Сергей Соловьев - Собрание Стихотворений
Июль 1918 г. Дедово
«Амброзией и нектаром богов…»
Амброзией и нектаром боговПитал ты нас, когда мы были юны.О, как в руках твоих звенели струныЛатинских лир из сумрака веков.Лукреция язвительных стиховОгонь и Цицероновы перуны…Народа речь цвела фиалкой юнойУ девственных умбрийских родников.Года прошли. Ты видишь с нами всемиРазвалины дворцов и академий.Увенчан серебристой сединой,Шалуньи Лесбии ты помнишь слезы.Катулл и Плавт и этою веснойАнтичные тебе срывают розы.
К М. У
Ненастный день, осенний вечер серый,И ветра вой, и облака как дым…На твой порог, порог любви и веры,Я прихожу, усталый пилигрим.Оставлен мир. В тени твоей пещеры,Как в оны дни, сияет вечный Рим.На твой порог, порог любви и веры,Я прихожу, усталый пилигрим.Рассеяны блестящие химеры,И близок Тот, кто на земле незрим.На твой порог, порог любви и веры,Я прихожу, усталый пилигрим.
Сентябрь 23 — апрель 24
М. А. ПЕТРОВСКОМУ
Когда в таинственном туманеСинел далекий жизни путь,И, полная очарований,Меланхолическая жутьЗвала нас в замки суеверий,Ты помнишь, милый, наши сныВ весеннем засиневшем сквереВ сияньи мартовской луны?В бреду весны первоначальнойСливались смутно в мир одинВ волнах стихии музыкальнойВиденья духов и УндинИ звал к себе нас из туманаЕдиный лик, в журчаньи вод,В глазах цветов, в громах органа,В устах, алеющих как плод.Тот мир воспоминаний дорог,Но после гроз пережитых,Ну не смешно ли лет под сорокВлюбляться в змеек золотых?Но если в сердце станет серо,Приятно вечером глухимПрочесть страничку «Элексира»И за Медардом ехать в Рим.Я жду тебя во мгле собораИ там, где ладан и орган,Обнимет жарче ТеодораВсе тот же прежний Киприан.
25 февр 1925 Надовражино
К А. И. А. («Тот миг не может быть случаен…»)
Тот миг не может быть случаен,Когда, как призрак неземной,Среди Лефортовских окраинТы вдруг явилась предо мной.Среди тюремных, грозных зданийТы, безмятежная, плыла,Несокрушима средь страданийИ сверхъестественно светла.Как дева оная Сиены,Спокойно озаряла тыЗамки железные и стены,Как рая красные цветы.В одежде иноческой, скромнойУж ты предсозерцала крест,Года в цепях и в келье темной— Награду Божиих невест.Высокая, как лебедь белый,Холодная, как горный снег,Ты образ свой запечатлелаВ воспоминании навек.И ты в темнице, средь злодеев,Убийц, разбойников, как тот,Кто, распятый рукой евреев,Себя нам в пищу отдает.Гора любви, гора распятий— Твоя гора. В сей краткий мигУпала капля благодатиИ в мой скудеющий родник.
27 окт. 1926
«В древнем парке реют тени…»
В древнем парке реют тени,И смеется синий пруд.Полон тайн и сновиденийЗадремавший Чесни-Вуд.Где фиалка взором юнымОживила влажный дерн,Пала ночь, и в свете лунномБродит черный Телькингорн.Много лет в гробу семейномРылся этот черный крот.Пахнет дорогим портвейномВысохший бесцветный рот.Лэди Дэдлок! На мгновеньеЯркий луч разрезал ночь:Ты изведала забвенье,К груди прижимая дочь.И потух огонь весталки,И навек убита честь,Но весенние фиалкиВ гордом сердце будут цвесть.Но бесшумно, но упорноБлизится возмездья час:Черный призрак ТелькингорнаДвижется во мгле террас.Полночь. Выстрел. Кто застрелен?Тени реют и зовут,Но как прежде свеж и зеленЗадремавший Чесни-Вуд.Где синеют волны пруда,Там, где гуще тень аллей,Под дубами Чесни-ВудаВиден белый мавзолей.Дряхлый всадник на закатеТам замедлит бег коня,И вздыхает об утрате,Лоб крестом приосеня.В листьях дуба шепчет ветер:«О, приди, я все простил!»»Дряхлый, бедный сэр Лейчестер, —Словно выходец могил.
1926
2 ФЕВРАЛЯ
Снова, снова с ладаном и звономОстия взвилась передо мной,И Христос-младенец СимеономПринят в руки, кончен путь земной.В храме холод, но сияет синийСвод небес в предчувствии весны…Слышу голос: «Отпущаешь ныне»,Свечи вечные освящены.Семь годов назад я был поставленВ алтаре, приявши на ладоньПлоть Христа… Когда, где будешь явленДушу мне сжигающий огонь?Ближе дым и ближе пенье хора, —Вот они, воители Христа,Шествуют, не подымая взора,Все под тенью черного креста.Отроки звонят неумолимо,И идет, как судия на суд,Полновластный представитель Рима,Сжав в руках таинственный сосуд!А над ним колышутся знамёна,И блестят Марии вензеля,И с небес взирает царь Сиона.Как Ему покорствует земля!Старцы, дети слиты в общем гимне,Он растет под сводом, как гроза…Бледные, в одежде темной, зимнейДевочки проносят образа.Но пройдут два месяца, и те жеНепорочной стаей голубицБудут реять, дождь цветочный свежийПеред чашей рассыпая ниц.Загремят рыдания органа,Как любовно бьющаяся грудь…О, гряди невеста от Ливана,О, осыпьте лилиями путь.
«Бедный язычества сын!..»
Бедный язычества сын!Утро. Пылает заря.Спят все. Не спишь ты один,Страстью бессильной горя.
Тщетно на ложе любвиВ час, когда солнце взойдет,Девы своей не зови:Ныне она не придет.
Всходит иная заряС горных, далеких вершин.Плачешь ты, страстью горя,Бедный язычества сын.
«Белого призрака очи лучистые…»
Белого призрака очи лучистыеВновь предо мной.Грех омывается девственно чистоюВечной весной.
Очи блестят, как лазурь голубая,В душу глядят.Яркой звездой темный путь освещая,Тихо горят.
Ангела светлого ясные очиВновь предо мной.Светят они среди сумрачной ночиЯркой звездой.
«Было тяжко дышать. Ночь полна была чар…»
Было тяжко дышать. Ночь полна была чар.Вновь лились позабытые слезы.А восток уж алел и, как яркий пожар,Запылали небесные розы.
Трепетала душа, ожиданья полна,И ждала неземного виденья.Открывалась пред взорами тайна однаВ ароматном дыму сновиденья.
И носились в тумане, пред взором моим,Новой жизни святые намеки,И, сверкая как снег, пролетел серафимНа все ярче пылавшем востоке.
В готическом соборе
Мрак, ложася пеленой тяжелой,Принял храм в холодные объятья.В сумраке, на белизне престолаЧерное виднеется распятье.
Сводов стрельчатых стремятся очертаньяВвысь, а там, где нависают тени,В нишах каменных сереют изваяньяДревних пап, склоненных на колени.
И над мраком, тусклым и суровым,Вознеслися окна расписные.То блестят они пятном пунцовым,То светлеют, бледно-голубые.
Средь листвы, цветущей и зеленой,Облеченные в одежды алые,Там пируют у Христова лонаОт пути житейского усталые.
Но далеки эти упованья,А внизу проклятий и моленийПолон воздух сумрачного зданья…
Полон грозных, страшных откровений.В нишах каменных сереют изваяньяДревних пап, склоненных на колени.
«Спускался вечер над землею…»
