Булат Окуджава - Надежды маленький оркестрик
2. Гончар
Красной глины беру прекрасный ломотьи давить начинаю его, и ломать,плоть его мять, и месить, и молоть…И когда остановится гончарный круг,на красной чашке качнется вдругжелтый бык – отпечаток с моей руки,серый аист, пьющий из белой реки,черный нищий, поющий последний стих,две красотки зеленых, пять рыб голубых…
Царь, а царь, это рыбы раба твоего,бык раба твоего… Больше нет у него ничего.Черный нищий, поющий во имя его,от обид обалдевшего раба твоего.
Царь, а царь, хочешь, будем вдвоем рисковать:ты башкой рисковать, я тебя рисовать?Вместе будем с тобою озоровать:Бога – побоку, бабу – под бок, на кровать?!
Царь, а царь, когда ты устанешь из золота есть,вели себе чашек моих принесть,где желтый бык – отпечаток с моей руки,серый аист, пьющий из белой реки,черный нищий, поющий последний стих,две красотки зеленых, пять рыб голубых…
3. Раб
Один шажоки другой шажок,а солнышко село…О господин,вот тебе стожоки другой стожокдоброго сена!И все стога(ты у нас один)и колода меда…Пируй, господин,до нового года!Я амбар – тебе,а пожар – себе…Я рвань, я дрянь,меня жалеть опасно.А ты живи праздно:сам ешь, не давай никому…Пусть тебе – прекрасно,госпоже – прекрасно,холуям – прекрасно,а плохо пусть —топору твоему!
«Человек стремится в простоту…»
Человек стремится в простоту,как небесный камень – в пустоту,медленно сгораети за предпоследнюю чертунехотя взирает,но во глубине его очей,будто бы во глубине ночей,что-то назревает.
Время изменяет его внешность.Время усмиряет его нежность,словно пламя спички на мосту,гасит красоту.
Человек стремится в простотучерез высоту.Главные его учителя —Небо и Земля.
Эта комната
К. Г. Паустовскому
Люблю я эту комнату,где розовеет верескв зеленом кувшине.Люблю я эту комнату,где проживает ересьс богами наравне.
Где в этом, только в этомнаходят смысли ветромсмывают гарь и хлам,где остро пахнет векомчетырнадцатымс векомдвадцатым пополам.
Люблю я эту комнатубез драм и без расчета…И так за годом годлюблю я эту комнату,что, значит, в этом что-то,наверно, есть, но что-то —и в том, чему черед.
Где дни, как карты, смешивая —грядущий и начальный,что жив и что угас, —я вижу, как насмешливо,а может быть, печальноглядит она на нас.
Люблю я эту комнату,где даже давний берегтак близок – не забыть…Где нужно мало денег,чтобы счастливым быть.
«Ты – мальчик мой, мой белый свет…»
Оле
Ты – мальчик мой, мой белый свет,оруженосец мой примерный.В круговороте дней и леткакие ждут нас перемены?
Какие примут нас века?Какие смехом нас проводят?..Живем как будто в половодье…Как хочется наверняка!
Тиль Уленшпигель
Красный петух. Октябрь золотой. Тополь серебряный.Разве есть что на свете их перьев, и листьев, и пухацелебнее?Нужно к ранам (вот именно) к свежим (естественно)их приложить…Если свежие раны, конечно, вы успели уже заслужить.
Это пестрое, шумное, страстное нужно с рассвета изатемнособирать, и копить, и ценить, и хранить обязательно,чтобы к ранам (вот именно) к свежим (естественно)их приложить…если свежие раны, конечно, вы успели уже заслужить.
Как трудны эти три работенки: Надежда, Любовь иПристрастие.Оттого-то, наверно, и нет на земле работенкипрекраснее.Вот и самые свежие раны неустанно дымятся во мне…Потому что всегда и повсюду только свежие раныв цене.
Счастливчик Пушкин
Александру Сергеичу хорошо!Ему прекрасно!Гудит мельничное колесо,боль угасла,
баба щурится из избы,в небе – жаворонки,только десять минут ездыдо ближней ярмарки.
У него ремесло первый сорти перо остро.Он губаст и учен как черт,и все ему просто:
жил в Одессе, бывал в Крыму,ездил в карете,деньги в долг давали емудо самой смерти.
Очень вежливы и тихи,делами замученные,жандармы его стихина память заучивали!
Даже царь приглашал его в дом,желая при этомпотрепаться о том о семс таким поэтом.
Он красивых женщин любиллюбовью не чинной,и даже убит он былкрасивым мужчиной.
Он умел бумагу маратьпод треск свечки!Ему было за что умиратьу Черной речки.
Житель Хевсуретии и белый корабль
Агафон Ардезиани, где ж твоя чоха?Пьешь кефир в кафе, и кофе пьешь, и вновь – работа…А затея на бумаге, как строка стиха,так строга и так тиха под каплями пота.
Ты корабль рисуешь белый, грубый человек!Ты проводишь кистью белой по бумаге белой.Час проходит, как мгновенье, два мгновенья – век,каждый взмах руки и кисти стоит жизни целой.
Горец бредит кораблями: руки – в якорях.Тянет тиною от пашен, песен и подушек.Ходит в булочниках лекарь, пекарь – в токарях.Сто дорог с собою кличут – одна из них душит.
Белый-белый, как береза, борт у корабля.Белый, как перо у чайки. Он воды коснется…Чей-то сын веселый утром встанет у руля:«Ты прощай, земля!..» – и рыба под водой проснется.
Сядет твой отец убитый в тот корабль живой.Капитан команду вскрикнет. И на утре раннемпобегут барашки белые над самой головойвслед надеждам, вслед тревогам, вслед воспоминаньям.
«Мой город засыпает. А мне-то что с того?..»
Мой город засыпает. А мне-то что с того?Я был его ребенком, я нянькой был его,я был его рабочим, его солдатом был…Он слишком удивленно всегда меня любил.Он слишком отчужденно мне руку подавал,по будням меня помнил, а в праздник забывал.
И если я погибну, и если я умру,проснется ли мой город с печалью поутру?Пошлет ли на кладбище перед заходом днясвоих счастливых женщин оплакивать меня?
…Но с каждым днем все чище, все злей его люблюи из своей любови богов своих леплю.Мне ничего не надо, и сожалений нет:со мной моя гитара и пачка сигарет.
«Вселенский опыт говорит…»
Б. Слуцкому
Вселенский опыт говорит,что погибают царстване оттого, что тяжек бытили страшны мытарства.А погибают оттого(и тем больней, чем дольше),что люди царства своегоне уважают больше.
Март великодушный
У отворённых у ворот лесных,откуда пахнет сыростью, где звукистекают по стволам, стоит лесник,и у него – мои глаза и руки.
А лесу платья старые тесны.Лесник качается на качкой кочкеи все старается не прозевать весныи первенца принять у первой почки.
Он наклоняется – помочь готов,он вслушивается, лесник тревожный,как надрывается среди стволовкакой-то стебелек неосторожный.
Давайте же не будем обижатьсосновых бабок и еловых внучек,пока они друг друга учат,как под открытым небом март рожать!
Все снова выстроить – нелегкий срок,как зиму выстоять, хоть и знакома…И почве выстрелить свой стебелек,как рамы выставить хозяйке дома…
…Лес не кончается. И под его рукойлесник качается, как лист послушный…Зачем отчаиваться, мой дорогой?Март намечается великодушный!
«Мы приедем туда, приедем…»
М. Хуциеву
Мы приедем туда, приедем,проедем – зови не зови —вот по этим каменистым, по этимосыпающимся дорогам любви.
Там мальчики гуляют, фасоня,по августу, плавают в нем,и пахнет песнями и фасолью,красной солью и красным вином.
Перед чинарою голубоюпоет Тинатин в окне,и моя юность с моею любовьюперемешиваются во мне.
…Худосочные дети с Арбата,вот мы едем, представь себе,а арба под нами горбата,и трава у вола на губе.
Мимо нас мелькают автобусы,перегаром в лица дыша…Мы наездились, мы не торопимся.Мы хотим хоть раз не спеша.
После стольких лет перед бездною,раскачавшись, как на волнах,вдруг предстанет, как неизбежное,путешествие на волах.
И по синим горам, пусть не плавное,будет длиться через мир и войнупутешествие наше самое главноев ту неведомую страну.
И потом без лишнего слова,дней последних не торопя,мы откроем нашу родину снова,но уже для самих себя.
«Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем…»
