Татьяна Стрыгина - Пасхальные стихи русских поэтов

Новый Завет

Измученный жизнью суровой,Не раз я себе находилВ глаголах Предвечного СловаИсточник покоя и сил.Как дышат святые их звукиБожественным чувством любви,И сердца тревожные мукиКак скоро смиряют они!..Здесь все в чудно сжатой картинеПредставлено Духом Святым:И мир, существующий ныне,И Бог, управляющий им,И сущего в мире значенье,Причина, и цель, и конец,И Вечного Сына рожденье,И Крест, и терновый венец.Как сладко читать эти строки,Читая, молиться в тиши,И плакать, и черпать урокиИз них для ума и души!

Николай Николев

(1758 – 1815)

Возглашение Иисуса на Кресте

Приближьтесь грешники, нежнее воздохните.Но что! и взора вы не мните вознести —Неблагодарные! коль от Креста бежите,Коль Мной ругаетесь, кто ж может вас спасти?

Живого Бога грудь, где восприял рожденье,Я променил в сей день на грудь Креста – в крови!Вся потряслась земля, все небо в огорченье;Единый человек упорен, без любви!

Я лик ношу греха, страдание явленно:Не узнаю Себя; в Отце лишен утех.Душа без помощи, а тело изъязвленно;Но лишь скорблю о том, что существует грех.

О милы грешники! убежищем Мне будьте:Откройте Мне сердца, когда с Креста сойду;Я предаюся вам, хотя сто крат забудьте,Но днесь любовию да в вас любовь найду.

Любовь сильней гвоздей к Кресту Меня прижала;Любовь, не злоба Мне судила быть на нем;Она к страданию терпенье Мне стяжала,Она могущество во телеси Моем.

И та любовь есть к вам, хоть вы от ней бежите;Крест тело взял Мое, а сердце взяли вы:Но я дарю его, а вы исторгнуть мните,А вы на агнеца, как раздраженны львы.

Прости, о Отче! им; кровь, кровь Моя взывает:Я так же Бог, как Ты, но унижаюсь Я;Я так же человек, – и Он о них вздыхает: —Соедини Ты нас, и в жизнь им смерть Моя!

Борис Пастернак

(1890–1960)

Чудо

Он шел из Вифании в Ерусалим,Заранее грустью предчувствий томим.Колючий кустарник на круче был выжжен,Над хижиной ближней не двигался дым,Был воздух горяч и камыш неподвижен,И Мертвого моря покой недвижим.И в горечи, спорившей с горечью моря,Он шел с небольшою толпой облаковПо пыльной дороге на чье-то подворье,Шел в город на сборище учеников.И так углубился Он в мысли Свои,Что поле в унынье запахло полынью.Все стихло. Один Он стоял посредине,А местность лежала пластом в забытьи.Все перемешалось: теплынь и пустыня,И ящерицы, и ключи, и ручьи.Смоковница высилась невдалеке,Совсем без плодов, только ветки да листья.И Он ей сказал: «Для какой ты корысти?Какая Мне радость в твоем столбняке?Я жажду и алчу, а ты – пустоцвет,И встреча с тобой безотрадней гранита.О, как ты обидна и недаровита!Останься такой до скончания лет».По дереву дрожь осужденья прошла,Как молнии искра по громоотводу.Смоковницу испепелило дотла.Найдись в это время минута свободыУ листьев, ветвей, и корней, и ствола,Успели б вмешаться законы природы.Но чудо есть чудо, и чудо есть Бог.Когда мы в смятеньи, тогда средь разбродаОно настигает мгновенно, врасплох.

Дурные дни

Когда на последней неделеВходил он в Иерусалим,Осанны навстречу гремели,Бежали с ветвями за Ним.

А дни все грозней и суровей,Любовью не тронуть сердец,Презрительно сдвинуты брови,И вот послесловье, конец.

Свинцовою тяжестью всеюЛегли на дворы небеса.Искали улик фарисеи,Юля перед Ним, как лиса.

И темными силами храмаОн отдан подонкам на суд,И с пылкостью тою же самой,Как славили прежде, клянут.

Толпа на соседнем участкеЗаглядывала из ворот,Толклись в ожиданье развязкиИ тыкались взад и вперед.

И полз шепоток по соседству,И слухи со многих сторон.И бегство в Египет и детствоУже вспоминались, как сон.

Припомнился скат величавыйВ пустыне, и та крутизна,С которой всемирной державойЕго соблазнял сатана.

И брачное пиршество в Кане,И чуду дивящийся стол,И море, которым в туманеОн к лодке, как по суху, шел.

И сборище бедных в лачуге,И спуск со свечою в подвал,Где вдруг она гасла в испуге,Когда воскрешенный вставал…

Гефсиманский сад

Мерцаньем звезд далеких безразличноБыл поворот дороги озарен.Дорога шла вокруг горы Масличной,Внизу под нею протекал Кедрон.Лужайка обрывалась с половины.За нею начинался Млечный Путь.Седые серебристые маслиныПытались вдаль по воздуху шагнуть.В конце был чей-то сад, надел земельный.Учеников оставив за стеной,Он им сказал: «Душа скорбит смертельно,Побудьте здесь и бодрствуйте со Мной».Он отказался без противоборства,Как от вещей, полученных взаймы,От всемогущества и чудотворства,И был теперь, как смертные, как мы.Ночная даль теперь казалась краемУничтоженья и небытия.Простор вселенной был необитаем,И только сад был местом для житья.И, глядя в эти черные провалы,Пустые, без начала и конца,Чтоб эта чаша смерти миновалаВ поту кровавом Он молил Отца.Смягчив молитвой смертную истому,Он вышел за ограду. На землеУченики, осиленные дремой,Валялись в придорожном ковыле.Он разбудил их: «Вас Господь сподобилЖить в дни Мои, вы ж разлеглись, как пласт.Час Сына Человеческого пробил.Он в руки грешников Себя предаст».И лишь сказал, неведомо откудаТолпа рабов и скопище бродяг,Огни, мечи и впереди – ИудаС предательским лобзаньем на устах.Петр дал мечом отпор головорезамИ ухо одному из них отсек.Но слышит: «Спор нельзя решать железом,Вложи свой меч на место, человек.Неужто тьмы крылатых легионовОтец не снарядил бы Мне сюда?И волоска тогда на Мне не тронув,Враги рассеялись бы без следа.Но книга жизни подошла к странице,Которая дороже всех святынь.Сейчас должно написанное сбыться,Пускай же сбудется оно. Аминь.Ты видишь, ход веков подобен притчеИ может загореться на ходу.Во имя страшного ее величьяЯ в добровольных муках в гроб сойду.Я в гроб сойду и в третий день восстану,И, как сплавляют по реке плоты,Ко Мне на суд, как баржи каравана,Столетья поплывут из темноты».

Магдалина

Чуть ночь, мой демон тут как тут,За прошлое моя расплата.Придут и сердце мне сосутВоспоминания разврата,Когда, раба мужских причуд,Была я дурой бесноватойИ улицей был мой приют.

Осталось несколько минут,И тишь наступит гробовая.Но раньше, чем они пройдут,Я жизнь свою, дойдя до края,Как алавастровый сосуд,Перед тобою разбиваю.

О, где бы я теперь была,Учитель мой и мой Спаситель,Когда б ночами у столаМеня бы вечность не ждала,Как новый, в сети ремеслаМной завлеченный посетитель.

Но объясни, что значит грех,И смерть и ад, и пламень серный,Когда я на глазах у всехС Тобой, как с деревом побег,Срослась в своей тоске безмерной.

Когда Твои стопы, Исус,Оперши о свои колени,Я, может, обнимать учусьКреста четырехгранный брусИ, чувств лишаясь, к телу рвусь,Тебя готовя к погребенью.

У людей пред праздником уборка.В стороне от этой толчеиОбмываю миром из ведеркаЯ стопы пречистые Твои.

Шарю и не нахожу сандалий.Ничего не вижу из-за слез.На глаза мне пеленой упалиПряди распустившихся волос.

Ноги я Твои в подол уперла,Их слезами облила, Исус,Ниткой бус их обмотала с горла,В волосы зарыла, как в бурнус.

Будущее вижу так подробно,Словно Ты его остановил.Я сейчас предсказывать способнаВещим ясновиденьем сивилл.

Завтра упадет завеса в храме,Мы в кружок собьемся в стороне,И земля качнется под ногами,Может быть, из жалости ко мне.

Перестроятся ряды конвоя,И начнется всадников разъезд.Словно в бурю смерч, над головоюБудет к небу рваться этот Крест.

Брошусь на землю у ног распятья,Обомру и закушу уста.Слишком многим руки для объятьяТы раскинешь по концам Креста.

Для кого на свете столько шири,Столько муки и такая мощь?Есть ли столько душ и жизней в мире?Столько поселений, рек и рощ?

Но пройдут такие трое сутокИ столкнут в такую пустоту,Что за этот страшный промежутокЯ до Воскресенья дорасту.

На Страстной