Марк Гроссман - Синева осенних вечеров

НА КОЛДОБОИНАХ БЕЗ СИЛЫ

На колдобоинах без силыБреду, гроза их разрази!Далеких пращуров могилыПорой ищу я на Руси.В необозримой этой шири,Где ни истока, ни конца,Ветшают кладбища Сибири,Погосты Дона и Донца.Брожу по отческому краюИ с горечью твержу одно:«Нам лишний раз понять дано —Могилы тоже умирают,Как все, что было рождено».

Дон — Сибирь, 1968

НАМЕДНИ МУЗА ИЗМЕНИЛА МНЕ

Намедни муза изменила мне,В багрянце пятен крикнув: «Зауряден!»,И пусто на земле, как на луне,И, как в похмелье, сам себе отвратен.Ах, боже мой, какая стынь вокруг,В глазах не тает снежная пороша,И друг — не друг, и валится из рук,Став непомерной, будничная ноша.И не спасут ни лесть тебя, ни месть,Надейся, жди, не колотись об стену…Измену женщин можно перенесть,Как пережить поэзии измену?

1969

БОЛТЛИВОМУ ПРИЯТЕЛЮ

Дружок, я, право, еле жив,И все вокруг не рады:Стакан и вилку отложив,Не закрываешь рта ты.Такие мелкие слова,Как будто их из бреднейВесь день мололи жерноваНа мельнице соседней.Теперь ты мелешь на бедуИх сам, чтоб мельче были,И задыхаюсь я в чадуГустой словесной пыли.И черт трещотку не берет.Мы молча молим бога:«Закрой ему едою рот,Пусть помолчит немного!»

1971

Я НА СУДАХ ЗАМОРСКИХ ПЛАВАЛ

Я на судах заморских плавал,По авеню и рю бродил.Вертелись вывески, как дьявол,Глушили уши, как тротил.От губ лиловых и от челокТомило, будто в кабаке,От ваших уличных девчонокС дымком тоскливым в кулаке.Луна в чужих горах сгорала,В обвалах облачной шуги,И звезды были, как жарки́,Как очи батюшки-УралаИз-под густых бровей тайги.…Торчу на вашем перекрестке,А все иная синь видна,И одинокие березки,И рядом женщина одна, —Огнеопасна, как береста, —Зажги — и душу раскали.…И ждать непросто. Жить непростоОт нашей Родины вдали…

Монте-Карло, 1971

НА ПЛОСКОЙ ПЛОЩАДИ ВЕРСАЛЯ

Виктору Бокову,

Михаилу Бубеннову

На плоской площади ВерсаляВтроем встречаем мы зарю.Мы помним тех, что нас терзали, —Я о версальцах говорю.Да, это нас рубили саблями —Страшны им наши имена! —Да, это нас сгребала граблямиВ могилы братские война.О нет! Не из брошюр заладили!Мы знали бой и лязг оков,И ярый шепот обывателей,И умиленье пошляков.И кро́ви пролили в избытке мы,Нас в печь живьем тащил Колчак.Мы помним, как молчат под пытками,И как убитые кричат,Как брат родной идет на брата,Как Пер-Лашез горит в огне.Стена кровава и щербата,И тени трупов на стене.И боши в сгорбленном ПарижеЖуют веселые слова,И высится луна, как рыжаяАдольфа Тьера голова.Бульвары полночи, как нары, —Лежи, дыши разбитым ртом.И умирают коммунары,Чтоб жить в бессмертии потом.Мы кровью нашей оросилиВ сто лет дорогу к Октябрю.…Три коммунара из РоссииДозором врезаны в зарю.

Версаль — Париж, 1971

МАДОННА

Заунывно, как цыганеУ ночного каганца,Тянут песенку цикадыБез начала и конца.Звезды в море смотрят сонно.Тихо молится в тоскеСинеглазая мадоннаНа желтеющем песке.Худощава, как ребенок.За кого ее мольба?За матросов погребенных?За господнего раба,Что мерещится ночами,Чуть заметный, как опал,Что уехал без венчанья,Посулился — и пропал?Перекрестится, поплачет.Выжмет бедное белье.Вседержитель вдов и прачекСмотрит немо на нее.Подойду и молвлю: — Здрасте… —Руку женщине подам. —Пожелать позвольте счастья,Благоденствия, мадам.Я и сам бродяжил много.И, не веря в небеса,За меня молили богаТоже синие глаза.И меня секло песками,И мутило без дорог,И меня шторма́ таскалиВдоль бортов и поперек.Не выклянчивая милость,Коченел и я на льду,И в окопах доводилосьВидеть всякую беду.Уходил и я от смерти,С губ стирал не пот, а соль,Оттого, прошу, поверьте,Понимаю вашу боль…Над волной луна в зенитеЛьет сияние судам.Не назвался, извините.Из России я, мадам.По любви и я страдаю,Снится отчее жилье.Все, кто кормится трудами,Чтят Отечество мое.С ним горел в огне пожарищ,Промерзал насквозь, как наст.Скажет женщина: «Товарищ…»,Руку мокрую подаст.…Звезды в море смотрят сонно.Тихо молится в тоскеСинеглазая мадоннаНа желтеющем песке.

Ницца, 1971

ЗА МОРЯМИ СИНИМИ ДАЛЕКО

За морями синими далекоЯ тоску, как недуги, гоню.Говорок картавый ЛангедокаЧуть течет по главной авеню.Барышни разряжены, как чомги —С хохолками-шляпочками все.И дежурят падшие девчонкиНа своей отчаянной стезе.Век сочится кровью и слезами,Бутафорским пыжится жабо,Будто нарисованный СезанномНа холсте бульвара Мирабо.Юмор улиц глух и нераскован,Хоть ложись в тоске и погибай…Где ты, Тартарен из Тараскона,Старого Прованса краснобай?У бистро, в автомобильном хрипе,Морща неумытое чело,Сумрачно похаживают хиппиВ меховых тулупах наголо.Блеск реклам: печение и вакса,Спален идиллический уют.Песенки соленые ПровансаМенестрели местные поют.Мы в толпе толкаемся: «Простите!»,У платанов бродим налегке.Целит взглядом искоса блюстительВ мой гвардейский знак на пиджаке.Он суров, как на распутье витязь.Посреди гостей и горожан.Вы, месье ажан, не суетитесь,Не волнуйтесь, господин ажан.Я покоя улиц не нарушу,В «Негр кост» не вывешу свой стяг.Разве что себе потешу душу.Пожимая руки работяг.Вон стоят — я узнаю́ осанку,Пальцы не из кожи — из коры,Вон уже сражаются в петанку,Бьют шарами грузными в шары.Вижу их — усталых и чумазых,Говорю им не по словарю:— Здравствуйте, товарищи по классу!— Вив ла пэ![1] — еще я говорю.— В гости к нам, — советую, — пожалте. —Палец поднимаю: — Мирово́! —…И хрустит рабочее пожатьеНа пустом бульваре Мирабо.

Экс-ан-Прованс, 1971

В МАРСЕЛЕ

От внимания косея,В гаме давки и возни,Я шатаюсь по МарселюВ окруженьи матросни.Корабли неторопливы,Как бухгалтерский отчет.Запах рыбы и оливыПереулками течет.Ныне мир чужой — обуза,И вино чужое — яд,Лишь одно спасает: в рядСухогрузы из Союза,В лоск надраены, горят.И тоску мою рассеяв,Флаг алеет, ярче губ.И несется по МарселюДым Отечества из труб…

1971

Я ЛЕЖУ У ФОРШТЕВНЯ, НА БАКЕ

Я лежу у форштевня, на баке,И читаю глубин полумрак,Где вгрызаются грузные ракиВ погребенье железных коряг.Слышу каперов хриплые крики,Свист мистраля, что бьет в такелаж.И летят каравеллы и бригиНа безжалостный свой абордаж.И корма исчезает под пеной.Как дракон, оседает на дно.Это славно, что смертью отменнойНам из жизни убраться дано.Не в пуху подлокотных подушек,В бормотанье попов и тоски, —Умираем, походные души,Как и прожили век — по-мужски:Чтобы сердце сжигали пожары,В жилах сущего пенилась вновьНеуемная кровь Че Геварры,Раскаленная Дундича кровь,Чтоб волна закипала у лага,И заря у продымленных рейПламенела разливами флагаНад соленою синью морей!

Марсель, 1971

ОГОНЬ ВОСПИТЫВАЛ ЖЕЛЕЗО