Николай Некрасов - Том 2. Стихотворения 1855-1866
«Что ты, сердце мое, расходилося?..»*
Что ты, сердце мое, расходилося?..Постыдись! Уж про нас не впервойСнежным комом прошла-прокатиласяКлевета по Руси по родной.Не тужи! пусть растет, прибавляется,Не тужи! как умрем,Кто-нибудь и об нас проболтаетсяДобрым словцом.
«Одинокий, потерянный…»*
. . . . .одинокий, потерянный,Я как в пустыне стою,Гордо не кличет мой голос уверенныйДушу родную мою.
Нет ее в мире. Те дни миновалися,Как на призывы моиЧуткие сердцем друзья отзывалися,Слышалось слово любви.
Кто виноват — у судьбы не доспросишься,Да и не всё ли равно?У моря бродишь: «Не верю, не бросишься! —Вкрадчиво шепчет оно. —
Где тебе? Дружбы, любви и участияТы еще жаждешь и ждешь.Где тебе, где тебе! — ты не без счастия,Ты не без ласки живешь…
Видишь, рассеялась туча туманная,Звездочки вышли, горят?Все на тебя, голова бесталанная,Ласковым взором глядят».
Деревенские новости*
Вот и Качалов лесок,Вот и пригорок последний.Как-то шумлив и легокДождь начинается летний,И по дороге моей,Светлые, словно из стали,Тысячи мелких гвоздейШляпками вниз поскакали —Скучная пыль улеглась…Благодарение богу,Я совершил еще разМилую эту дорогу.Вот уж запасный амбар,Вот уж и риги… как сладокТеплого колоса пар!— Останови же лошадок!Видишь: из каждых воротСпешно идет обыватель.Всё-то знакомый народ,Что ни мужик, то приятель.
«Здравствуйте, братцы!» — «Гляди,Крестничек твой-то, Ванюшка!»— «Вижу, кума! погоди,Есть мальчугану игрушка».— «Здравствуй, как жил-поживал?Не понапрасну мы ждали,Ты таки слово сдержал.Выводки крупные стали;Так уж мы их берегли,Сами ни штуки не били.Будет охота — пали!Только бы ноги служили.Вишь ты лядащий какой,Мы не таким отпускали:Словно тебя там сквозь стройВ зиму-то трижды прогнали.Право, сердечный, чуть жив;Али неладно живется?»— «Сердцем я больно строптив,Попусту глупое рвется.Ну, да поправлюсь у вас,Что у вас нового, братцы?»
«Умер третьеводни ВласИ отказал тебе святцы».— «Царство небесное! Что,Было ему уж до сотни?»— «Было и с хвостиком сто.Чудны дела-то господни!Не понапрасну продлилЭдак-то жизнь человека:Сто лет подушны платил,Барщину правил полвека!»
«Как урожай?» — «Ничего.Горе другое: покралиМного леску твоего.Мы станового уж звали.Шут и дурак наголо!Слово-то молвит, скотина,Словно как дунет в дупло,Несообразный детина!„Стан мой велик, говорит,С хвостиком двадцать пять тысяч,Где тут судить, говорит,Всех не успеешь и высечь!“ —С тем и уехал домой,Так ничего не поделав:Нужен-ста тут межевойДа епутат от уделов!В Ботове валится скот,А у солдатки АксиньиДевочку — было ей с год —Съели проклятые свиньи;В Шахове свекру снохаВилами бок просадила —Было за что… ПастухаГромом во стаде убило.Ну уж и буря была!Как еще мы уцелели!Колокола-то, колокола —Словно о пасхе гудели!Наши речонки водойНалило на три аршина,С поля бежала домой,Словно шальная, скотина:С ног ее ветер валил.Крепко нам жаль мальчугана:Этакой клоп, а отбилЭтто у волка барана!Стали Волчком его звать —Любо! Встает с петухами,Песни начнет распевать,Весь уберется цветами,Ходит проворный такой.Матка его проводила:„Поберегися, родной!Слышишь, какая завыла!“— „Буря-ста мне нипочем, —Я — говорит — не ребенок!“Да размахнулся кнутомИ повалился с ножонок!Мы посмеялись тогда,Так до полден позевали;Слышим — случилась беда:„Шли бы: убитого взяли!“И уцелел бы, да вишьКрикнул дурак ему Ванька;„Что ты под древом сидишь?Хуже под древом-то… Встань-ка!“Он не перечил — пошел,Сел под рогожей на кочку,Ну, а господь и навелГром в эту самую точку!Взяли — не в поле бросать,Да как рогожу открыли,Так не одна его мать —Все наши бабы завыли:Угомонился Волчок —Спит себе. Кровь на рубашке,В левой ручонке рожок,А на шляпенке венокИз васильков да из кашки!
Этой же бурей сожглоКрасные Горки: пониже,Помнишь, Починки село —Ну и его… Вот поди же!В Горках пожар уж притих,Ждали: Починок не тронет!Смотрят, а ветер на нихПламя и гонит, и гонит!Встречу-то поп со крестом,Дьякон с кадилами вышел,Не совладали с огнем —Видно, господь не услышал!..
Вот и хоромы твои,Ты, чай, захочешь покою?..»— «Полноте, други мои!Милости просим за мною…»
Сходится в хате моейБольше да больше народу:«Ну, говори поскорей,Что ты слыхал про свободу?»
На псарне*
Ты, старина, здесь живешь, как в аду,Воля придет — чай, бежишь без оглядки?«Нашто мне воля? куда я пойду?Нету ни батьки, ни матки,Нету никем никого,Хлеб добывать не умею,Только и знаю кричать: „Го-го-го!“Горе косому злодею!..»
1860–1861
Финансовые соображения*
Голос из провинции
Денег нет — перед деньгами.Народная пословица
Между тем как в глушиВ преферанс на грошиМы палим, беззаботно ремизясь,
Из столиц каждый часВесть доходит до насПро какой-то финансовый кризис.
Эх! вольно ж, господа,Вам туда и сюдаНеобдуманно деньги транжирить.
Надо жить поскромней,Коли нет ни рублей,Ни уменья доходы расширить.
А то роскошь у вас,Говорят, завелась,Непонятная даже рассудку.
Не играйте, молю,В ералаш по рублю,Это первое: вредно желудку.
Во-вторых, но — увы!..Рассердились уж вы:«Ты советовать нам начинаешь?»
Что ж? я буду молчать.Но ведь так продолжать —Так, пожалуй, своих не узнаешь!
Каждый графом живет:Дай квартиру в пятьсот,Дай камин и от Тура кушетку.
Одевает женуТак, что только — ну, ну!И публично содержит лоретку!
Сам же чуть не банкрут…Что ж мудреного тут,Если вы и совсем разоритесь?
Вам Прутков говорит:«Мудрый в корень глядит»,Так смотрите на нас — и учитесь!
Ведь у нас в городах,Ведь у нас в деревняхДеньги были всегда не обильны.
А о кризисе думНе вспадало на ум —Сохранял, сохраняет всесильный!
Целый год наш уездВсё готовое ест:Натащат, навезут мужичонки.
На наряды женеДа на выпивку мнеТолько вот бы и нужны деньжонки.
Что ж? добуду кой-как…А что беден бедняк,Так ведь был не богаче и прежде.
Что поднимет мужикСреди улицы крик,Непростительный даже в невежде:
«Я-де сено привезДа и отдал весь возЗа размен трехрублевой бумажки!
Лишь бы соли достать,А то стал я хворатьИ цинга появилась у Глашки», —
Так за эту бы речьМужичонку посечьДа с такой бы еще прибауткой:
«Было что разменять,А ты смел рассуждать —Важный барин, с своею Глашуткой!»
Ну и дело с концом…Больше, меньше рублем —Велика ли потеря на лаже?
А для тех, у когоВовсе нет ничего,Так совсем нечувствительно даже…
Литературная травля, или раздраженный библиограф*
