему я не слишком рад?Скажу откровенно и очень честно:Царь Петр был велик. Это всем известно.Но был ли во всем абсолютно свят?
И Русь, как коня, на дыбы вздымая,Он мыслил по-своему рай и ад.И, головы русским стократ срубая,Пред немцами шляпу снимал стократ.
И грозно стуча по сердцам ботфортами,Выстраивал жизнь на немецкий лад.И Русь до того наводнил Лефортами,Что сам был, возможно, потом не рад.
Слова, с увлеченностью чуть не детской:Гроссбух, ассамблея, штандарт, Шлиссельбург,И вот, в честь святого Петра – Петербург,Вся Русь – как под вывескою немецкой!
Потом и похлеще пошло житье:Царей на Руси – ни единого русского!Все царские семьи от корня прусскогоДа немцы голштинские. Вот и все.
– Ну что тут нелепого? – скажут мне. –Сложилось все так, как оно сложилось. –Что ж, пусть. Но скажите тогда на милость,Могло быть такое в другой стране?
Могли бы английские или французскиеКороны столетиями носитьДворянишки, скажем, заштатно-прусские,Которым и дома-то не на что жить?!
Чтоб где-то в Иране, в Канаде, в Китае лиВ креслах для самых больших чиновСидели, судили и управляли быТакие премьеры, что и не знали быНи стран этих толком, ни языков?!
Ответят: – Зачем так шутить безбожно?Народ, государственность – не пустяк! –А вот на Руси – даже очень можно!И можно, и было как раз вот так!
И разве, скажите мне, разрешили быПридумывать где-то для городовВ Норвегии, Швеции иль БразилииНазванья из чуждых им языков?
У нас же пошли из немецких словНазвания всяческие вывертывать:Ораниенбаум, Кронштадт, Петергоф,Затем – Оренбург, а в Москве – Лефортово.
Затем граф Татищев сей путь продлилИ город, что встал на седом Урале,Велел, чтоб Екатеринбургом звалиИ к царственным туфелькам положил.
О, нет. Никакой я не ретроград.И ханжества нет во мне никакого,И все-таки «град» – это слово «град»,И я ему, право, как брату, рад,А «бург» – чужеродное сердцу слово!
И вот, словно в залпах «Авроры» тая,Прошедший сквозь семьдесят лет подряд,В блокаду не дрогнувший ЛенинградУходит, главы своей не склоняя!
Как сказочный крейсер, гонимый прочь,Все флаги торжественно поднимая,Плывет он в историю, словно в ночь,Своих неразумных сынов прощая…
Плывет, отдавая печаль волнам,И в громе оркестров слова рыдают:«Наверх вы, товарищи! Все – по местам!Последний парад наступает…»
1991 г.Баллада о друге
Когда я слышу о дружбе твердой,О сердце мужественном и скромном,Я представляю не профиль гордый,Не парус бедствия в вихре шторма.
Я просто вижу одно окошкоВ узорах пыли или морозаИ рыжеватого, щуплого Лешку –Парнишку-наладчика с «Красной Розы»…
Дом два по Зубовскому проездуСтоял без лепок и пышных фасадов,И ради того, что студент АсадовВ нем жил, управдом не белил подъездов.
Ну что же – студент небольшая сошка,Тут бог жилищный не ошибался.Но вот для тщедушного рыжего ЛешкиЯ бы, наверное, постарался!
Под самой крышей, над всеми намиЖил летчик с нелегкой судьбой своей,С парализованными ногами,Влюбленный в небо и голубей.
Они ему были дороже хлеба,Всего вероятнее, потому,Что были связными меж ним и небомИ синь высоты приносили ему.
А в доме напротив, окошко в окошко,Меж теткой и кучей рыбацких снастейЖил его друг – конопатый Лешка,Красневший при девушках до ушей.
А те, на «Розе», народ языкатый,Окружат в столовке его порой:– Алешка, ты что же еще неженатый?Тот вспыхнет сразу алей заката и брякнет:– Боюсь еще… молодой…
Шутки как шутки, и парень как парень,Пройди – и не вспомнится никогда.И все-таки как я ему благодаренЗа что-то светлое навсегда!
Каждое утро перед работойОн к другу бежал на его этаж,Входил и шутя козырял пилоту:– Лифт подан. Пожалте дышать на пляж!..
А лифта-то в доме как раз и не было.Вот в этом и пряталась вся беда.Лишь «бодрая юность» по лестницам бегала,Легко, «как по нотам», туда-сюда…
А летчику просто была б хана:Попробуй в скверик попасть к воротам!Но лифт объявился. Не бойтесь. Вот он:Плечи Алешкины и спина!
И бросьте дурацкие благодарностиИ вздохи с неловкостью пополам!Дружба не терпит сентиментальности,А вы вот, спеша на работу, по крайности,Лучше б не топали по цветам!
Итак, «лифт» подан!И вот, шагая медленно в утренней тишине,Держась за перила, ступеньки считает:Одна – вторая, одна – вторая,Лешка с товарищем на спине…
Сто двадцать ступеней.Пять этажей. Это любому из нас понятно.Подобным маршрутом не раз, вероятно,Вы шли и с гостями и без гостей.
Когда же с кладью любого сортаНе больше пуда и то лишь разСлучится подняться нам в дом подчас –Мы чуть ли не мир посылаем к черту.
А тут – человек, а тут – ежедневно,И в зной, и в холод: «Пошли, держись!»Сто двадцать трудных, как бой, ступеней!Сто двадцать – вверх и сто двадцать – вниз!
Вынесет друга, усадит в сквере,Шутливо укутает потеплей,Из клетки вытащит голубей:– Ну все! Если что, присылай «курьера»!
«Курьер» – это кто-нибудь из ребят.Чуть что, на фабрике объявляется:– Алеша, Мохнач прилетел назад!– Алеша, скорей! Гроза начинается!
А тот все знает и сам.Чутьем. – Спасибо, курносый, ты просто гений! –И туча не брызнет еще дождем,А он во дворе: – Не замерз? Идем! –И снова: ступени, ступени, ступени…
Пот градом… Перила скользят, как ужи…На третьем чуть-чуть постоять, отдыхая.– Алешка, брось ты! – Сиди, не тужи!.. –И снова ступени, как рубежи:Одна – вторая, одна – вторая…
И так не день и не месяц только,Так годы и годы: не три, не пять,Трудно даже и сосчитать –При мне только десять. А после сколько?!
Дружба, как видно, границ не знает,Все так же упрямо стучат каблуки.Ступеньки, ступеньки, шаги, шаги…Одна – вторая, одна – вторая…
Ах, если вдруг сказочная рукаСложила бы все их разом,То лестница эта навернякаВершиной ушла бы за облака,Почти не видная глазом.
И там, в космической вышине(Представьте хоть на немножко),С трассами спутников наравнеСтоял бы с товарищем на спинеХороший парень Алешка!
Пускай не дарили ему цветовИ пусть не писали о нем в газете,Да он и не ждет благодарных слов,Он просто на помощь прийти готов,Если плохо тебе на свете.
И если я слышу о дружбе твердой,О сердце мужественном и скромном,Я представляю не профиль гордый,Не парус бедствия в вихре шторма,
Я просто вижу одно окошкоВ узорах пыли или морозаИ рыжеватого, щуплого Лешку,Простого наладчика с «Красной Розы».
1969 г.Подруги
