Антология - Песни и романсы русских поэтов

А. Н. Майков

Аполлон Николаевич Майков родился в 1821 году в Москве, умер в 1897 году в Петербурге. Учился он на юридическом факультете Московского университета, служил в казначействе и библиотекарем Румянцевского музея, несколько лет жил за границей (Италия, Франция). Первый сборник его стихотворений вышел в свет в 1842 году. На музыку положено свыше 70 стихотворений Майкова, некоторые из них — неоднократно: «Колыбельная» (см. примеч. к тексту), «Люблю, если тихо к плечу моему…» (В. Акименко, М. Ипполитов-Иванов, Ц. Кюи), «Осенние листья по ветру шумят…» (В. Акименко, Р. Глиэр, А. Гречанинов, М. Ипполитов-Иванов, М. Слонов, К. Шведов), «О чем в тиши ночей…» (М. Ипполитов-Иванов, Н. Римский-Корсаков, А. Рубинштейн, Н. Черепнин), «Я б тебя поцеловала…» (Б. Асафьев, Г. Конюс, Г. Спендиаров, А. Танеев, Н. Черепнин). Наиболее совершенное воплощение поэзия Майкова получила в романсах Н. Римского-Корсакова («Нимфа», «Сон в летнюю ночь», «Пан», «О чем в тиши ночей…», «Октава», «Я в гроте ждал тебя…», «Дева и солнце», «Вертоград» и др.). На тексты Майкова, кроме названных композиторов, музыку писали А. Аренский, М. Балакирев, А. Глазунов, В. Золотарев, Ф. Кёнеман, А. Лядов, С. Ляпунов, Э. Направник, В. Ребиков, Н. Соловьев, П. Чайковский и другие. В песенниках, кроме публикуемых текстов, встречаются «Испанская легенда», «Конь».

Голубенький, чистый  Подснежник-цветок!А подле сквозистый,  Последний снежок…

Последние слезы  О горе былом,И первые грезы  О счастьи ином…

Ее в грязи он подобрал;Чтоб всё достать ей — красть он стал;Она в довольстве утопалаИ над безумцем хохотала.

И шли пиры… но дни текли —Вот утром раз за ним пришли:Ведут в тюрьму… Она стоялаПеред окном и — хохотала.

Он из тюрьмы ее молил:«Я без тебя душой изныл,Приди ко мне!» Она качалаЛишь головой и — хохотала.

Он в шесть поутру был казненИ в семь во рву похоронен, —А уж к восьми она плясала,Пила вино и хохотала.

Спи, дитя мое, усни!Сладкий сон к себе мани:В няньки я тебе взялаВетер, солнце и орла.

Улетел орел домой;Солнце скрылось под водой;Ветер, после трех ночей,Мчится к матери своей.

Ветра спрашивает мать:«Где изволил пропадать?Али звезды воевал?Али волны всё гонял?»

— «Не гонял я волн морских,Звезд не трогал золотых;Я дитя оберегал,Колыбелечку качал!»

По городу плач и стенанье…Стучит гробовщик день и ночь…Еще бы ему не работать!Просватал красавицу дочь!

Сидит гробовщица за крепомИ шьет — а в глазах, как узор,По черному так и мелькаетВ цветах подвенечный убор.

И думает: «Справлю ж невесту,Одену ее, что княжну, —Княжон повидали мы вдоволь,На днях хоронили одну:

Всё розаны были на платье,Почти под венцом померла:Так, в брачном наряде, и клалиВо гроб-то… красотка была!

Оденем и Глашу не хуже,А в церкви все свечи зажжем;Подумают: графская свадьба!Уж в грязь не ударим лицом!..»

Мечтает старушка — у двери жЗвонок за звонком… «Ну, житье!Заказов-то — господи боже!Знать, Глашенька, счастье твое!»

В. В. Крестовский

Всеволод Владимирович Крестовский родился в 1840 году в с. Малая Березянка Таращинского уезда Киевской губернии, умер в 1895 году в Варшаве. Он учился на филологическом факультете Петербургского университета, с 1868 года состоял на военной службе и участвовал в русско-турецкой войне 1877–1878 годов в качестве историографа военных действий при штабе главнокомандующего, позже служил в Петербурге, Туркестане, в корпусе пограничной стражи, с 1892 года редактировал «Варшавский дневник». Первые литературные опыты Крестовского относятся ко времени пребывания его в гимназии (некоторые из них позднее появились в печати). Дебютировал он переводом оды «К Хлое» («Общезанимательный вестник» на 1857 г.) и рассказом в стихах «Без дочери» (там же). Крестовский сотрудничал во многих периодических изданиях: в «Иллюстрации», «Библиотеке для чтения», «Отечественных записках», «Сыне отечества», «Русском слове», «Русском мире», «Времени», «Эпохе», «Светоче», «Русском вестнике», «Модном магазине», «Ниве», «Заре». Его стихотворения вышли отдельным изданием (СПб., 1862). Широкую известность Крестовскому принес его роман «Петербургские трущобы» («Отечественные записки», 1864–1867). На тексты Крестовского писали музыку второстепенные и малоизвестные композиторы: И. Бородин («Я люблю как ребенок капризный…»), В. Пасхалов («На груди моей Миньоны…», «Спасибо, добрая моя…», «Что, моя нежная…»), Я. Пригожий («Нет, не к добру…»), В. Соколов («Огороды горожу…») и др. На текст стихотворения «Мать в сердцах меня журила…» романсы написали С. Донауров, П. Макаров, М. Шишкин. Некоторые стихи Крестовского стали популярными песнями. Кроме публикуемых текстов в песенниках встречаются: «Калика перехожая», «Мать в сердцах меня журила…», «Дай же ручку: каждый пальчик…» (из Гейне).

Под душистою ветвью сирениС ней сидел я над сонной рекой,И, припав перед ней на колени,Ее стан обвивал я рукой…Проносилися дымные тучки,На лице ее месяц играл,А ее трепетавшие ручкиЯ так долго, так страстно лобзал…

Погребальные свечи мерцали,В мрачных сводах была тишина,Над усопшей обряд совершали —Вся в цветах почивала она…Со слезой раздирающей мукиЯ на труп ее жадно припалИ холодные, мертвые рукиТак безумно, так страстно лобзал…

Ой, дорога ль ты, дороженька пробойная.Ты пробойная ль дороженька, прогонная!Уж много на Руси у нас дороженек,Что дорог ли шарокатных, поисхоженных:По иным гоняют царских слуг — солдатушек,По иным бредет убогий богомольный люд,От Соловок до Киева, по угодничкам,Что по третьим ли дороженькам шлют красен товарВсё купцы да молодцы, володимирцы.Широки ль уж те дорожки да укатисты,А уж шире ль, да длиннее, да утоптаннейНашей матушки-Владимирки — не быть нигде!Не одни-то по ней поручни притерлися,Не одни-то быстры ноженьки примаялись,Что и слез на ней немало ли проливано,А и песен про нее ль немало сложено!Далеко ты в даль уходишь непроглядную,Во студеную сторонушку сибирскую,Ох, дорога ль ты, дороженька пробойная,Ты пробойная ль дорожка Володимирская!

«Прости на вечную разлуку!» —Твой голос грустно прозвучал,И я пророческому звукуДушой покорною внимал.О, знала ль ты, хоть в те мгновенья,Какого горького значеньяМне этот звук исполнен был! —С ним всё, что прожито тревожно,Всё, что забыть мне невозможно,Я безвозвратно хоронил…Прости ж и ты!.. быть может, скороПойду я в светлый, дальний путь,Без желчных дум и без укораПод небом теплым отдохнуть,—И, может, сдавленное гореРазвеет ветер где-нибудьИ заглушит чужое мореВ душе печальное: «Забудь!..Забудь!..»

Полоса ль ты моя, полоса!Не распахана ты, сиротинка,И тебе не колосья краса,Не колосья краса, а былинка…

А кругом-то, кругом поглядишь —Так и зреют могучие нивы!И стоит благодатная тишь,И волнуются ржи переливы.

Но горька мне твоя нагота,Как взгляну я на ниву-то божью:Отчего ж ты одна, сирота,Не красуешься матушкой-рожью?

Знать, хозяин-то твой в кабакеЗагулял не одну уж неделю,Иль от горя — в гробовой доскеОтыскал на погосте постелю.

А быть может, и то: в кандалахПо Владимирке пахаря гонят,За широкий, за вольный размахБогатырскую силу хоронят.

И шагает он в синюю даль,Сам шагает да слезы глотает:Всё-то ниву свою ему жаль,Всё полоску свою вспоминает…

Зарастай же, моя полоса,Частым ельничком ты да березкой,И пускай же ни серп, ни косаНе сверкают отсель над полоской!

Словно ягода лесная,И укрыта и спела,Свет княгиня молодаяВ крепком тереме жила.

У княгини муж ревнивый;Он и сед и нравом крут;Царской милостью спесивый,Ведал думу лишь да кнут.

А у князя Ваня-ключник,Кудреватый, удалой,Ваня-ключник — злой разлучникМужа старого с женой.

Хоть не даривал княгинеНи монист, ни кумачу,А ведь льнула же к детине,Что сорочка ко плечу.

Целовала, миловала,Обвивала, словно хмель,И тайком с собою клалаЧто на княжую постель.

Да известным наговоромКнязь дознался всю вину,—Как дознался, так с позоромИ замкнул на ключ жену.

И дознался из передней,От ревнивых от очей,Что от самой от последнейСенной девушки своей.

«Гой, холопья, вы подите —Быть на дыбе вам в огне! —Вы подите приведитеВаньку-ключника ко мне!»

Ох, ведут к нему Ивашку,—Ветер кудри Ване бьет,Веет шелкову рубашку,К белу телу так и льнет.

«Отвечай-ко, сын ты вражий,Расскажи-ко, варвар мой,Как гулял ты в спальне княжейС нашей княжеской женой?»

— Ничего, сударь, не знаю,Я не ведаю про то!..— «Ты не знаешь? Допытаю!А застенок-то на что?..»

И работают в застенке —Только кости знай хрустят!Перешиблены коленки,Локти скручены назад.

Но молчком молчит Ивашка,И опять его ведут;В дырьях мокрая рубашка,Кудри клочьями встают;

Кандалы на резвых ножках,А идет он — словно в рай,Только хлюпает в сапожкахКровь ручьями через край…

Видит — два столба кленовых,Перекладина на них.Знать, уж мук не будет новых,Знать, готовят про других.

Отведу же я, мол, душу,Распотешусь пред концом:Уж пускай же, князь, ВанюшуХоть вспомянешь ты добром!

«Ты скажи ли мне, Ванюшка,Как с княгиней жил досель?»— «Ох, то ведает подушкаДа пуховая постель!..

Много там было попитоДа поругано тебя,А и вкрасне-то пожито,И целовано любя!

На кровати, в волю княжью,Там полежано у насИ за грудь ли, грудь лебяжью,Было хватано не раз!»

— «Ай да сказка!.. Видно хвата!Исполать, за то люблю!Вы повесьте-ко, ребята,Да шелковую петлю!»

Ветер Ванюшку качает,Что былинку на меже,А княгиня умираетВо светлице на ноже.

Д. П. Давыдов