Алексей Крученых - Кукиш прошлякам
но пес не испугался. больной в лихорадке и бледный вступил он в последнюю борьбу со скорпионом
«Оно было в роде скорпиона но не скорпион, а гаже и гораздо ужаснее и кажется именно тем что таких животных, в природе нет и что оно нарочно у меня явилось и что в этом самом заключается будто бы какая-то тайна. Я его очень хорошо разглядел: оно коричневое и скорлупчатое, пресмыкающийся гад длиной вершка в четыре, у головы толщиной в два пальца, к хвосту постепенно тоньше, так что самый кончик хвоста не больше десятой доли вершка.
мать кликнула Норму, нашу собаку — стройный тернеф-черный и лохматый умерла пять лет тому назад, она бросилась в комнату и стала над гадиной как вкопанная. остановился и гад но все еще извиваясь и пощелкивая по полу концами лап и хвоста. Животные не могут чувствовать мистического испуга если не ошибаюсь но в эту минуту мне показалось что в испуге Нормы было что-то как будто очень необыкновенное, как будто тоже почти мистическое и что она стало быть тоже предчувствует как и я что в звере заключается что то роковое и какая то тайна… вдруг она медленно оскалила свои страшные зубы открыла всю свою огромную красою пасть и приноровилась изловчилась решилась и вдруг схватила гада зубами.
скорлупа затрещала на ей зубах…
вдруг Норма жалобно вдвигнула; гадина таки успела ужалить ей язык. 'с визгом и воем она раскрыла от боли рот…»
мерзкое насекомое больно ужалило пса в язык.
(Норма — закон, принявший образ оперной героини, и паук).
как с больным языком бороться с проклятым скорпионом?
Апокалипсис:
«у ней (саранчи) были хвосты как у скорпионов и в хвостах ея были жала
и дано ей не убивагь людей а только мучить…
и мучение от нея подобно мучению от скорпиона когда ужалит человека»
Припадочные, больные ужаленные проходят люди у Достоевского и ближние со смущением прошмыгивают мимо — ужаленные обречены, они уж не от мира сего. и горе ужаленному — на земле ему нет места: днем и ночью воет пес мучая себя и других…
о еслибы снова найти живую плоть и воплотиться! Хоть в осла! хоть в купчиху семипудовую! — Я ослу завидую! — («Идиот»)
да в семипудовую и лучше всего—сколько в ней плоти! в бане бы попариться
«баня все поправит» — недаром говорит народ.
Смотрите как славно парится Исайка — этот представитель вечно живучего племени! каторжане и те парятся.
не жизнь им — а баня!
и когда они парятся то забывают, что на них клеймо. они тоже люди, купчихи семипудовые!
а ужаленный бежит прочь неистово крича, издавая нечеловеческие ослиные звуки… и бежит в истопленную сырую баню с плесенью и пауками по углам — вот она вечность — его вечность его смерть! Ужасная вечность… Плохая бесконечность… с радостью пробежал бы он еще квадриллион квадриллионов лишь найти покой — но напрасно этому не бывать земля убегает из-под ног и «осанна» крикнуть не придется несмотря на все желание
Может и желание смешное и глупое — но кто же осудит ужаленного! не ближние же!
те бегут от ужаленного дабы не чувствовать своего безсилия. Можно любить человечество и и человека, отвлеченного, издали, человека мертвого, но когда пред тобою беснующийся, умирающий — что сделаешь?
Расстрелять как Пушкина,
как Лермонтова,
как взбесившуюся собаку!
Здесь может помочь только чудо, только Один которому все повинуется и перед кротостью Которого смиряются бесноватые, но люди тут безсильны и проклиная всех убегает ужаленный. О, еслибы ему встретился хрустальный дворец где пирует самодовольное благополучное человечество (в некоторых сказках об этом разсказывается) с каким наслаждением он пихнулбы его, опрокинул, растоптал. Так сладко помучить, тогда и свои муки были бы в радость все тогда было бы иначе…
и бежит ужаленный ехидною и видит уже «стеклянное море смешанное с огнем и победившие зверя и образ его… стоят на этом стеклянном море держа гусли…» предсмертная усталость и сладость одолевают измученного и грезятся райские сады и слышны гусли и всепрощающий готовится он умереть…
«В любви все сольются» — но когда?
Неужели Катерина — мировая душа — полюбит навсегда Мурина? а полюбив — все примет?
Нет, нет—
«смирись, гордый человек!..»
но ближние не знают не верят и боятся подойти к нему…
ибо не было меры и числа в движениях его и словах, и в его чрезмерном умилении люди чуяли неладное.
это быд ехидный выходец из иного мира, гдй человеку трудно дышать — не хватает вовдуха…
в такой утонченный болезненно сонный мир ехал пред смертью и Тургенев: сны виденья сладость инфернального существования, безплотного и неземного наполняет его мало понятные современникам повести последних лет…
Но появились Успенский Решетников Короленко и Горький.
и пришли люди от земли пришли мужички в русскую пустыню со своими «типами» и посмотрели: сколько нечисти развелось там. это надо вывести а то «ен закуса'т» — решили мужички миром и скопом принялись за скопское дело — ловить блох собирать саранчу в дырявое решето
неуклюже допотопными способами решили исправить мир. Но удивлялись: ен прыткий никак в руку не дается. пробовали к старухе колдунье обратиться — тоже дело не ладилось и сочилась их совесть дырявым решетом… Плюнули мужички и решили так жить небось всех не с'ест— об'естся! свернулись мужички калачиком да так на голой земле и улеглись и храп пошел такой что по всей планиде загудело.
· · · · · ·
жил неподалеку один чувствительный барин и такой был аккуратный — чуть где увидит пылинку или блошку — крик на весь мир подымет:
Как можно чтоб я спокойно сидел и кушал когда такая нечистота!
скорей созвать собрание! всех артистов инженеров адвокатов пусть ловят блоху,
пусть вычистят все до последной пылинки ибо так жить нельзя!
Смеялись мужички: барское дело!
Не понимали спокойные люди о чем кричит его сиятельство
грязь, везде грязь везде блохи! — вопил между тем неженка — ваша культура и ваши науки это грязь! и ваша любовь и ваша жизнь и все! как вы можете жить, если все это замечаете?.. почему вы не мучаетесь?..
и стал неженка искать себе на земле места.
куда не заглянет — везде плохо.
Вы что тут делаете? — спросит у солидных господ
— Развратничаем!
— а эти что делают?
— Комедию ломают дурака представляют ваше сияство!
— а эти что делают?
— микробу этакую в мелкоскоп от вши взяли…
Так жить нельзя вскричал длинобородый граф сколько еще на свете живых блох и вредной саранчи а эти чем занимаются!?! Бросьте все, учитесь блохобойству! а? — гроано переспросил граф. И взяв посох и гневно оглядываясь ушел к мужичкам
— что вы милые делаете?
— так что оченно трудимся
— а что блошка какая нибудь там не мешает вам?
— Какая там блошка тут шилом не продерешь кожи — она шлифованная!
— вот это люди! подумал граф — вот где жить можно! все у них чисто, светло
Примите и меня в артель хочу тоже потрудиться
— что же становись каши небось ваше благородие много не с'ест? она у нас без масла!..
Так боровшийся всю жизнь с блохою кончил непротивлением ей!.,
а у мужичков так и застряло во ртах:
на чаек бы с ихней милости!
· · · · · ·
но тут вынурнул зверь из морской бездны с лицом моржа и черным голосом вскричал:
отныне царство блох наступило…
она сидит на троне…
а блоха недотыканная положив руки на ручки кресел говорила:
я вам внимаю мои детивоссев на отческий престолдуш скольких мне услышать Нетипозволит подданных глагол
«чур чур чурашки буки букашки веди таракашки» шептал Салогуб и потом гнусаво запел о смерти
золотой дракон развернулся и спустился с неба чтобы одеть ему на голову горшок бывший в употреблении.
«Торжественность момента» нарушил пискливый голос Мережковского увешанного куклами старинными гравюрами и картинами:
«дьявола продаю! за копейку чертик Гоголя, за ½ копейки сверхчеловек Лермонтова! Мистический сферический… Подходите, богомольчики, кликушечки, блохоборчики!..»
Кузьмин Бальмонт и Брюсов следуя обычаю мух деловито оставляли жирные следы на всех старинных изображениях героев древности…
разбуженная саранча сонно схватила Салогуба и пожевав губами изблевала его и вышел он из ее рта сморщенным рыхлым и бритым.
и стал он отфыркиваться:
мечты—обман и сон!
и закартавил триолеты земле.
Блох с Белым положили головы своя и плакали, а Мережковский укорял их:
продали революцию черту,
он нацустил на вас Цусиму и Порт-Атур, он с'ел ваш театр и башмаки, культуру и семью… кто с'ел ваш ужин?! ха-ха-ха!
